Мерцающие - Марьяна Куприянова

Вряд ли что-то выйдет, потому что обычно он не глядит на людей и ни с кем не говорит. Придется искать повод, чтобы показать свое отношение, но в то же время не хочется быть навязчивой. И что делать? Посмотрим, что из этого выйдет. Я очень хочу, чтобы он ощутил то тепло, которое во мне вызывает. Хотя… как будто ему это нужно.

По глазам вижу, что парню тяжело. Кажется, что каждый день он переживает морально-психическую катастрофу. И еще, кажется, что он мучается бессонницей… Я должна помочь ему, хотя бы предложив свою помощь и поддержку. Людей вокруг себя он словно и не замечает. О нем бесстыже говорят в его присутствии, будто он вещь! До чего они докатились – обсуждать человека при нем же. Верх наглости и бестактности. Я ненавижу их за это, но прекратить их сплетни никак не могу. Над ним смеются, каждый день придумывают о нем неприятные слухи. Бедняга, как он терпит это?

***

Я лежу на полу посередине комнаты. Раскинув ноги, но плотно прижав к телу руки. Я обнажен. Так мне свободно.

Я выпил больше таблеток, чем следовало, и теперь мне настолько плохо, что даже мысль о мытье рук, самая навязчивая обычно в моем воображении, прорывается лишь изредка. Действенный метод.

Может быть, мне действительно стать наркоманом? Жить долго, но изгоем, которого никто не стремится понять и принять, или жить десять лет, но более-менее нормально, быть частью социума? Общаться с людьми, заводить отношения. Хотя бы дружеские. Друг-наркоман. Что может быть веселее? Следует всерьез подумать об этом. Все равно надежды на обычную жизнь у меня нет. Как будто я не человек и не хочу быть счастливым. Кто решал сделать меня таким? Можно я пожму вам руку?

Я пытаюсь курить, но через одну-две затяжки моя сигарета гаснет. Я теряю счет времени и забываю о ней, а когда вспоминаю и подношу к лицу – она уже даже не тлеет. Сколько прошло с того момента, как она была у меня во рту в последний раз? Я бросаю ее в сторону. В голове мутно. В форточку задувает холодный ветерок, отдающий морозной свежестью. По телу пробегают мурашки, мой младший товарищ сжимается. Ночь.

На потолке причудливо переливаются друг в друга узоры – паутина ночных теней растет, ширится, меняет геометрические формы со скоростью, неподвластной человеческому глазу, тени срастаются, распадаются, тянутся, взрываются с громом и растекаются киселем. Я наблюдаю за ними, и поэтому забываю о сигарете в руке, да и о себе тоже. Они завораживают, затуманивают восприятие.

Я не понимаю, где я, одет ли я, как я себя чувствую, кто я вообще такой. Я ничего не помню и не хочу вспоминать – мне хорошо вот так, с пустой головой и сеткой теней, наброшенной на меня, как силки на птицу, каким-то ночным охотником. Врач убьет меня, если узнает, сколько лекарства я сегодня просто так перевел. Скосив глаза, я вижу на голом кафеле рядом с головой пачку сигарет и свою фиолетовую зажигалку. Вот, почему мне так холодно. Понимание приходит именно в тот миг, когда я осознаю, что лежу на голом кафеле. Раньше его не было. Если закрыть глаза, можно снова погрузиться в ничто. Но я выбираю иной путь.

Закуриваю, затягиваюсь так глубоко, насколько способны мои легкие. Дым над головой затмевает потолок, как пепел от извержения вулкана закрывает небо. Я не стряхиваю сигарету, и серый невесомый прах осыпается мне на лицо. Все равно. Ветерок, забегающий в квартиру, касается сигареты и растлевает ее. Я улыбаюсь этому. Наблюдая за краснеющей точкой перед глазами, я понимаю, что в квартире темно. Единственный свет проникает из окна. Луна сегодня почти полная. Станет ли мне легче, если завыть? Синеватый свет касается моей кожи, но не греет, лишь умерщвляет.

Я докуриваю, тушу окурок об пол и закрываю глаза, собираясь с мыслями. Очень хочется спать, но я знаю, что не усну. Максимум, на что я способен – это провести несколько часов в беспамятстве, наглотавшись таблеток или накурившись травы. А вот спать я разучился давным-давно. Глаза режет, так что я просто закрою их и полежу вот так, вытянув длинные худые руки вдоль длинного худого тела. Две палки вдоль палки покрупнее. Не шевелиться. Иначе охотник поймет, что добыча поймана. Если подергать паутину – прибежит паук, а мне он не нужен. Я хочу спокойствия.

Мысли разгоняются, их много, и каждая из них рвется в свою сторону, полагая, что только она и права. Мою голову начинает потихоньку разрывать. Обычное состояние. Его тяжело описать словами. Это как будто… ты постоянно находишься в густом молочном тумане, ничего не видя вокруг себя, не ощущая, не умея сосредоточиться и к чему-либо присмотреться, потому что туман непрогляден, но при этом отчетливо зная, что тебе нужно двигаться, находить в белесой вязкой массе какие-то предметы, людей, здания, каким-то образом с ними взаимодействовать. И плюс ко всему тебя не покидает чувство собственной неполноценности по отношению к другим, ты осознаешь его каждую секунду личного бытия. Это невыносимо. Я понятия не имею, что такое обычная человеческая жизнь. Болезнь обнаружилась у меня в раннем возрасте, так что свое детство я помню весьма осколочно.

На несколько минут мне становится настолько плохо, что мелькает мысль спрыгнуть из окна. Пятый этаж. Возможно, я выживу. Но, скорее всего, разобьюсь. И только апатия не позволяет мне сдвинуться с места. Очень холодно, очень хочется спать, пить, очистить голову. Многие жажды мучают меня, но я могу утолить только физическую. Необходимо подняться. Главное не начать мыть руки. Иначе это может затянуться на всю ночь. Изведу все имеющееся дома мыло, шампуни, порошок… и кожа размокнет. Это вредно.

Обычному человеку невозможно представить, сколько усилий я прилагаю, чтобы подняться на четвереньки, а потом на ноги. Кажется, что люди за всю жизнь не тратят столько энергии, сколько я потратил за этот рывок. Я осматриваю себя в свете луны и вижу, что на мне только брюки. Те, в которых я хожу в институт. Выходит, я не снимал их с того момента, как вернулся с учебы. Пришел домой, скинул толстовку и майку, лег на пол, наглотался таблеток?.. Не помню. Может быть, частично все произошло в иной последовательности. Я поискал глазами вещи – их не было в комнате. Я абсолютно не помню, как раздевался. Либо делал это на автомате, либо уже после того, как пережевал горсть маленьких белых колес. Что бы подумали мои одногруппники, увидев меня в таком состоянии, в котором я провел вечер и