Душа без признаков жизни - Софи Баунт

Многотомные знания. Миллионы лет истории хранятся на этих извивающихся полках, которые переплетаются и создают целый лабиринт вокруг центрального атриума.

По словам Кастивиля, основные рукописи находятся здесь, но часть спрятана в подвалах, куда вход разрешен лишь по указанию серафимов.

Феликс шаркал ногами по каменному полу. Ловил каждый разговор. Всё равно о чем. Занудные жалобы стражников о бесконечно длинной смене? Поподробней! Рассказы библиотекарей о тлетворно вонючих мышах в подвале? Что-что? Дайте два! Любой звук вытягивал уши рупором. Попутно Феликс старался рассмотреть названия книг.

В углу томились могучие валы похрустывающих манускриптов — их, один за другим, восстанавливали асуры. Не вручную, конечно. Куда проще — суют в серебристую пыхтящую коробку и достают копию. А у самих важное дело: вино пригубливать. Принюхавшись, можно учуять запах свежих книг (ну и выпивки). Феликс предвкушал, как по возвращении прошуршит все ряды этих величественных библиотек, где полки скрипят под тяжестью вкусных знаний.

Книга — единственная любовь, которую он знал когда-то. В детстве. Под красивой или ветхой обложкой скрывалось спасение и компания. Феликс не был силен или ловок. Знания… вот что стало его оружием, клинком: опасным или полезным. Их нельзя было отобрать. Мысли — не убить. Ему нравилось представлять, что открывая книгу, мир вокруг исчезает, растворяется, а на смену приходит совсем иной — тот, где никто тебя не унизит, не предаст, не станет издеваться. И он прикасался к мягким, шуршащим страницам вновь и вновь, проникаясь иллюзией, возвращаясь «домой».

— Потом расскажу, что нового привезли за время твоего отсутствия, если хочешь, — предложил учитель.

Феликс сказал, что хочет и попытался вспомнить, о чем они говорили. Это место заставило забыть даже о том, зачем он сюда прибыл.

Чересчур много всего цепляло взгляд. Он обратил внимание и на стены с колоннами, которые прорезали цветные гравюры с изображением исторических событий. Историю в Обители определенно восхваляют. Пустого кусочка обоев не сыщешь. Кругом запечатлены сцены прошлого и портреты людей — красивых либо очень уродливых: с тремя глазами, рогами или поросячьей кожей, но здесь таких много ходит. Не удивишь.

Голова снова задребезжала. Феликс потер зудящий висок — гул усилился, кажется, кто-то выгрызает путь в мозги, завывает и вопит. Скорее! Я здесь! Забери! Бьет и бьет по черепу.

— Что скривился? — Кастивиль потрепал за плечо.

— Меня кто-то зовет…

— Конечно, зовет. Посох. В нем частичка твоей души. Если будешь где-то оставлять, он дыру в голове тебе выжрет, пока не вернешься.

«То есть, эта вещь как мой ребенок?» — подумал Феликс.

Каким-то образом он смог угомонить надоедливое хныканье в голове, помассировал лоб и зашагал дальше.

Несколько залов были украшены пейзажами самых красивых мест галактики. Среди них отыскалась карта Земли. Голограммами по ней бегали маленькие фигурки призраков с упоминанием астрального этажа — они тихо цокотали по стенам, шебуршились, точно муравьи.

Захотелось остановиться, изучить местность других планет. Это ведь поразительно! Столько цивилизаций существует в галактике, а люди и о своей-то не всё знают. Порыв любопытства прервал Кастивиль — учитель потащил Феликса прочь.

Книжные полки остались позади.

Глазам предстал купольный зал, уставленный артефактами. Они были понатыканы, как грибы в лесу после дождя. Здесь хранились: карты Обители, какую он видел в баре, оружие, накрахмаленная одежда и украшения, переливающиеся от лучей центральной люстры.

— Вот и он! — с воодушевлением бросил Кастивиль. — Этот посох называют — ва́джра.

Они вошли в полупустую, прохладную комнату с пьедесталом посередине, на котором крутился и позвякивал золотистый посох, украшенный зеленым кристаллом.

Голова загудела. Словно втиснулась в плотный слой жгучего воздуха сауны.

— Он мой? — уточнил Феликс, подходя ближе. Взял посох в руки и почувствовал, как каждый дюйм тела пронизывает прилив жара, прилив сил и уверенности. Посыпались искры. По комнате разлетелись световые волны. — И что именно эта штука делает?

— Поможет тебе связывать темную материю и кварки. Научись управлять бетоном и строительными кирпичами материи и сможешь создавать всё из ничего. Посох усиливает твою энергетику и тем самым дает больше возможностей объединять отдельно существующие частицы. Соединять между собой темную материю и кварки в адроны, адроны в атомы, а атомы в молекулы.

— Это какая-то магия?

— Да по сути… физика. Мы же не первые люди. Твой отец лично выбирал материалы для создания ваджры. Когда-то у него был похожий.

Феликс пошатнулся и поставил посох на место:

— Ты сказал — отец? Я… я могу с ним увидеться?

— Нет, конечно. Он серафим и давно находится в высшем мире на планете Сатьян.

«Единственный, кто мог бы мне объяснить, что происходит, пребывает неизвестно где. Хотя чему я удивляюсь?» — рассудил Феликс. Он собрался было вцепиться в Кастивиля с тирадой вопросов, но в один миг вокруг тела вспыхнул синий огненный шар, в пламени которого проявилась физиономия рассерженного Глэма.

— С тобой хотят связаться через портальную свечу, — пояснил Кастивиль.

— И как мне ответить?

Кастивиль пошарил в кармане мантии и достал комок голубого воска, кинул Феликсу и велел поджечь фитиль от полыхающего вокруг шара. Феликс вытянул руку и почувствовал укус огненного языка.

В глазах взорвался яркий свет и перед ним уже стояли Андриан с Гламентилом. Судя по выражению лиц — с огромным желанием его избить. А посох засунуть в задницу.

— Ты хоть представляешь, что мог натворить?! — завопил Глэм.

— И вот этот визг я слушал полдня, — пожаловался Андриан, но мгновенно притих под пожирающим взглядом наставника.

На плече блондина теперь сидело нечто, похожее на комок змей, но присмотревшись, Феликс понял, что у рептилии тело ящерицы с двумя змеиными головами, и чем больше Гламентил выплескивал злость, тем сильнее оно рычало, шипело и клацало маленькими оливковыми челюстями.

— Глэм? Тебе то, что нужно от Августина? — удивился Кастивиль.

Волосы на голове Гламентила встали дыбом.

— Августина? — медленно переспросил он и уменьшился в размерах. — Это… это тем, который сразу херувимом должен стать?

— Как тебя вообще асуром сделали, если ты даже одну душу от другой не в состоянии отличить?

Андриан фыркнул и с глумливой улыбкой процедил сквозь зубы:

— Замечательно. Феликс и так считает, что ему все должны ноги облизывать, так теперь еще, оказывается, после смерти он станет важной персоной.

— В смысле после смерти? — взвизгнул Кастивиль. — Глэм?!

Феликс почувствовал пинок коленом в поясницу и понял,