Суперигрушек хватает на все лето - Брайан Олдисс

Ночью Касперу приснился восхитительный сон. Он нашел спелый плод волшебной гуавы и взял его в руку. Плод раскрылся, и Каспер погрузил лицо в его ароматную мякоть, сладостно впился в нее языком, жадно всасывая и глотая мелкие семечки.

Ночлег Каспер нашел себе в Камереди. Он был неприкаянный странник — вздернутый нос, нездорового цвета лицо, растрепанные клочковатые волосы. Хотя Каспера никогда не учили хорошим манерам, ему неплохо давалось послушание побежденного. И еще ему инстинктивно поправилось местечко под названием Камереди. Это была скромная и незамысловатая копия настоящего рая. Через несколько дней он стал воспринимать его как место удивительно разумное и спокойное.

Камереди местные жители называли Местом Закона. Так считали не все, кое-кто полагал, что было и какое-то другое название, или отвергали вообще какую-либо необходимость в названии — они просто жили здесь, и этого было достаточно. Их дома выстроились вдоль обеих сторон мощеной улицы, которая заканчивалась так же, как и начиналась, — землей. Другие хижины прилепились к склону холма совсем рядом и чуть выше этих жилищ, и то, что они были меньшего размера, объяснялось не одним лишь вопросом перспективы. Рядом протекала река, небольшой говорливый водный поток, змеившийся меж огромных камней, преграждавших ей путь в долину. Берега соседних с рекой заводей поросли водяным крессом.

Детей в Камереди было на удивление мало. Они запускали воздушных змеев, боролись друг с другом, ловили в реке серебристых рыбок, визжали от удовольствия, радуясь беззаботному детству. Повсюду бродили собаки, останавливавшиеся лишь для того, чтобы почесаться или посмотреть на парящих над соломенными крышами воздушных змеев.

Работы в Камереди делалось не слишком много, по крайней мере если говорить о мужчинах. Одетые в дхоти, они сидели на корточках, курили и разговаривали, буйно жестикулируя тощими смуглыми руками. В том месте, где они обычно собирались — возле дома мистера В. К. Банерджи, — земля была усеяна красными плевками — жевание бетеля вызывало обильное слюноотделение.

Мистер Банерджи был кем-то вроде деревенского старосты. Раз в месяц он брал с собой двух дочерей и отправлялся вместе с ними в долину, чтобы заняться торговлей. Они уходили, нагруженные сотами с медом и сыром, и возвращались с запасом керосина и липкого пластыря. Каспер остановился на постой в доме мистера Банерджи, где спал на старом лежаке под раскрашенной глиняной фигуркой Шивы, божеством разрушения и личного спасения.

Каспер испытывал смертельную усталость. Он лишь недавно перестал принимать наркотики. Единственное, чего ему сейчас хотелось, — мирно сидеть на солнце и чтобы никто его не беспокоил. Каждый день он сидел на обломке скалы и смотрел вниз на деревенскую улицу. Его взгляд также скользил по высеченному из камня лингаму и устремлялся вдаль, где воздух струился от испепеляющей индийской жары. Каспера вполне устраивало то, что он нашел такое место, где от мужчин не требовалось никакой существенной работы. За козами присматривали мальчишки, за водой ходили женщины.

Сначала к нему как-то раз вернулась былая нервозность. Куда бы он ни пошел, люди улыбались ему вслед. Он никак не мог понять, почему они так ведут себя.

Как не мог понять и того, почему в Камереди нет ни засухи, ни голода.

Дочери мистера Банерджи, обе очень красивые, вызывали у Каспера страстное желание. Благодаря их заботе он удовлетворял свою потребность в пище. Они наблюдали за Каспером, прикрыв лицо растопыренными пальцами, поблескивая белоснежными зубами. Поскольку он так и не мог решить, какую из двух юных леди охотнее всего заключил бы в объятия, чтобы возлечь с ней, то не пытался ухаживать ни за одной из них. Так было проще.

Его мысли неизменно возвращались к Ли Тирено. Когда Каспер начинал думать о нем, он говорил себе, что над Камереди витает какая-то магия. И над босоногим Ли тоже. Со своего камня он наблюдал за тем, что делает босоногий Ли в течение дня. Дело было не в том, что тот проявлял большую активность, чем кто-либо другой в деревне, но время от времени Ли забирался в поросшие деревьями горы, возвышавшиеся над деревней, и исчезал из виду на несколько дней. Или же сидел в позе лотоса на своем любимом камне по нескольку часов кряду, и взгляд его был незряче устремлен вверх. По вечерам он обычно снимал свой дхоти и голый купался в заводях, питаемых водой реки.

Однажды Касперу взбрело в голову прогуляться возле одной такой заводи, когда в ней купался Ли.

— Привет! — бросил он на ходу.

— И тебе также! — ответил Ли.

Каспер не мог не заметить, что зад у Ли белый, тогда как все остальное тело такое же темное, как и у любого индийца. Дочери мистера Банерджи лепили своими изящными руками круги козьего сыра точно такого же белого цвета. В этом было нечто загадочное и немного неприличное.

Мистер Банерджи побывал во внешнем мире. Дважды в своей жизни он совершил путешествия, добираясь даже до самого Дели. Он был единственным человеком в Камереди, помимо Каспера и Ли, который немного говорил по-английски. Каспер знал несколько слов на урду, относящихся к еде и питью. От мистера Банерджи он узнал, что Ли Тирено прожил в деревне три года. По словам мистера Банерджи, Ли прибыл откуда-то из Европы, однако ни к какой нации не принадлежал. Он магическая личность, и к нему нельзя прикасаться.

— Вы не должны прикасаться, — повторил мистер Банерджи, пристально глядя на Каспера своими близорукими глазами. — Нигде.

Юные дочери мистера Банерджи захихикали и принялись отдирать кожицу с листьев подорожника, прежде чем засунуть их кончики в свои красные рты.

Магическая личность. Каким же образом Ли мог быть волшебной личностью? Каспер спросил об этом. Мистер Банерджи, как истинный мудрец, покачал головой, но объяснять ничего не стал, да и наверняка не смог бы объяснить.

Те, кто толпами устремлялся в Монюмент-Вэлли, люди, которые заказывали места на вершине плоской столовой горы или стояли, держа в руках видеокамеру, на крышах автобусов, испытывали кое-какие сомнения относительно магических способностей Ли Тирено. Их привлекала в первую очередь публичность. Они были заражены вирусом очковтирательства, происходящим из Нью-Йорка или Калифорнии. Они верили в то, что Ли был мессией.

Иначе с какой стати им реагировать на него?

Они собрались в Монюмент-Вэлли, потому что всех сильно задело известие о предстоящей перемене пола.

Или потому, что туда собрались их соседи, и они последовали их примеру.

— Ну и адское местечко, — говорили они.

Когда солнце начало клониться к закату, темнота обняла Камереди нежными объятиями старого друга — особая, присущая горам темнота, которая является редкой разновидностью света. Ожили крупные ящерицы, повылезали из своих потайных мест юркие гекконы. Тьму огласили трели козодоя, неизменный атрибут старинной романтики. Из домов потянуло запахом зажженных керосиновых ламп. В воздухе заструились ароматы вареного риса и жареной козлятины с карри. Ночные запахи поочередно отличаются то теплом, то холодом, они в чем-то похожи на прикосновение мокрых рук к коже. Крошечный мирок Камереди становится на какой-нибудь час чувственным местом, тайной солнца. Но вскоре все засыпает, чтобы просуществовать в другом мире до того мгновения, как тишину нарушит петушиный крик.

В этот потаенный час Ли пришел к Касперу Трестлю.

Каспер почти лишился дара речи. Он полусидел, полулежал на чарпое, подперев рукой голову. Ли стоял рядом и смотрел на него, его улыбка была такой же загадочной, как и улыбка Будды.

— Привет! — произнес Каспер.

— Также и тебе, — отозвался Ли.

Каспер попытался принять сидячее положение. Он смотрел на своего гостя, не в силах произнести хотя бы еще одно слово.

Ли, не тратя времени на вступление, сказал:

— Ты пробыл во вселенной достаточно долго, чтобы понять малую часть его деяний.

Каспер утвердительно кивнул.

— Ты пробыл в деревне достаточно долго, чтобы понять малую часть его деяний. — Пауза. — Поэтому я тебе кое-что расскажу.

Слова Ли показались Касперу весьма странными, несмотря на то что большую часть жизни его окружали странные люди.

— К тебе нельзя прикасаться. Почему?

Губы Ли задвигались, и с них слетела особая, им одним присущая музыка, отдельная от произносимых им звуков.

— Потому что я — сон. Я могу быть твоим сном. Если ты прикоснешься ко мне, то сразу же проснешься. Тогда… где тогда ты окажешься? — Он издал еле различимый холодный звук, почти похожий на человеческий смех.

— М-м-м… — промямлил Каспер. — Наверное, в Нью-Джерси…

После чего Ли продолжил рассказ о том, о чем хотел сообщить. Он рассказал, что жители Камереди и нескольких других соседних деревень — это отдельная разновидность раджпутов. В их среде бытовала одна легенда. Их отделили от остального своего народа неким особым сном. Сон этот приснился четыре столетия назад. Его до сих пор трепетно почитают, и он носит название Сон Великого Закона.