Достоевский. Литературные прогулки по Невскому проспекту. От Зимнего дворца до Знаменской площади - Борис Николаевич Тихомиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молился Достоевский в Казанском соборе и позднее, сорок лет спустя. Поборник народного движения в поддержку братьев-славян, боровшихся на Балканах за освобождение от османского ига, много писавший в «Дневнике писателя» по так называемому Восточному вопросу, который теснейшим образом был связан в его публицистике с «русской идеей», Достоевский восторженно пережил начало русско-турецкой войны 1877–1878 гг., в которой Россия ставила своей задачей освобождение православных славянских народов от многовекового турецкого владычества. Вот как это событие вспоминала жена писателя, Анна Григорьевна: «В половине апреля Федору Михайловичу понадобилось по какому-то делу съездить в Государственный банк. Боясь, что мужа затруднит разыскивание отделения банка, которое было ему необходимо, я вызвалась его сопровождать. Проезжая по Невскому, мы заметили, что люди толпятся около продавцов газет. Мы остановили извозчика, я пробилась сквозь толпу и купила только что вышедшее объявление. Это был „Высочайший манифест о вступлении российских войск в пределы Турции, данный в Кишиневе 12 апреля 1877 года“. Манифеста давно ожидали, но теперь объявление войны стало совершившимся фактом. Прочитав манифест, Федор Михайлович велел извозчику везти нас к Казанскому собору. В соборе было немало народу и служили непрерывные молебны перед иконой Казанской Божией Матери. Федор Михайлович тотчас скрылся в толпе. Зная, что в иные торжественные минуты он любит молиться в тиши, без свидетелей, я не пошла за ним и только полчаса спустя отыскала его в уголке собора, до того погруженного в молитвенное и умиленное настроение, что в первое мгновение он меня не признал. О поездке в банк не было и речи, так сильно был потрясен Федор Михайлович происшедшим событием и его великими последствиями для столь любимой им родины. Манифест муж мой отложил в число своих важных бумаг, и он находится в его архиве»[237].
* * *
В отличие, например, от Гоголя, который в повести «Нос» целый эпизод разворачивает в Казанском соборе, где приехавший в карете нос майора Ковалева, спрятав «лицо свое в большой стоячий воротник», молился «с выражением величайшей набожности», а его владелец, пристроившись неподалеку, недоумевал: «Как подойти к нему?» — для надлежащих объяснений[238], — в отличие от Гоголя, Достоевский в художественных произведениях не только ни разу не изображает своих героев внутри Казанского собора, но и не проводит их по Невскому проспекту на его фоне. Однако в его публицистическом творчестве мы находим отклик на взбудоражившее умы петербуржцев событие, которое произошло 6 декабря 1876 г. непосредственно на Казанской площади перед колоннадой собора.
Продажа на Невском проспекте манифеста об объявлении Россией войны Турции. Гравюра. Вторая половина 1870-х гг.
В советской исторической литературе это событие традиционно именовалось «первой политической демонстрацией в России с участием передовых рабочих»[239]. Однако знакомство с документальными и мемуарными свидетельствами открывает несколько иную картину. Присутствие «передовых рабочих» в демонстрации было весьма незначительным.[240] Сама акция явилась первой попыткой политического выступления тайного народнического общества «Земля и воля», созданного осенью 1876 г. Ее организаторы намеревались посвятить демонстрацию защите политических заключенных, арестованных за социалистическую пропаганду. Вместе с тем ставились и более широкие задачи — «поддерживать в обществе возбужденное состояние, недовольство и внушать беспокойство властям, — вспоминала В. Н. Фигнер. — Казанская демонстрация была затеяна именно с этой целью; она должна была <…> сделать вызов правительству и среди всеобщего затишья своей дерзостью поразить противников и ободрить сторонников»[241]. Главными инициаторами акции были лидеры «Земли и воли» Марк Натансон, Александр Михайлов и юный Георгий Плеханов. Большинству собравшихся на Казанской площади не были известны цели акции. На предшествовавшем выступлению заседании кружка «Земли и воли» его участникам «было поручено созвать побольше народа, не рассказывая зачем, а просто объяснить, что будет собрание»[242].
Георгий Плеханов. Фотография 1870-х гг.
Время и место проведения демонстрации было выбрано организаторами демонстрации не случайно. 6 декабря — день памяти испокон веку почитаемого на Руси св. Николая Угодника, и один из наиболее вместительных храмов столицы позволял, не вызывая преждевременных подозрений полиции, собраться в его стенах значительному количеству демонстрантов. Впрочем, вышедших на площадь было, по разным оценкам, от нескольких десятков (указание Льва Дейча) до 150–200 человек.[243] В основном это была студенческая молодежь и радикально настроенная интеллигенция. Один из землевольцев, участвовавших в организации акции, приводит любопытное свидетельство. На заседании кружка «Земли и воли», прошедшем накануне выступления, было принято решение: «…лица, исполняющие определенные функции по организации, на площадь не должны выходить»[244]. Другие мемуаристы, однако, отмечают, что Марк Натансон был в толпе собравшихся, но наблюдал за происходящим со стороны.[245]
Малочисленность собравшихся демонстрантов спутала карты организаторам. «…Посторонних рабочих совсем не было, — вспоминал, например, Г. В. Плеханов. — Мы видели, что сил у нас слишком мало, и решились выжидать. Рабочие разошлись по ближайшим трактирам, оставив у соборной паперти только небольшую кучку для наблюдения за ходом дел»[246]. Знаменитая, вошедшая в исторические источники речь Плеханова, по свидетельству В. Н. Фигнер, тоже была произнесена «экспромтом»[247]. На эту роль был предназначен «другой товарищ»[248], которого своевременно не оказалось на месте. Весь митинг, включая речь Плеханова, происходил, как свидетельствует еще один участник акции, не более пяти минут.[249] Вслед за этим произошла массовая драка демонстрантов с подоспевшей полицией. Г. В. Плеханов вспоминал, что некоторые из митингующих были вооружены кастетами и отчаянно защищались. «С их стороны в особенности отличился тогда студент NN. Высокий и сильный, он поражал неприятелей, как могучий Аякс, сын Теламона, и там, где появлялась его плечистая фигура, защитникам порядка приходилось жутко»[250]. В конечном счете в 1-й участок Казанской части было доставлено 36 человек; часть из них оказалась случайными очевидцами события.
На скамью подсудимых попал уже только 21 человек. Их судили в Особом присутствии правительствующего Сената 18–25 января 1877 г. Дело слушалось в здании Окружного суда на Литейном проспекте при переполненном зале. Пятеро обвиняемых были осуждены к каторге от десяти до пятнадцати лет, другие к ссылке на поселение. Трех рабочих
