Немецкий мальчик - Патрисия Вастведт

— Письмо от матери Тоби, — сказала Элизабет, не сводя глаз с листка бумаги.

Элизабет, дорогая моя!

Пожалуйста, простите за это неожиданное письмо! Наш дом в Ричмонде продан, Ваши вещи отправлены в Кэтфорд, к Вашей матери, туда же сегодня отвезет Вас водитель.

Тоби отправится в Риджентс-парк. Там в доме сестры сейчас живу я с Бруно-младшим, Аннабеллъ и Бонни Мэй.

В Америке произошла какая-то катастрофа. В чем именно дело, я понять не в силах, но, похоже, все, у кого были деньги, неожиданно их потеряли. Бизнес моего мужа — что-то непостижимое, сотканное из предположений, надежды и арифметики. Сейчас ничего из этого надежным не представляется.

Достаточно объяснить суть катастрофы: люди совершали покупки на деньги, которых у них нет, а потом снова продавали, чтобы расплатиться за купленное. Если это не безумие, то обезумела я. Теперь они продают свои инвестиции, но таким образом их обесценивают. По-моему, это абсурд.

Муж говорит, Уолл-стрит давно гудела, поэтому месяц назад он вернулся в Нью-Йорк, чтобы защитить свой бизнес. К сожалению, победило безумие, а не он.

Как вам известно, я бизнесом не интересуюсь. Бруно всегда твердил, что коммерция — леса, на которых держится моя богема, нет, каменная стена, за которой она прячется. Что он имеет в виду, я никогда не понимала, но, видимо, сейчас стена рухнула и мы оказались под обломками.

Это еще не конец, муж считает, что дальше будет хуже. Фейрхевены тоже пострадали, и им придется продать виллу в Амальфи. А ведь фреска-обманка на веранде едва высохла. Бедная Кара и малышка Пикси в полном замешательстве.

Пока не купим билеты в Нью-Йорк, мы с детьми поживем у моей сестры, Франчески Брайон, которую Вы наверняка помните. Слава богу, Франческу катастрофа не затронула, у нее все сбережения хранятся в золоте. Наша мать всегда говорила, что моя сестра — царь Мидас.

Сейчас я не в состоянии мыслить логически. Когда справлюсь с головной болью, напишу снова и вышлю жалованье.

Пожалуйста, извинитесь перед друзьями за то, что наши планы резко изменились. Сами понимаете, я должна была перехватить Вас, пока Вы с Тоби не отправились в Ричмонд.

Приятной поездки! Тоби обожает этот «даймлер». Больше он его не увидит.

Пожалуй, это все. Спрашивать мужа о пони пока не решаюсь.

По дороге из Кента Тоби сидел на коленях Элизабет и нервно ерзал. Бедняга ничего не понимал, но объяснять было слишком сложно, поэтому Элизабет сообщила ему лишь самое необходимое. Она сказала, что больше не будет его няней.

— Солнышко, я постараюсь почаще тебя навещать.

— Нет, я останусь с тобой!

— Тоби, милый, мама ждет тебя в чудесном доме твоей тети Франчески. Это в Риджентс-парке, помнишь? Ты будешь играть с Бруно-младшим, Аннабелль и Бонни Мэй.

— Они никогда со мной не играют! Хочу остаться с тобой, бабушкой Лидией и Мишкой!

— Тоби, мы еще встретимся, обещаю! — Элизабет с трудом сдерживала слезы.

Мальчик заглянул ей в глаза и вдруг показался младше своих семи лет. Он сморщился и зарыдал от боли и бессилия.

— Я останусь с тобой!

И мучительному разговору не было конца.

За окнами промелькнули Английский канал, туманная Ромни-Марш, желтые хмелевые поля и яблоневые сады, заваленные опавшей листвой. Позади остались целые мили подрумяненных осенью боярышниковых изгородей, шиповника и ежевики. «Даймлер» пролетел маленькие городки Орпингтон и Бромли, потом деревню Бекенем, где коттеджи соседствовали с террасами новых кирпичных домов. В Кэтфорде живые изгороди сменились бирючиной.

Жители кэтфордской Рингстед-роуд сгорали от любопытства, когда черный «даймлер» остановился у дома мистера и миссис Моул. Мать Элизабет уже стояла на крыльце, рядом, обняв ее за плечи, пристроился мистер Моул. Казалось, они позируют для фотографии. По всей улице открывались двери.

Элизабет сидела рядом с Тоби. Его молчание в эти последние минуты было мучительнее слез. К ним повернулся водитель. Вероятно, он тоже ехал на этом «даймлере» в последний раз, поэтому не думал об условностях.

— Я позабочусь о Тоби, — пообещал он. — Он вполне может сесть впереди. Молодому джентльмену пора научиться водить машину.

Притихший Тоби послушно забрался на переднее сиденье «даймлера», а Элизабет отчаянно захотелось втиснуться рядом и попросить водителя отвезти их обратно в Кент. Не хочет она быть ничтожеством, не желает плыть по течению! Но «даймлер» уже тронулся с места, и скоро Тоби превратился в светлое пятно за стеклом.

Вот машина свернула за угол, и лицо мальчика появилось в заднем окне. Тоби наверняка перелез на заднее сиденье, чтобы посмотреть на Элизабет. Через минуту «даймлер» скрылся.

— Элизабет, милая, кентский воздух пошел тебе на пользу! — воскликнул мистер Моул.

— Ну вот, явилась! — проговорила мать. — В твоей комнате живет постоялица, в комнате Карен тоже, так что думай, как быть дальше.

18

По вторникам, после того как Рубен Хартог заканчивал утренний прием, Гюнтер Ландау пил с ним кофе и шнапс. Гюнтер шел к дому Рубена пешком, наслаждался прогулкой и предвкушал, как будет смаковать Ханнин кофе, сваренный на сливках с ванилью и бренди.

Ханна варила такой же кофе почти сорок лет назад в маленькой мансарде над книжным в Вене. Рубен изучал медицину, Гюнтер и Ханна — классическую филологию. В студенческие годы Гюнтер и Ханна были любовниками, но с легкой руки Анны-Марии Фишер их расставание прошло безболезненно.

Случилось все в библиотеке. Анна-Мария потянулась за книгой, длинные, почти до пояса, каштановые кудри рассыпались по спине. Никогда в жизни Гюнтер не видал девушек, настолько красивых со спины. Девушка обернулась — лицо оказалось непримечательное и куда менее красивое, чем у Ханны, но Гюнтер уже влюбился.

Ханна не плакала. Она нежно чмокнула Гюнтера в щеку и призналась, что они с Рубеном давно гадают, как сказать ему о своей страсти, чтобы не погубить дружбу. Спасибо Анне-Марии, благодаря ей проблема решилась.

Теперь все четверо жили в Мюнхене, счастливые и умиротворенные, и потихоньку старели. Судьба пощадила их в войну и хранила сейчас, когда многие немецкие семьи терпели лишения. У Рубена и Ханны было трое внуков, Гюнтер и Анна-Мария ждали первого.

Когда Гюнтер свернул на зеленую улицу, где жили Хартоги, настроение немного испортилось. Сообщить Рубену новость будет непросто, и Гюнтер решил сделать упор на то, что не одобряет нелепое решение сына. Мол, скоро Артур позабудет свои глупости, но сейчас Гюнтер вынужден идти у него на поводу. В конце концов, английская красавица Карен, жена Артура, ждет первенца, так что их желания придется уважать.

Открыла Ханна.

— Мой дорогой Гюнтер!

Как всегда, он удивился, увидев ее оплывшую талию и двойной подбородок. Почему-то он никак не мог свыкнуться с мыслью, что его бывшей любовнице давно не двадцать.

За Ханнину юбку цеплялась младшая внучка, и Гюнтер поднял малышку на руки. Как ему и хотелось, в доме Хартогов пахло кофе. Для Гюнтера это был аромат дружбы и студенческих времен — тогда кофе со сливками и бренди, казавшийся непозволительной роскошью, спасал от верного голода, — аромат тех далеких дней, когда он просыпался еще не с Анной-Марией, а с Ханной. Тогда она была брюнеткой, а теперь поседела. Позднее аромат кофе сопровождал ночные разговоры о книгах, политике и Боге и рассветы, когда все четверо падали с ног от усталости, ведь с кормежками и ревом грудных детей особо не выспишься.

И вот каковы они сегодня — почти не изменились, только суставы похрустывают.

— Рубен в саду, — сказала Ханна. — Ступай туда, я принесу кофе.

Гюнтер опустил малышку на пол, и та вслед за бабушкой заковыляла на кухню. Ханна до сих пор готовила сама, хотя Хартоги давно могли нанять кухарку.

Рубен в старой панаме подрезал розы.

— Что, дружище, сегодня вместо скальпеля секатор?

— В мои годы скальпель давно пора отложить, — отозвался Рубен. — Но, увы, не получается. Ночью нашему гостю на втором этаже снова было плохо. Раны загноились, один палец пришлось ампутировать до второго сустава.

— Рубен, пощади меня! Как после таких рассказов кофе пить? Вы с Ханной слишком добры. Нельзя же подбирать всех бродяг, которых побрасывают вам на крыльцо.

Гюнтер с Рубеном устроились в плетеных креслах под зонтиком.

— Он не бродяга, дружище. Его не случайно избили у моего дома и бросили мне на порог.

— Ну, ты слишком себя накручиваешь. По-прежнему считаешь, что тебе мстят за выступление против этих хулиганов?

— Уже третий раз. Не бывает таких совпадений. А вот и Ханна с нашим кофе, — поспешно прибавил Рубен.

Разговор продолжили уже втроем. Ханна спросила, как чувствуют себя Анна-Мария и Карен.