Игры и люди - Роже Кайуа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ярмарочное празднество
Если не считать применения – притом в скромных масштабах – трещоток и бубнов, если не считать хороводов и фарандол, карнавал содержит в себе до странности мало инструментов и поводов для головокружения. Он как бы обезоружен, вынужден ограничиваться лишь своими собственными возможностями – правда, значительными, возникающими благодаря ношению масок. Собственная область головокружения – в другом месте, как будто кто-то мудро и небескорыстно разделил силы іlinх'а и mimicry. Ярмарочные площади и парки аттракционов, где, наоборот, не принято носить маски, являются зато избранными местами, где собраны вместе семена, ловушки и зовы головокружения.
Подобные места обладают основными признаками игровых площадок. Они отделены от окружающего пространства воротами, гирляндами, светящимися рампами и вывесками, шестами, флагами, всевозможными декорациями, которые видны издалека и обозначают собой границу особого, освященного мира. В самом деле, перейдя границу, попадаешь в необыкновенный мир, более плотный, чем мир обычной жизни: здесь собирается возбужденно-шумная толпа, роскошно сверкают краски и огни, царит непрерывная, изнурительно-пьянящая суета, где каждый запросто окликает других или пытается привлечь к себе внимание; вся эта суматоха располагает к непринужденности, панибратству, говорливости, добродушной наглости. Все это придает своеобразный климат общему оживлению. Кроме того, циклический характер ярмарочных празднеств прибавляет к разрыву в пространстве еще и членение времени, когда миг пароксизма противопоставляется монотонному ходу повседневной жизни.
Как мы видели, ярмарка и парк аттракционов образуют специфическую территорию машин, кружащих голову – вращающих, раскачивающих, подвешивающих в воздухе, резко бросающих вниз, сконструированных для того, чтобы вызывать в человеке утробное чувство паники. Но здесь сходятся воедино, соединяют свои соблазны все категории игр. Стрельба из карабина или из лука представляет собой состязательные игры на ловкость в самой классической их форме. В павильонах для борьбы каждому предлагается померяться силой с увешанными медалями, пузатыми и выпячивающими грудь чемпионами. В другом павильоне игроки запускают по покатой, но коварно поднимающейся в конце дорожке тележку, которую нагружают все большим числом все более тяжелых гирек.
Всюду происходят лотереи: их барабаны вращаются и замирают, обозначая волю судьбы. Благодаря им напряжение agôn'a чередуется с томительным ожиданием удачи. Между тем факиры, гадалки и астрологи объясняют посетителям влияние небесных светил и облик будущего. Они применяют небывалые методы, гарантируемые новейшими достижениями науки, – «ядерную радиэстезию», «экзистенциальный психоанализ». Так удовлетворяется вкус к alea и к ее греховной душе – суеверию.
Нет недостатка и в mimicry: шуты, паяцы, клоуны и танцовщицы выступают у дверей павильонов и пляшут на эстраде, зазывая публику. Они иллюстрируют собой притягательность симуляции, очарование маскарадного костюма, но они обладают исключительным правом его носить – на сей раз публика не вольна сама участвовать в маскараде.
И все-таки тон здесь задает головокружение. Прежде всего, надо принять во внимание размах, важность и сложность устройств, которые каждые три или шесть минут порциями раздают посетителям опьянение. В одном месте по арочным, почти кольцевым рельсам катятся вагонетки, которые то падают почти отвесно, то выпрямляются, и пассажиры, пристегнутые к их сиденьям, сами словно падают вместе с ними. В другом – человека запирают в тесной клетке и раскачивают в ней, поднимая головой вниз высоко над публикой. В третьем – его в челноке катапультируют вдоль дорожки мощными пружинами, потом он медленно возвращается назад, и механизм выталкивает его снова. Все рассчитано так, чтобы вызывать утробные ощущения, физиологический страх и панику: тут и скорость, и падение, и сотрясения, и стремительное вращение в сочетании с чередующимися подъемами и спусками. В одном новейшем изобретении используется центробежная сила. Пол огромного цилиндра уходит из-под ног, опускаясь на несколько метров, и ни на что уже не опирающиеся тела людей центробежной силой прижимает к стенкам в самых странных позах, в одинаковом ошеломлении. Как говорится в рекламе этого аттракциона, они «прилипают как мухи».
К этому физиологическому штурму прибавляется множество других, вспомогательных воздействий, способных сбивать человека с толку, вызывать в нем растерянность, смущение, тревогу, тошноту, какой-то мгновенный ужас, который быстро разрешается смехом, подобно тому как при выходе из адских механизмов физическое расстройство внезапно сменяется невыразимым облегчением. Такую роль играют зеркальные лабиринты; представление чудовищ и гибридов – гигантов и карликов, сирен, мальчиков-обезьян, женщин-спрутов, людей с пятнистой, как у леопардов, кожей. Для пущего ужаса посетителю предлагают до них дотронуться. Напротив предлагаются столь же двусмысленные соблазны – поезда-призраки, замки с привидениями, с множеством темных коридоров, а в них призраки, скелеты, липнущая к лицу паутина, пролетающие над головой летучие мыши, люки в полу, чьи-то резкие дуновения, нечеловеческие вопли и множество других не менее ребяческих средств, – наивный арсенал забавных ужасов, способных лишь щекотать уже натянутые нервы, ненадолго вызывать мурашки на коже.
Тому же результату способствуют игры с зеркалами, их небывалые явления и призраки – они создают фиктивный мир, задуманный по контрасту с обычной жизнью, где царит фиксированная номенклатура видов и нет никаких демонов. Сбивающие с толку отражения, в которых множится и рассеивается образ нашего тела, странная фауна, включающая в себя составных существ из мифов, чудовищные порождения кошмаров, создания какой-то ужасной хирургии и мягкий ужас эмбрионального кишения, толпы духов и вампиров, автоматов и марсиан (ничто странное и беспокоящее не оказывается здесь без дела) – все это дополняет особого рода смущением то чисто физическое потрясение, которым машины головокружения на миг нарушают устойчивость нашего восприятия.
Стоит ли напоминать? Все это остается игрой, то есть чем-то свободным, обособленным, ограниченным и условным: и само головокружение, и упоение, ужас, тайна. Переживаемые ощущения порой страшно резки, но как длительность, так и интенсивность головокружения рассчитаны заранее. Что касается остального, то каждый понимает: фантасмагория здесь ненастоящая и призвана скорее потешить, чем действительно ввести в заблуждение. Все мельчайшие детали упорядочены согласно чрезвычайно консервативной традиции. Даже сласти, которые продаются на лотках, самой своей природой и оформлением говорят о какой-то незыблемости: это нуга, яблочная карамель или пряники в глянцевых пакетиках с картинками и длинной блестящей бахромой, поросята-коврижки, на которых тут же пишут имя покупателя.
Удовольствие возникает от возбуждения и иллюзии, от добровольного расстройства чувств, от прерываемых в последний миг падений, от амортизируемых толчков, от безвредных столкновений. Идеальным образом такого ярмарочного увеселения является автородео, где симуляция управления (надо видеть серьезное, почти торжественное лицо некоторых водителей) сочетается с элементарным удовольствием
