Наши люди в Шанхае - Наталья Манухина

— Понятно.

Я снова крепко зажмурилась.

Моя девочка вошла в вестибюль. Высокие потолки, деревянные панели. Достаточно мрачно, внушительно, все в казенном стиле интерьера середины прошлого века. Это действительно вестибюль, никак не холл.

Девочка посмотрела налево и поздоровалась с портье, молодым человеком в синей хлопковой толстовке, стоящим за конторкой.

— Ни хао, Натаса, — улыбнулся он.

Девочка повернула направо и направилась к лифту.

— Тунчжи, маманди! — неожиданно для себя громко сказала я и вопросительно посмотрела на Алсуфьева. — Что я сейчас сказала? Так говорили лифтеру, чтобы он подождал и не отправлял лифт?

— Верно, Наташечка, — растроганно сказал он. — Лифтеру кричали: «Тунчжи, маманди!», что значит «Товарищ, момент!».

— Товарищ? «Тунчжи» это по-китайски «товарищ»?

— Абсолютно верно. Товарищ. Помнишь в пекинской опере китайца за соседним столиком? Он крикнул мне «тунчжи!».

— Помню, — скрепя сердце призналась я. — Только мне тогда показалось, что он крикнул вовсе не это. Мне послышалось слово «туше!». Вот почему я так сильно испугалась.

— Туше? Но это же на французском. Тебе показалось, что китаец крикнул мне по-французски?

— Сережа, я, в отличие от тебя, не знаю французского языка, но я знаю, что в фехтовании «туше» это значит касание. Укол! А твой китаец радостно заорал «туше!» именно в тот момент, когда копье вонзилось в спинку твоего стула.

Я изо всех сил пыталась оправдать свое вчерашнее поведение. Какой дурой, должно быть, выглядела я в глазах Алсуфьева. Полной дурой и трусихой!

Всех переполошила. И в опере, и в отеле. Стыдно представить. Даже не верится, что это была я.

До конца жизни, наверное, буду съеживаться от неловкости при одной только мысли о пекинской опере. Вот уж действительно тот самый случай: как вспомнишь, так вздрогнешь. Хоть в оперу теперь не ходи!

Еще и разговор этот дурацкий затеяла вчера за завтраком. Поистине, у страха глаза велики!

Какие тайны? Господи ты боже мой! Кому мы нужны со своими замшелыми тайнами? Ведь столько лет прошло!

Битва с тенями прошлого!

Верочке спасибо надо сказать. Это с ее подачи я и папу своего, царство ему небесное, вспомнила, и Алексея Евгеньевича покойного сюда же приплела. Что было, чего не было и быть никогда не могло — все в одну кучу смешала. Понапридумывала себе, бог знает что.

Какое-то воспаленное воображение!

— У тебя живое воображение, Наташечка, — сказал Алсуфьев, словно прочитал мои мысли. — Живое воображение и феноменальная память. Я и представить себе не мог, что ты столько всего помнишь.

— Скажешь тоже, — я расплылась в улыбке, не сумев скрыть удовольствия, — феноменальная память! Скажи, пожалуйста… Я просто хочу себя лишний раз проверить… Сережа? Лифтер? Он ведь был в белой униформе?

Алсуфьев радостно закивал:

— Совершенно верно, Наташечка, совершенно верно. Лифтеры, в отличие от портье, носили не синюю, а белую форму. Лифтеры и уборщики были в белом, охрана и портье в синем.

Я удовлетворенно кивнула:

— Можем идти. Мне кажется, я все вспомнила.

Алсуфьев толкнул дверь, и мы вошли в сверкающий холл «Парк Отеля».

Я разочарованно крутила головой во все стороны. Ничего мало-мальски похожего на то, что я только что себе представляла.

Роскошь, мрамор, светлые тона. Абсолютно ничего общего с интерьером нашего старого доброго «Пикарди».

Разве что ресепшен тоже находится слева, а лифты — справа.

Алсуфьев между тем вступил в оживленную дискуссию об истории «Парк Отеля» с молодым китайцем за стойкой для портье.

Обе стороны показали хорошее знание предмета, но к консенсусу не пришли.

Портье твердо стоял на своем: ему ничего неизвестно о том, что «Парк Отель» был некогда временно переименован, он также ничего не может нам сказать о некоем шанхайском отеле с названием «Пикарди», так как никогда и ничего не слышал о таком.

Алсуфьев настаивал и засыпал собеседниками все новыми и новыми подробностями о мифическом отеле из нашего детства. Он добивался положительного ответа на свой отнюдь не тривиальный вопрос.

— Э-э-э, — возбужденно посверкивая очками, не унимался он, — возможно, на наш вопрос сможет ответить кто-то другой, тот, кто работает в вашем отеле уже долгие годы. Возможно, такой служащий лучше владеет этим вопросом. Не могли бы вы быть столь любезны и пригласить сюда этого человека, чтобы мы могли порасспросить у него самого.

— Нет, — молодой человек с сожалением развел руками. — В настоящий момент такого служащего в отеле, к сожалению, нет. Но вы можете пройти в наш музей. Он находится на втором этаже. Я надеюсь, что там вы найдете ответы на все вопросы, связанные с историей «Парк Отеля».

Алсуфьев рассыпался в благодарностях и направился к лифту.

Я поспешила юркнуть в сверкающую золотом и зеркалами кабину.

— Сережа, — жарко зашептала я, едва дождавшись, чтобы двери лифта закрылись, — он нас обманывает. Этот портье! Я уверена.

— Почему? — искренне удивился наивный до одурения маститый психолог.

— Потому! Ты не обратил внимания на китайца?

— На китайца?

— Ну да. Старый китаец в синей тужурке и черных матерчатых туфлях. Он стоял в том закуточке, что справа возле лифта, и все это время, пока ты разговаривал с портье, наблюдал за нами. Наблюдал и прислушивался. Мне даже показалось, что он хочет что-то сказать, а портье его не позвал. Да еще выдумал, что никого из старых сотрудников отеля сейчас нет на месте. А этот китаец тогда, по-твоему, кто?

— Не знаю, Наташечка. Я ведь не видел его.

— Правильно, ты его не видел, но я-то видела! Видела своими собственными глазами. И если уж этот старик не старый служащий отеля, то и свинья была бы не красавица!

— Ну что ты, Наташечка. Ты сегодня чудесно выглядишь, впрочем, как и всегда, — скороговоркой пробормотал Алсуфьев, внимательно изучая фотографии, развешанные по стенам холла.

— Гм, — я только рукой махнула.

Что толку объяснять Алсуфьеву, что он ошибся? Ослышался. Что вовсе не себя я имела в виду, а свинью! Это поговорка такая. Любимая поговорка моей бабушки, между прочим.

Ну что тут скажешь? Алсуфьев в своем репертуаре. Уткнулся в надписи под старыми фотографиями и весь в счастье. Не видит и не слышит ничего вокруг. Вот такой вот у меня приятель. Всю жизнь такой! С детства.

— Ну, что там? — нетерпеливо поинтересовалась я. — Нашел что-нибудь?

— Э-э-э, — пожевал губами Алсуфьев.

— Зря я тебе сразу про него не сказала. Наверное, надо было самим к нему подойти. Он так смотрел на нас, как будто узнавая. А, вдруг, он нас знает? Сережа?! А что?! Вполне вероятно. Мне ведь тоже показалось, что я его где-то видела. И он, кстати сказать, тоже смотрел на нас, как на старых знакомых. Сережа?! Ты меня слышишь?

— Я весь внимание, Наташечка. Э-э-э… Весь внимание. Смотри! На этих старых фотографиях «Парк Отель» как две капли воды похож на нашу гостиницу.

— А надпись? — я полезла в сумочку за очками. — Что там на нем написано?

— Написано «Парк Отель».

— Раз написано «Парк Отель» значит это не наш «Пикарди»! — Меня не так-то легко сбить с толку.

— Да, но здесь нет ни одной фотографии конца пятидесятых годов. Тридцатые годы, сороковые… И фотографии последних лет. — Он двинулся осматривать фото по второму кругу.

Нет, это невозможно! Терпеть не могу такую манеру ходить по музеям. Сколько раз можно рассматривать одно и то же?

— На нет и суда нет! — безапелляционно заявила я. — От того, что ты еще раз все здесь своим носом проутюжишь, ничего нового не появится.

— Это точно, Наташечка, — пробубнил он, не приходя в сознание.

Я достала фотоаппарат и сделала несколько снимков с тех фотографий, к которым прилип Алсуфьев.

— Все! Хватит, Сережа. Я тебя умоляю. — Я потрясла фотоаппаратом перед его носом. — Видишь, я уже все сфотографировала. Дома еще раз посмотрим. А сейчас пойдем лучше вниз, я хочу, чтоб ты увидел этого китайца. Пока он еще не ушел. Сережа! Говорю же тебе, он мне безумно кого-то напоминает. Чем больше думаю, тем больше в этом убеждаюсь.

Я потянула Сергея к лестнице. Мне казалось, так будет быстрее, чем спускаться на лифте.

Меня охватило непонятное возбуждение. Какой-то охотничий азарт. Так бывает, когда идешь по следу. Наверное, бывает. Я ведь никогда не была на охоте.

Едва сдерживаясь, чтобы не перепрыгивать через две ступеньки, я ринулась вниз. Алсуфьев сопел следом.

Китайца, понятное дело, на месте не оказалось!

— Вот здесь! — упавшим голосом сказала я. — Он стоял здесь, в этом самом коридорчике, и наблюдал за нами.

Я оглядела холл.

Пусто! Никого! Никого, кроме швейцара, портье и толстого американца, рассматривающего большую китайскую вазу в углу.

— Здесь, говоришь? — Алсуфьев толкнул закрытую дверь, рядом с которой мой китаец стоял всего каких-то несколько минут назад.