Мой босс - палач (СИ) - Владимирова Анна

— Я знаю, — смотрел на нее и чувствовал, будто кровь в жилах замедляется.

60

Мне с каждой секундой было все больше плевать на всех остальных. Может, поэтому инквизиторов разделяют с салемами? Наш дар, а с ним и убеждения, опыт, цели и все остальное растворяются, стоит поддаться чувствам и утонуть в сиреневых глазах. И это лучшее, что со мной происходило. Только это как два камня, которые идут ко дну с равной скоростью, а поднять оба сил и воздуха не хватит. Поэтому я вернул свою ведьму себе в руки и с наслаждением вдохнул ее запах:

— Голодна?

— Нет. Я целый пирог съела.

— Ничего себе.

— Угу. И съем оставшуюся половину, кажется, потому что тебе снова нужно работать.

— Экстремально…

— Что будешь делать с этим всем?

Я долго молчал, прежде чем ответить:

— Торговаться. Если салем убивают на уровне Саровского…

— Ты же можешь все это остановить, — сузила она глаза. — Твой друг, которому ты приказал вернуться за компьютер… Он же мог закинуть все это в сеть?

— Моего друга поймают за одну минуту с такими выпадами, Бэрри. — Я еще раздумывал, сказать ей или нет, но прятать от нее что-либо смысла теперь не было: — Но даже если бы смог… Не сделал бы этого.

— Почему?

А вот тут наши дорожки с прежней Бэрри бы разошлись.

— Потому что я буду спасть прежде всего тебя и Сильву.

— Ты сделаешь из этой информации товар? — нахмурилась она.

— Гарантию вашей жизни.

— А твоей, Вернон?

— Не мне взвешивать.

Бабочка отшатнулась от меня и опустилась на кровать, а я больше не ждал — вернулся за компьютер и принялся собирать компромат в один файл. Его еще предстояло надежно спрятать.

— А если они уже навредили и Сильве? — сдавленно спросила она.

— Не могли — меня ею шантажируют. И знают, что я ее не брошу.

— Но они теперь знают, что ты делаешь…

— Не только. Где именно — тоже знают. — Я посмотрел на нее поверх крышки ноутбука. Даже если Каллум не выдаст, меня засекут. — Нам недолго осталось…

— Скажи, когда закончишь, — решительно потребовала она и отвернулась в окно.

Поезд медленно приближался к какому-то населенному пункту. Вечерело. Мерный стук колес убаюкивал и нагло врал, что все будет хорошо, что никогда не обещал нам разлуки. Ведь дорога всегда ведет к кому-то, а не наоборот.

Все, что могло бы круто изменить ход всего этого мрака — король. Знает ли Нимкар, что на самом деле происходит и почему? Если да, то Бабочка права — бежать захочется не только ей. Почему их уничтожают? Или не всех… Что они ищут? Кого конкретно? А удастся ли мне выяснить?

Подумав, я скопировал данные себе на маленькую флешку-запонку и вернул ее в карман куртки.

— Закончил.

Никогда не получал от женщины такой взгляд. Наверное, обычные так не могли, только вот эти адские создания, неразгаданные тайны, манящие своим скрытым огнем. Бабочка вспорхнула с кровати и шагнула ко мне, снимая свитер. Ее холодные пальцы пустили по коже горячие импульсы, когда она перекинула ногу через бедро, усаживаясь сверху, и обхватила за шею. А я боялся коснуться и прервать этот потрясающий танец ее благодарности и признания. Просто сидел и смотрел, как в самый первый раз, как дышит, двигается, пахнет — вся моя. Только теперь с горчинкой сожаления о том, чего у нас уже может не быть никогда…

Бабочка порхала поцелуями по скулам, губам, спустилась к шее… и я прикрыл глаза. Хотелось позволить ей все в первый… и, может быть, последний раз. Только злость сжимала пальцы на ее бедрах, сворачивая кровь в венах. Не сдамся, не опущу голову, не позволю отобрать ее у меня.

Я собрал ее волосы в кулак и осторожно потянул, перенимая инициативу:

— Раздевайся, — приказал шепотом и сам же помог осуществить свое желание.

Ее губам остро не хватало красной помады, потому что усмешка, завладевшая ими, была столь же порочна, как и мои намерения. Я ее, несомненно, испортил, развратил чистое существо, и за это буду гореть… когда-нибудь позже. А сейчас все что мне было нужно — ее глухой вскрик и лихорадочное дыхание. А еще этот невинный взгляд снизу, когда она опустилась на кровать и раздвинула ноги…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Поезд тащил нас к конечной точке, только даже на этом пути мы умудрялись двигаться к своей собственной — с криком, горящими следами на коже и неутолимой жаждой. Боже, я бы остался жить в этом поезде, если бы только он никогда не остановился. Если бы она не останавливалась. Я бы продал свою религию, свои принципы, обещания и убеждения за еще одну ночь с ней… Зачем это все без нее? Ее тело — чистое наслаждение. Тесное, жаркое, податливое и отвечающее на мое любое желание — подо мной, сверху, на коленях или прижатое к стенке. Я выжимал ее досуха, трахал как в последний раз, чтобы она запомнила, и чтобы никакие пытки не заставили потом забыть меня…

— Ты… хотел меня убить? — тяжело дышала она на мне.

По ее спине заскакали отблески фонарей на какой-то безымянной станции, забегали по позвонкам, как мурашки, и невыносимо захотелось их схватить и оставить на ее коже татуировками.

— Просто хотел тебя, — рассеяно ответил, прислушиваясь. Колеса стучали все медленней. Остановка. Но не наша. У нас еще есть время до утра. — Ты же не пересядешь на другой поезд, чтобы попробовать сбежать?

— Как ты можешь о таком спрашивать, когда ты еще во мне? — веселилась она.

— Так я и думал, — сжал ее вместе с бликами на коже и утянул в темноту.

61

Вроде бы ничего не поменялось вокруг. Стук колес, бесноватые солнечные зайцы, запах любимого мужчины… Только стало холодно. Воздух не колыхался от чужого дыхания. Стало страшно открыть глаза и вдруг понять что-то пугающее, поэтому я так и лежала, надеясь, что услышу вздох, или шаги… или стук двери… Но постукивание продолжало заменять секунды, а ничего не происходило.

Посмотреть в глаза пустоте оказалось страшно. Губы дрогнули. Еще несколько дней назад я мечтала о том, чтобы инквизитор исчез из моей жизни. И он исчез. Я уселась в пустой постели и съежилась — стало физически больно. Злость ударила в голову — как можно было так крепко спать, чтобы не почувствовать? С другой стороны, что бы изменилось? Ему нужно спасать Сильву.

Удивительное дело — листок на столе, свернутый вдвое. В нашем продвинутом мире электроники и цифровых данных инквизитор писал мне письмо ручкой. И ведь не позвонить ему, не наорать, не заплакать… Я сгребла листок и развернула.

«Доброе утро, любимая…

Прости, что так банально, но не смог подобрать что-то более оригинальное — я стал банальным в ожидании, пока печать разрешит мне любить тебя официально.

Поезд в полдень прибудет на станцию Хароувиль. Оттуда такси довезет тебя к матери. Сиди, пожалуйста, там тихо, послушно и не говори маме про меня гадости — мне еще предстоит произвести на нее первое впечатление.

П.с. Мне нравится любить тебя без разрешения…

Люблю тебя.

Вернон».

Я опустила листок обратно на стол, вслушиваясь в тишину. Поезд ехал в другую сторону — только сейчас заметила это. Пальцы покалывало, руки тряслись от бессилия. Хотелось броситься за ним, очертя голову. Но урок я, кажется, усвоила — эмоциональные поступки могут кому-нибудь грозить смертью. Вернон спрятал меня, чтобы не выбирать. Как ни крути, я — не самая важная деталь. У них есть Сильва, я — далеко. И это даст ему хоть какую-то уверенность, что не придется выбирать. Но если с ним что-то случится — я не представляла, как прощу себя, что меня не было рядом.

Собравшись, как в тумане, я побрела по пустому коридору к выходу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Знакомые пейзажи за окном навевали тоску, будто я откатилась назад и вернулась домой ни с чем. Одинокий мужчина в дутой объемной куртке с трубкой в зубах подал мне руку и взял чемодан:

— Доброго дня, мисс.

Я промолчала. Тишина и крутой запах жухлых мокрых листьев сжали в тисках глухой тоски. Шаги по асфальту звучали сиротливо. Хотелось плакать.