Люди и Нелюди - Виктор Костин

«И что, – говорю. – На них напали без объявлении войны. Тогда, наверное, наш император объявит войну и будет большой поход».

Она хитро смотрит: «А сам как думаешь? Почему тогда ничего нет в газетах, а?».

Я немного думаю и говорю: «Наверно, наши корабли были немного не правы, или я ошибаюсь».

Она улыбается: «Умненький мальчик, я в тебе не ошиблась». – Продолжает, и с каким-то облегчением, видно: «Это был поход на купеческий караван, и должна была быть богатая добыча. Но это была ловушка, понимаешь?».

«Понимаю, – говорю, – почему тогда разорялся наш историк. Стране нужно пушечное мясо», – это немного грубо, здесь так не принято говорить и выражаться.

«Правильно понимаешь, да не совсем. Мясо, если ты это про «чернь», не нужно, черни сколько угодно, и набрать ее еще – не вопрос, – немного задумывается. – Вопрос в капитанах, офицерах, без которых наши корабли – ничто. Сколько бы пушек и мореходов из черни на него ни поставили, понимаешь?».

«Да, Натали Сергеевна, согласен», – киваю головой и понимая, как рискует Натали Сергеевна, доверившись сейчас мне.

«Что ты согласен?» – смотрит вопросительно.

«Что многие, кто тоже понимают это, срочно понизят свою успеваемость», – тихо рапортую про свою внезапную догадку.

«Правильно, молодец, но это надо сделать на самом деле без подсказки. Ну, явной, потому что если узнают, все мы рискуем».

«Я понимаю, – заладил, как попугай, – но зачем вы сегодня на тех э… ну накричали. Кто и сам не вылезет, речь ведь не о них идет». – Смотрю вопросительно на Натали Сергеевну, не совсем понимая ее действия.

«Знаешь, Витоли, я не могу открыто валить всех отличников сразу. Поэтому, вроде, я сегодня взялась за лодырей, завтра за средних возьмусь, а там и до отличников очередь подойдет. Я очень на тебя рассчитываю, и еще, извини меня за тот раз, что я накричала.

Я останавливаю ее.

«Не надо, я все понимаю, не надо. Это больно. Я сам еще не знаю, как это у меня происходит и пока только с вами, но вот, как-то так вот», – развожу руками, чуть смущенно улыбаясь.

Она смотрит: «И что ты чувствуешь, когда на меня смотришь?».

«Ну, вот сейчас чувствую какое-то напряжение, злость, наверное, и много чего еще», – это я хвастаюсь, Витолина манера, что поделаешь, я это он, временами.

«Ну да, открытие сделал, конечно, я злюсь. Это и я могу посмотреть, по лицу моему ведь все видно. Когда ты сегодня задачу решал. Я тоже видела, что ты хотел мне указать на ту ошибку в знаке «отбавить» сразу за Б квадратом…, но, заметь, никто ее не увидел. Только ты. Может, мне объяснить? Это ведь новый материал, и мы его не проходили еще. Ошибку эту можно найти, если ты уже решал такое, но это новый материал и пример довольно сложный. Ничего не хочешь мне сказать?»

«Э. Натали – можно я буду называть вас так?»

«Называй, но зачем? Что тебе это даст?» – неопределенное выражение у Натали Сергеевны.

«Вы злиться перестаете тогда. Вот и сейчас вы уже улыбаетесь. Не хмурьтесь, я же вижу, и да, даже это вы хотите».

Во мне вдруг появилось убеждение. Что вот она думает обо мне, что я хорошенький, но глупый и еще совсем маленький – это про возраст, а не про рост, если что.

Правда уже не совсем глупый, но от этого только лучше в ее глазах, и главное, такой умненький, особенно сегодня, и это очень невовремя как-то оказывается.

Тут ее мысли неожиданно меняют направление. Вернее, мысль про «но такой хорошенький» осталась, только добавилась новая и очень, очень интересная: «Если его, он меня, то… я не буду против…» – какая интересная мысль у Натали Сергеевны сейчас, прямо заслушаешься.

Я подошел поближе и сказал: «Продолжайте, а то я не совсем расслышал».

Сначала было удивление: что, что я не расслышал?

Потом: «Он слышит мысли, он меня, я, это», – как оно там на самом деле было, неизвестно, конечно, но для себя я это так перевел или расшифровал, ее мысли на свой лад.

«Но, Натали, вы такая хорошая, ну не бойтесь вы меня, в самом-то деле. Я же вам, я с вами. Ну, понимаете, вы… ты такая хорошая тоже».

Пошла волна чувств или чувства, как будто я хочу ее поцеловать.

Но я ведь никого не хочу или уже хочу, а желание есть.

Точно это не моя мысль или все же моя – ничего не понял.

Она хочет или не хочет, но пробует, видимо, узнать, могу я это узнать, что она хочет. Да, она меня дразнит, – вдруг соображаю, – или, скорее, проверяет меня этим.

Буду наказывать, жестоко наказывать за недоверие.

Я подхожу еще ближе и целую первый раз несмело – мало ли что, вдруг как треснет по чем попало. С нее станется, да и голову жалко, своя ведь.

Витоли ее вон как всегда боялся.

Поцелуй какой-то неправильный, плотно сжатые губы, никакой реакции в ответ. Не понял. Но я же чувствовал, я не мог ошибиться. Вот… нет, пошла реакция, чуть приоткрылся рот, ответила, ну я же говорил или только чувствовал – совсем запутался.

Второй, третий раз, все смелее и смелее и уже крепче и крепче. Вот она уже откинула голову и сама подставляет мне шею.

Я буквально слышу, куда она хочет, чтобы я ее поцеловал еще.

Как кто-то говорит мне: «В ушко, шейку, губы еще и еще. Как же я тебя хочу, милый», а вот это уже не поцелуя она хочет. Далеко не поцелуя. Недолго думаю. По прежнему целую и поворачиваю ее к кафедре и начинаю целовать сзади в шейку и за ушком. Чуть неудобно мне, маловат я пока все же ростом, но захочешь и не так извернешься.

Вижу, ей приятно, но она хочет больше и не того, слышу ее сомнение. Причем она сомневается в себе или, скорее, во мне. Она сомневается, что у нас хоть что-то получится с ней, и немного далекой тревоги. Вроде, а надо ли все это вообще делать и зачем это все, и да, много всего там намешано.

Я немного грубо кладу ее на кафедру и, подняв платье, опускаю ее трусики. Сам снимаю брюки еще быстрее.

Дальнейшее было неописуемо. Вы представляете себе – делать то, что хочешь, и получать то же самому в ответ. От этого удовольствие еще слаще, причем двойное, и твой организм говорит, как это хорошо и как же хочется еще.

В мыслях ты тоже слышишь, как это хорошо. Я при такой положительной обратной связи долго не смог продолжать и довольно быстро разрядился и замер, прислонившись к Натали грудью, да и всем телом.

Тем не менее она продолжала слегка подергивать своим телом, толкать меня и тянуть обратно, как бы подергивая меня за мужское достоинство уже своими женскими умениями, и только окончательно так выдоив, ну как вышло, и только через некоторое время остановившись, после тихонько застонала, медленно и протяжно выдохнув: «Витоли-и-и».

По всему ее телу прошла конвульсия, одна, другая, и она обмякла или почти легла на эту кафедру.

Я даже испугался и стал поддерживать ее, а то мало ли что. Не потеряла ли она сознание, но тут же услышал мысль. Это скорее не мысли, а эмоции Натали были. Просто я воспринимал их как слова, но слов как таковых и не было. Да и не нужны они в таком деле и месте. Вот и сейчас мысль была одна: хорошо-о-о-о-то как, и опять хорошо-о-о-о, сла-адко-оо. Мысль была медленная, тягучая и какая-то долгожданная, что ли, и… сильно желанная. Это я не понял: что, она так меня долго ждала или как?

Сколько стояли, не знаю, пока она не заговорила:

– Пусти, ну пусти же меня.

Я отстранился, хотел помочь.

Она сказала:

– Не надо, сама, и отвернись.

Отвернулся, услышал, как она что-то делала. Потом, видимо, одевалась, по крайней мере, похоже, шуршала одеждой.

– Все, можешь поворачиваться.

Я повернулся как есть.

Она на меня посмотрела, окинула всего взглядом и на то самое уже ле… висящее достоинство обратила внимание и говорит: – Хорош! Хорошо, но перед дамой надо бы и одеться все-таки, – сказано было, вроде, чуть с шуткой, но взгляд странный и чего-то ожидающий. То ли неприятностей то ли шуток от меня ожидалось, то ли еще чего. Непонятный, в общем, был взгляд у Натали. Главное, мысли ее в этот момент как обрезало, никакой подсказки. Что от меня ждут или хотят услышать?

Я: «Всенепременно, Натали, всенепременно». – Оделся. Ой, хорошо как-то, все непонятно и быстро произошло, но все равно хорошо, даже метелики в голове пронеслись у меня.

Я, чтобы не упасть, даже прислонился слегка к кафедре, блин, организм ни к черту у Витоли.

– Устал, маленький, пошли за парты посидим, – заметила мое состояние Натали Сергеевна.

Сели за парту, она подошла, села рядом взлохматила мне волосы:

– Какой же ты еще дурачок, но какой же сладкий, – и облизнулась украдкой. – Ты меня понимаешь? Не спи…

Я слегка улыбнулся, улыбкой полного дебила, действительно слегка отрубился даже.

– Значит, понимаешь, – немного с сомнением. – Эх, будь я помоложе или ты постарше, а вот что сейчас делать-то с тобой? – Такое сомнение и неверие в саму себя как бы.

– Ну, говорю, – можно примеры порешать, если хочешь или просто поговорить. Я люблю, когда вы рассказываете мне, только, понимаете, – лицо дебила плавно перетекает в лицо умудренного жизнью, ну не старца, но умудренного… – Когда вы рассказываете, я всегда знаю, где правда, а где, скажем, сказка, – понимаете? – это я намекаю ей, что если что, ложь я почувствую и распознаю. – Вас очень интересно слушать, Натали… расскажите еще что-нибудь, а, Натали? Пожалуйста…