Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира - Нил Сэмворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующей неделе я вел этого зэка обратно и в шутку спросил, нет ли у нее еще торта.
– Нет, – ответила она и добавила, что я доставил ей неприятности.
– Как это? – спросил я.
– Ты съел последний кусок.
Оказалось, что, когда я ушел, вошел другой офицер и, заметив обертку, спросил, почему она не угостила его.
– Большой Сэм, офицер из крыла К, съел последний кусочек, – сказала девушка.
Через пару дней она предстала перед начальством. Парень утверждал, что эта сотрудница – расистка, потому что она намеренно не сохранила ему кусочек своего праздничного торта. Как бы дико и смешно это ни звучало – и девушка действительно смеялась над этим, – она была искренне расстроена, а еще ее заставили извиниться.
Позвольте мне сказать вам, что, если бы кто-то принес торт в крыло К, где было пятнадцать сотрудников в офисе, и разрезал бы его всего на десять частей, была бы драка.
Если бы кто-то мог заполучить три куска, у него было бы три куска – каждый гребаный кусок для себя, любимого. Если бы я мог запихнуть в себя целый торт, то так бы и сделал. Ничего не осталось, когда вы пришли? Вот незадача.
Еще до того, как расследование дела Бонни и Клайда закончилось, у меня регулярно возникали разногласия с главным офицером Венейблсом. Я считал его назойливым и не очень умным, хотел, чтобы он оставил наконец меня в покое, чтобы я мог делать свою работу.
Я пошел к одному из начальников, который уже работал в тюрьме, когда я только проходил обучение. Он знал, что я порядочный офицер, хотя когда-то считал меня придурком и задирой. Теперь мы хорошо ладили. Он сказал, что думает по этому поводу, и спросил, не хочу ли я поработать в медицинском отделении.
В то время у этого места была ужасная репутация. Мало того, что заключенные буквально на стены лезли, там не хватало персонала – никто не хотел работать в этом месте, – и еще некоторые опасались одного или двух офицеров и медсестер. Те немногие оставшиеся у меня друзья в крыле К, например Нобби Нобблер, сказали, что я сошел с ума.
– Послушай, останься там на двенадцать месяцев, – сказал начальник, – а потом, если захочешь, я дам тебе любую работу в тюрьме, какая тебе нравится.
Предложение показалось мне неплохим, и я пару раз заглянул в медицинское отделение, чтобы разведать обстановку. Все там меня немного тревожило. Не столько сама работа, сколько персонал. С ними было трудно поладить, и для меня этого было достаточно. Пара старших медсестер были просто пугающими, и я начал сомневаться. Но все же постоянно думал об этом предложении, а потом еще один случай окончательно склонил чашу весов в пользу этого перевода.
Очередная жалоба – и даже тюремному руководству было понятно, что дело и выеденного яйца не стоит. Я переводил заключенных из приемки; трое были определены в крыло G. На часах было уже восемь, вокруг было очень шумно, но я позвонил им, чтобы сказать: троица уже в пути. Этим ребятам придется подождать, сказала мне дежурная офицерша на другом конце линии, и мы вступили в ожесточенный спор, хотя, будучи глухим на одно ухо и со всем этим шумом вокруг, я не слышал толком, что там она мне говорила.
– Мне нужно их перевести, – сказал я. – Здесь какой-то балаган.
Дежурная продолжала что-то говорить, но я не мог разобрать ни слова, поэтому положил трубку и пошел прямиком туда.
Крыло G очень похоже на крыло K: вы входите на первом этаже, но офис находится на двойках. Я поднялся с этой троицей наверх, запер их там в комнате и пошел к двери. Дежурная офицерша сидела за письменным столом.
– Не приводи людей в мое крыло без разрешения и не вешай эту чертову трубку, когда я говорю с тобой, – сказала она.
Я разозлился. К каждому новому заключенному прилагаются документы, и я бросил стопку бумаг на стол и велел ей идти к черту.
– Прошу прощения? – спросила она.
– Ты слышала. – Выходя, я хлопнул дверью, но вскоре успокоился. Ерунда, подумал я.
Через некоторое время, уже в крыле К, ко мне подошел главный офицер Венейблс.
– Ты должен извиниться, – сказал он и зачитал жалобу. – «Вечером такого-то числа ты велел офицеру такой-то пойти к черту».
Я рассмеялся.
– Над чем ты смеешься? Это не смешно. Так ты правда это сказал?
– Да. Я не позволю никому говорить со мной так, как она.
– У тебя будут неприятности. Ты должен извиниться.
– Разве ты не хочешь знать, что она мне сказала?
– Это не имеет значения, ты же знаешь.
– Нет, это имеет значение, – сказал я ему. – Я не стану извиняться, мы с ней поссорились, вот и все. Я выполнял свою работу – переводил заключенных.
Ну да, признаю – я могу быть очень упертым придурком.
Эта последняя ее жалоба ни к чему не привела, конечно, так как стало очевидно, что я не брешу. Впрочем, к тому времени мне уже было все равно. Меня просто тошнило от этого места, и хотелось начать все сначала.
11. Каждый день причиняет боль
Я перевелся в медицинское отделение в ноябре 2008 года, и это был бурный первый год там. В то время у них было аж восемь начальников – просто абсурд для такого маленького крыла, три старших медсестры, три тюремных менеджера и два главных офицера, один из тюрьмы, другой из числа медперсонала. Из-за большого количества лидеров все постоянно спорили и расходились во мнениях.
Шесть офицеров начинали там смену, и потом двое спускались вниз, чтобы организовать перевод заключенных туда и обратно. В тот первый год мы ухаживали за сорока пациентами – это очень много. Части отделения были известны как блоки X, Y и Z.
Медицинское отделение было немного похоже на изолятор – из-за строгого распорядка дня. Поход в душ, часовая зарядка и десятиминутная уборка камеры. Два приема пищи в день плюс завтрак и, возможно, телефонный звонок.
Утром у нас в каждом блоке было по два офицера, которые выводили по два заключенных зараз. Зэки оставались за решеткой до последнего, пока все немного не успокаивалось и когда оставшиеся четыре офицера могли наконец справиться с любыми неприятностями.
В этом месте была своя атмосфера. Изолятор пугает, там странно себя чувствуешь даже в самые спокойные дни, но медицинское отделение пугает еще больше. Заключенные здесь очень часто умственно неполноценны, а у нас просто не было дополнительной подготовки к этому. Многие вели себя очень, очень странно. В крыло приходили посетители –
