Далекие королевства - Кристофер Банч

Я понял. Янош улыбнулся. А я припомнил двор замка и колдовское существо-ищейку.

— Когда мы вернемся в гостиницу, я прикажу Инзу остричь меня, как молодого барашка, — пообещал я и достал кошелек, чтобы расплатиться с оружейником.

Кассини, который лишь прислушивался к нашему разговору, но молчал, купил себе рапиру и такой же, как у меня, кинжал.

— Не показывай мне зеркало, — взмолился я. — Просто скажи, на что я теперь похож.

Я погладил руками гладкую поверхность, где некогда опускаясь до плеч мои кудри.

— Пожалуй, на каторжника, осужденного к работам на галерах, — задумчиво сказал Инз.

— Или на вора, приговоренного к Каменному поцелую, — добавил из своего угла Янош.

— На уголовника, — застонал я. — На нечестивца.

— Ну, господин мой, вы чересчур категоричны. Вы можете сойти и за человека, который дал обет безбрачия.

— Точно, — сказал Янош. — Может быть, даже на кастрата.

— Полагаю, — сказал я, — мне надо пройти в соседнюю комнату, к Кассини, и попросить его изготовить небольшое заклинание для моей лысины.

— А вот мне уже ничего не поможет, — сказал Инз похлопав себя по сияющей, лишенной растительности макушке. — Только берегитесь, как бы заклинание не оказалось слишком сильным и у вас там не появилась бы взамен волос целая меховая шапка.

— А я начинаю склоняться к мысли, — сказал я, — что лучше уж быть сброшенным со скалы, чем слушать вас двоих. Янош, ведь это твоя идея. Ты должен угостить меня бренди.

Я поднялся и прихватил свой новый меч или скорее все-таки саблю. Я все приспосабливался к ее весу, она была чуть тяжелее рапиры или коротких сабель, которые я носил в Ориссе. Инз аккуратно собрал тряпки, которые он разложил вокруг моего стула, прежде чем начать бритье. И вытряхнул их в кожаную сумку.

— Ты считаешь, что ни один локон не должен упасть на ковер? — серьезно спросил Янош.

— Да, капитан. С тех самых пор, как я был приставлен к нему гувернером, а он еще был орущим младенцем. Я всегда был осторожен, постригая его, обрезая ему ногти или пушок, который он называл бородой, осторожен даже с его блевотиной. Хотя бывали времена, когда мне хотелось передать какую-нибудь частичку моего хозяина колдунье, будучи уверенным, что в заклятии, которая она наложит на эту частичку, будет польза для господина Антеро.

— Правильно, — по-прежнему серьезно сказал Янош. — Только не выбрасывай волосы в туалет. Отнеси их в какую-нибудь большую сточную канаву, где вода течет постоянно.

Инз перестал улыбаться и стал столь же серьезен, как и Янош.

— Сделаю, как скажете, — сказал он. — Но даже без ваших советов я понимаю и чувствую, что в этом каменном городе нас за каждым углом поджидает опасность.

Мы все переглянулись. Инз тяжело вздохнул.

— Здесь так плохо, — сказал он, — что я жду не дождусь, когда мы окажемся в море, где мне, наверное, придется придерживать голову господина Амальрика над бортом, когда ему станет плохо, и предупреждать его, чтобы он не блевал против ветра — это дурной знак. Хорошо еще, что у меня луженый желудок. — Он поднял сумку и удалился.

— Насколько я знаю, — сказал я, — этот болтун Инз никогда в жизни не ступал на борт судна, разве что в пруду плавал на лодке.

Янош улыбнулся:

— Он мне напоминает мою няньку. Та тоже постоянно ворчала, хныкала, жаловалась, но всегда…

На улице раздался вопль. Янош и я выскочили в коридор. Янош уже сжимал в руке саблю, я вытащил свою. Мы с грохотом сбежали по лестнице во двор. Двое часовых у ворот, с оружием наготове, вглядывались в темноту. Остальные наши солдаты выскакивали из своих комнат, застегивая ремни.

— Инз! — воскликнул один из солдат, указывая на улицу. — Он только что прошел…

Остальное я не дослушал, и мы бросились вдогонку. Янош успел на бегу выхватить из держателя один из факелов. В конце улицы я разглядел трех дерущихся мужчин. Мы закричали и устремились к ним. Один из троих отскочил и метнулся в темноту. Другой задержался, и я успел увидеть, как он ударил третьего в грудь и тот стал оседать. На мостовой осталось только скрюченное тело.

Это был Инз. Мы перевернули его. Ему нанесли два удара — один в руку, разрезав ее до кости, а другой глубоко пронзил грудь. Но он еще был жив.

— Кассини сюда, — приказал я. Янош громко крикнул, чтобы сюда скорее шел воскреситель с его целебными травами. Кто-то побежал за ним.

Инз открыл глаза, узнал меня.

— Я… я не отдал им. Они не смогли… — выдохнул он. — Они хотели…

— Молчи, — рядом со мной на колени опустился Янош. Он поднял маленькую кожаную сумку с моими состриженными волосами. У меня внутри все сжалось. Вот в чем дело. Негодяи решили, что этот маленький, хорошо одетый человек несет в сумке деньги.

— Они сказали… они хотели что-нибудь принадлежащее вам… хозяин… и что они… заплатят за это. А если нет… — Инз глотнул воздуха, воздуха, который не мог уже удержаться в его продырявленных легких.

— Держись, — сказал я. — Кассини поможет. У него есть лекарства и заклинания. С тобой все будет хорошо.

Инз покачал головой.

— Нет, — прошептал он. — Одна просьба, хозяин. Одна последняя просьба. — Я понял, что он умирает. — Дайте мне волю, — смог он выговорить. — Дайте мне умереть свободным человеком.

Дело было не в этой просьбе. Дело было в том, что по моей вине он умирал здесь, на этой грязной мостовой в этом проклятом городе. И все, что я мог для него сделать, — это лишь выполнить его просьбу. Я пытался отыскать нужные слова, но до этого мне еще ни разу не приходилось освобождать раба. И тут заговорил Янош.

— Повторяй за мной, — приказал он. Я стал повторять.

— Я, господин Амальрик Антеро из Ориссы, сим объявляю раба Инза, Инза из… из…

— Из Мангифера, — донесся шепот.

— Из Мангифера свободным человеком. Не принадлежит он теперь к числу рабов и тем самым получает свои права и обязанности. Он имеет право на собственность, на жену, на детей, которые тоже отныне свободны. Имеет право жить своей жизнью и умереть своей смертью. Я, господин Амальрик Антеро, объявляю добровольно и открыто здесь, пред ликом всех богов, что отныне и навеки не предъявлю прав на этого человека, его детей, его семью, его душу.

Я повторил за ним слово в слово.

Губы Инза раздвинулись. То ли он хотел поблагодарить, то ли улыбнуться. И тут что-то изменилось в его взгляде, смотрящем теперь сквозь меня, за меня, в ничто. И тело его внезапно потяжелело.

За накатившими слезами я уже не мог разглядеть его лица. Кто-то поднял тело. Янош помог мне встать. И тут я вспомнил — набрав пригоршню пыли с мостовой, посыпал ею тело Инза. Вот теперь его призрак не будет бродить по земле. А я поклялся, что все сделаю, чтобы отыскать его убийцу, и тогда благословит Инза Темный искатель. Но сейчас я даже злости не чувствовал. А лишь великую печаль да великий стыд за то, что за столько лет я так и не удосужился спросить у верного слуги и преданного друга, откуда же он родом.