Улыбайлики. Жизнеутверждающая книга прожженого циника - Матвей Ганапольский

Эта фраза произносится с такой интонацией, как будто он давно определил, что в бутылке вместо вина обычная вода с гуашью и осталось только отпить глоток, чтобы убедиться в обмане и надеть на сомелье наручники.

Еще раз, подозрительно понюхав бокал, путем засовывания в него своего большого носа, наш друг делает глоток и долго перекатывает напиток из-за одной щеки в другую, от чего создается впечатление, что у него появился флюс.

Наконец, он делает глоток и закатывает глаза, как бы доверяя своим тончайшим рецепторам исследовать сей подозрительный напиток, после чего открывает глаза и заявляет, что вино отдает пробкой.

Первая бутылка вина почему-то у нашего друга всегда отдает пробкой, поэтому сомелье, который уже давно близок к обмороку, командует открыть другую бутылку, которую захватили с собой сразу же.

Вторая бутылка проходит всю церемонию с начала, только гораздо медленней.

Наш друг показывает явное недоверие к сомелье и свою полную готовность оградить приглашенных гостей от некачественного пойла.

Что касается сомелье, то он всем своим видом демонстрирует готовность стукнуть нашего друга по голове первой забракованной бутылкой, а потом полить лежащее тело вином из второй.

А что касается пробки, которой якобы пахло вино, то он бы эту пробку засунул… Ну, в общем, по его глазам видно куда.

Внезапно наш друг вдруг удовлетворенно крякает и коротко произносит: «Эта подходит!..» – после чего вино разливается, и мы приступаем к трапезе.

Однако любое развлечение должно иметь свою пикантную сторону, делающую его экстремальным.

И наш друг этой пикантной стороной несомненно обладает, ибо не только не различает цвета, являясь дальтоником, но и почти не чувствует запахов, страдая хроническим ринитом.

На фоне этих физиологических аномалий издевательство над сомелье доставляет нам двойное наслаждение.

Однако иногда поход в ресторан преподносит особый урок, поднимая поданное блюдо, да и все происходящее, до метафоры.

Однажды один русский миллиардер, который любил слушать мои программы, пригласил меня поговорить с ним о политике и одновременно отобедать.

Он проявил ко мне особое уважение и лично заехал за мной на работу – у дверей здания остановился его бронированный автомобиль, а за ним пристроились несколько черных автомобилей охраны.

Я сел на заднее сиденье, и мы поехали в рыбный ресторан – возможно, рыба на столе напоминала этому миллиардеру о его недвижимости на юге Франции.

К нашему приезду все машины перед рестораном были убраны, а в самом ресторане нас встречали вышколенные официанты.

Далее было нюханье вина, вода без газа, после чего нам вынесли огромные фартуки, как у сталеваров – оказалось, что мы будем есть каких-то особых крабов или омаров – их специально привезли самолетом к нашему сегодняшнему визиту.

К столу подошел главный официант, похожий на посла какой-то западной страны, и вынес пару этих крабоомаров и специальные щипцы для разделки. Морские твари были чудовищных размеров – чуть ли не метр в диаметре.

Щипцы для разделки поражали замысловатостью формы и будили воображение – я представлял, как этот миллиардер потрошил ими своих врагов, зарабатывая в поте лица свой первый криминальный миллион.

Убедившись, что я взял щипцы в руки вверх ногами и беспомощно смотрю в красные глаза крабоомаров, как будто жду от них указания к собственной разделке, величественный официант взглянул на моего миллиардера и спросил: «Не желаете ли, чтобы я сам разделал их?»

Миллиардер посмотрел на мой молящий взгляд и утвердительно кивнул.

Официант унес чудовищ за перегородку, откуда тотчас же раздался жуткий хруст, а мы начали светскую беседу.

Миллиардер восхитился моим журналистским мастерством и заметил, что не представляет, как я умудряюсь столь смело бичевать различные недостатки.

В ответной речи я восхитился мастерством моего миллиардера так ловко торговать нефтью, газом и сталью и заметил, что не представляю, как он умудряется сидеть со мной в ресторане, в то время как Россия предоставляет некоторым его товарищам-миллиардерам гораздо менее удобные места для пребывания.

В ответ на мою шутку миллиардер неожиданно засмеялся здоровым смехом и заметил, что любое дело имеет свои секреты, с чем я немедленно согласился.

Я сделал это вовремя, потому что за перегородкой раздался финальный хруст и официант-посол направился к нам, держа чуть ли не над головой огромный поднос.

Подойдя к столу, он ловким движением опустил поднос на стойку и широким жестом хозяина указал на его содержимое.

Мои глаза полезли на лоб – на подносе одиноко стояла маленькая тарелочка, на которой покоилась кучка мяса.

Это были наши два крабоомара, только они были «ню».

Официант переставил тарелочку на стол между нами, не забыв положить рядом две позолоченные вилочки.

Миллиардер крякнул и сказал: «Разделим по-братски!..»

Мы схватились за вилки.

Скажу честно, я бы дорого дал за то, чтобы кто-то сфотографировал этот незабываемый обед:

На улице стоит бронированный джип и три машины охраны,

В пустом ресторане, как на военном параде, стоят официанты,

За столом сидит настоящий миллиардер и известный журналист…

А на столе стоит маленькая тарелочка, в которую эти двое «селебрити» тыкают крохотными вилочками.

Делят по-братски горстку мяса!

Вот почему все мои походы в ресторан заканчиваются шаурмой.

Да здравствуют аферисты!

У меня есть любимая приятельница Регина, которую я когда-то, в дремучие советские времена, провожал в эмиграцию.

Она сама из Одессы, а в этом благословенном городе юмора и шуток весь юмор заканчивался, как только узнавали, что твои родители подали документы на выезд.

Потом начинали шутить, но шутки получались жутковатыми.

Например, Регине, которая была на тот момент ученицей восьмого класса, устроили собрание школьников и преподавателей в актовом зале на фоне большого портрета Ленина.

Ее посадили на стул посередине сцены, и директриса, нервно отпив из графина пару глотков воды, произнесла монолог про то, как нехорошо поступает школьница восьмого класса, когда отказывается бросить своих родителей и соглашается ехать с ними в империалистическую Америку.

Потом выступала завуч, которая рассказала о неблагодарности девочки, которую вскормила и вспоила Родина, о чем эта девочка злостно забыла.

– Жвачка, кока-кола и джинсы ей дороже Родины! – патетично воскликнула завуч.

При этих словах зал оживился.

Все школьники были несказанно удивлены. Они никогда не видели Регину в джинсах. Никто не помнил, чтобы она выдувала из жвачки пузыри.

А что касается кока-колы, то она продавалась только в магазине «Березка». Там моряки, совершавшие зарубежные рейсы за специальные талоны, которые им выдавали вместо реальных долларов, могли купить себе, например, телевизор «Панасоник» и, краснея, тащить его от дверей магазина до такси, под завистливые взгляды земляков.

Но в «Березку» нельзя было зайти просто так – на входе стоял дежурный, ибо советская власть считала, что совершенные формы «Панасоника» или холодильника «Розенлев» могут смутить «нетвердый ум» гражданина страны Советов настолько, что дело может закончиться разочарованием в идеалах коммунизма.

Так что представить себе Регину, пьющую кока-колу, было решительно невозможно.

– Я предлагаю исключить ученицу Бельман из школы! – предложила завуч, перекрывая шум зала. – И пусть дальше ее учит новая родина – Израиль!..

Шум в зале снова усилился, так как никто не понял, куда же именно едет Регина – в Америку или Израиль.

Но, так или иначе, куда бы Регина ни поехала, зал был счастлив, ибо она вырывалась из душного города серых платьев в блеклый цветочек и полусырых макарон с котлетой из хлеба в местной школьной столовой.

Вырваться из серости – это была общая мечта не только школьников, но и их родителей, не говоря уже о завуче, чей сын уехал в Израиль три года назад, из-за чего завуч чуть не вылетела с работы. И чтобы остаться, вынуждена была написать удивительную бумагу, в которой отказывалась от своего сына и осуждала американский империализм и израильский сионизм.

И теперь, раз в неделю, она тайно ехала на трамвае на другой конец города в дальний телефонный переговорный пункт, чтобы, дождавшись звонка от сына, сказать ему, как она его любит, и уточнить, когда именно он вышлет ей приглашение на постоянное место жительства в царство сионизма.

– Голосуем за исключение, – рявкнула завуч, глядя на Регину ненавистным взглядом, подтвердив тем самым, что Ильф с Петровым, а также Катаев с Бабелем в Одессе уже давно не живут.

Школьники единодушно проголосовали «за», а потом пошли вместе с Региной в кино.

Типичный урок советской шизофрении, когда говоришь одно, делаешь другое, а мечтаешь о третьем, был окончен. В советские времена к подобной шизофрении детей готовили с детства.