Я проснулась в Риме - Елена Николаевна Ронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не слушай никого! Твой отец на фронте! Ты просто маленькая была, четыре года тебе всего было, как ты помнить можешь? На фронте отец. Он – военврач, запомни, девочка! – Люба Петровна повернулась к матери: – Вот так, Варя. Пусть будет так. Сколько уж можно…
Варвара приехала в Москву из соседней деревни на заработки в семнадцать лет. Тогда это было нормой. На роль няни или домработницы она подходила идеально. Молодая, чистоплотная, спорая по хозяйству и нехитрую еду готовила быстро и аккуратно. Про деликатесы не слышала, но хозяйка, Любовь Петровна, ее быстро всему обучила. Квартира большая, три комнаты и чуланчик, где определили Варю, казалась ей чем-то вроде дворца, но только лучше. Кто его знает, есть ли в том дворце горячая вода или уборная? Как в школе учили, вроде все цари со своими горшками ходили. А здесь вон чего. Варе казалось, что она и сама живет у своих господ как барыня.
Хозяйка никогда, наверное, не работала, но дел у нее было по горло. И на рынок, и за молоком, и проследить, чтобы у мужа и сына все всегда чистое и по цвету подходило, и волосы свои гребнем расчесать, и красиво уложить в пучок, предварительно сделав хитрый начес.
Варя искренне удивлялась, как они справлялись до ее приезда? Потом уж просветили соседки на лавочке. Так няня при них жила, Витошу воспитывала. А раньше и Любоньку. До конца своих дней шустрая была. Так уже подошел ее срок. В своем чулане и преставилась. Варе поначалу лихо стало. Вдруг старая нянька являться к ней начнет во снах. Но Любовь Петровна ей подробно рассказала, какой та была чудесной и набожной, весь страх сразу и испарился.
Варя присматривалась к хозяйской жизни, все ей было впервой и как-то радостно. И посуда какая красивая, и скатерти, и нежных тканей нижнее белье хозяйки, и мешочки с лавандой, разложенные в шкафу. Девушка не боялась работы, выполняла ее с удовольствием. Если хозяйка была свободна, она всегда помогала Варе, подсказывала, учила.
Хозяйский сын, всегда с книжкой, как отец с газетой, казалось, из-под своих очков ее и не замечал. Когда вдруг его рука оказалась на ее плече, она и повернуться не смела, так и мыла дальше посуду. Но молодость взяла свое. Ей и страшно, и стыдно вспомнить, как они оказались вместе. Отказать она ему не смогла, было выше ее сил, ее и саму тянуло к этому молчаливому и серьезному молодому человеку. А стыдно было перед хозяевами. Вот ведь, они ей верят, кормят, комнатку ей определили, а она что в той комнатке вытворяет.
Скорее всего, хозяева догадывались о том, что происходит. Поняв это, Варя ужасно на них разозлилась. И на них, и на весь белый свет. Видимо, они подумали, а почему нет? Все в доме, никуда ходить не надо. Вроде как она зарплату свою и за эти услуги тоже получает.
Но когда девушка забеременела, случился скандал. И опять же никто не поговорил с Варей. Она слышала, сидя в своем чуланчике, как Вадим Антонович кричит на сына, как закатывается в слезах Любовь Петровна, но никто ни разу не зашел и не спросил Варю. А она-то что? А она сидела, притаившись, боясь только одного: вот выгонят, куда она пойдет? Кому нужна? В деревне ее никто не ждал, ее воспитывала старая тетка, которая преставилась год назад. Только бы оставили.
И ее оставили. Видимо, решили на семейном совете, что, раз уж так случилось, пусть живет дальше. Все происходило, как и раньше. Только теперь с Варей никто не разговаривал, а Витольд перестал нырять время от времени в ее конуру. Стало быть, дадут родить спокойно. А вот и спасибо.
Девочка родилась хорошая и в срок. Из роддома ее встречала Любовь Петровна. Витольд был на практике в другом городе. Вот радость была для всего их многоэтажного дома, когда вдруг из такси Варя вышла с кулечком на руках. Было о чем посудачить соседкам.
– Варька, кого родила?
– Дочку, – тихо ответила та.
– Так и поздравляем! В хорошем доме ребеночка родить – это, поди, счастье.
Сплетничали такие же домработницы, как и она. Ей было наплевать на то, что говорили, только боялась, что это будет раздражать хозяев.
Любовь Петровна поставила в чуланчике люльку, Вадим Антонович и вовсе закрылся газетой, Витольд делал вид, что все это к нему не имеет никакого отношения.
А Варя жила в вечном страхе, вдруг выгонят. Девочку она назвала Ларисой, отчество дала своего бати, которого тоже помнила смутно, в графе отец поставила прочерк. Все было решено молча.
Лариса росла бойкой девочкой, и в какой-то момент стало очевидно, она похожа на Любу. Люба это тоже видела, особенно девочку к себе не приближала, но и не делала вид, как другие члены семьи, что ее вовсе не существует. Варя из кожи вон лезла, чтобы семья не почувствовала разницы. Жизнь без ребенка в доме и с ребенком. Насколько это возможно.
На фронт Витольд также уходил молча. Прощался он только с родителями. Заскочил домой уже в шинели, за плечами – вещмешок. Из чуланчика Варя слышала, как причитает Люба, как твердо говорит с сыном отец.
Через какое-то время Витольд приоткрыл дверь в чулан. Он не зашел, стоял на пороге и смотрел на Варю и Лариску. Девочка догадалась, что нужно промолчать.
– Береги родителей. Прошу тебя. Ее тоже береги. Я вернусь, и все будет по-другому. – И он закрыл дверь. Варя сидела, пригвожденная к кровати, и боялась дышать. «Все будет по-другому». Она не ждала слов любви. Ее не удивило, что ничего не было сказано конкретно про нее. Она все повторяла про себя. «Все будет по-другому».
= 32 =
Война лихо прошлась по всем. Как-то разом сдал Вадим Антонович, мужчина постоянно болел, и в итоге ему пришлось уволиться с работы. Любовь Петровна начала продавать вещи. Было решено, что Варя должна идти работать. Естественно, в госпиталь, туда, где работал ее так называемый свекор и где уже начинал оперировать Витольд.
Вадим Антонович договорился, и Варю приняли нянечкой. Спорая Варя сразу расположила к себе весь коллектив госпиталя. Исполнительная, сердобольная. И все у нее быстро, все от сердца. Когда не хватало рук, она и за сиделку, и за медсестру.
– Тебе, Варя, учиться надо. У тебя получится, – не раз
