Белая Россия. Люди без родины (2-е издание) - Эссад Бей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В своей автобиографии, озаглавленной «Die literarische Welt. Lebenserinnerungen» («Литературный мир. Воспоминания») Вилли Хаас рассказывает о дебюте журнала, его «дилетантизме» в выборе направления и в то же время о великой творческой энергии, которая вливается в редакционную работу. Цель еженедельника — вслед за французским журналом «Nouvelles Littйraires» («Литературные новости») — стать представителем всех литературных, театральных и художественных новинок того времени. Поэтому он должен собирать свидетельства из каждого уголка Европы и объединять вместе не только великих художников и интеллектуалов того времени, но также авторов и второстепенных персонажей, в то время еще неизвестных. Именно по своему космополитизму и открытости для различных художественных и культурных течений «Die literarische Welt» можно считать сейсмографом, способным записывать основные тенденции времени, отфильтрованные глазами художника, философа, музыканта, искусствоведа или кинематографиста.
«Die literarische Welt» родился и развивался как журнал современности, где освещались самые новые и значимые темы в истории немецкой и европейской культуры за годы, предшествующие Второй мировой войне. Многие его статьи представляют собой обзоры книг или театральных представлений; в нем рецензируются Джеймс Джойс, Луи Арагон, Томас Элиот, Поль Валери, последние новости в области литературы. Но есть также статьи о европейской культурной и политической жизни, такие как отношения между Францией и Германией или вопросы об ответственности за Первую мировую войну. Различные темы дают нам очень точное представление об основных тенденциях того времени, в том числе о важности темы Востока и восточных религий. В еженедельнике публикуются эссе, которые впервые переводятся на немецкий язык. Многие из них являются вкладом в так называемые Rundfragen (опросы), публикуемые еженедельно, литературными или культурными исследованиями с участием ведущих представителей немецкой интеллектуальной сцены или Sammelartikel, общими (тематическими) статьями.
Среди фигур, которые вращались вокруг журнала, мы можем вспомнить Вальтера Беньямина, который вместе с Эссадом Беем является одним из самых плодовитых авторов «Die literarische Welt», затем Эгона Эрвина Киша, Якоба Хегнера и даже персонаж такого калибра, как филолог Эрнст Роберт Курциус. В нем также печатаются более авангардные персонажи, такие как Рихард Хюльзенбек, Иоганнес Роберт Бехер и Эрнст Толлер, или более известные, такие как романист Генрих Манн или сатирик Вальтер Меринг. Для некоторых это в основном случайное сотрудничество, как, например, в случае с Эрнстом Блохом, Максом Бродом, Арнольдом Бронненом или Бертольдом Брехтом, который публикует о литературе того времени и роли интеллектуалов; другим писателям, таким как Эссад Бей, поручена своего рода «тематическая» колонка.
Эссад Бей приходит в журнал в качестве знатока Востока; его статьи это смесь репортажа, политического комментария и мифопоэтического творчества, которые соединяют «настоящий» Восток с образом Востока «поэтичного», а мир путешественников — с богемой из берлинских кафе, которые посещает Эссад. Его камуфляж, его «культурные переодевания» важны для понимания его особого взгляда на мир, его умения быть везде как дома и в то же время всегда отстраненным, но также и для понимания его видения идеализированного Востока, многонационального и многоконфессионального. И на фотографиях того времени мы видим его одетого то как турецким пашой, то как мусульманским проповедником. В общей сложности он опубликовал в журнале 141 статью[136].
Специалист по восточной литературе Карло Сакконе пишет: «В нем всегда ощущается основополагающий элемент его личности — понимание того, что он находится на границе двух миров, двух эпох, между двумя вселенными, между двумя культурами, границе, которая проходит по его собственной биографии, но, лучше сказать, также по глубинам его души»[137].
Восток, который так сочно описывается в рассказах и в очерках Эссад Бея, соответствует, с одной стороны, романтической восторженности перед чужим экзотическим миром, который отражает ностальгию по другому, непознанному и еще не исследованному пространству. С другой стороны, это тот Восток, который в ХХ в. открывается заново для истории искусств и для истории религий, но также для антропологии и психоанализа. Искусство начала ХХ в., в частности, абстрактное искусство 1910–1920-х гг., на самом деле, во многом — исламское искусство. Неслучайно в 1910 г. проводится важнейшая выставка арабского искусства именно в Мюнхене, столице абстрактного искусства, где уже год спустя Василий Кандинский и Франц Марк создадут группу «Синий всадник». Но уже в 1907 г. историк искусства Вильгельм Воррингер говорит в своей книге «Абстракция и вчувствование» о схожести современного искусства с арабесками в таких же геометрических линиях, чистых формах, отличающихся от каждого реалистичного и натуралистичного представления действительности, и угадывает связь между исламским и современным искусством. Можно поэтому говорить о тенденции ХХ в. в желании вновь найти общие корни всех людей, поиск универсального человека, связанного не только с поэзией и языком, но в целом с историей человечества и его художественных, религиозных и культурных проявлений. Рудольф Отто и Уильям Джеймс говорят, к примеру, об «общем знаменателе» религиозного чувства, которое можно связать с исследованием Эссад Бея по культурной и религиозной связи между народами Кавказа, благородными воинами-алеманнами и арабской культурой, о чем он говорит в «Двенадцати тайнах Кавказа».
Когда Эссад Бей открывает свою рубрику в «Die literarische Welt», посвященную Востоку, и принимает ислам, арабские искусство и культура входят в большие актуальные темы эпохи, начиная влиять на немецкие культуру и искусство. И биограф Эссад Бея Т. Риис подчеркивает, как широки в веймарском Берлине были круги распространения арабской мысли и как была модна гипотеза создания единой еврейско-мусульманской религии[138]. Тот же Эссад Бей, в статье для «Die literarische Welt» рассказывает о своих встречах с «панисламистами» Берлина, объясняя, что его проза и его поэзия в начале имели и политическую мотивацию:
В Германии, прежде всего, начинается политическая практика. В темном и дымном кафе на севере Берлина встречаются немногочисленные панисламисты. Количество нас растет, в дымной комнате говорят на всех языках Востока, а иногда также и на немецком. Примерно половина присутствующих — английские или русские шпионы. Глава — индийский евнух […]. Мы вместе занимаемся политикой, так или иначе, война сделала нас хрупкими и уязвимыми, организовываются заговоры, подготавливаются теракты, которые потом не приводятся в исполнение, пишутся воззвания. Я рассказываю о халифате и пишу поэмы[139].
В 1920- е гг. Берлин представляет собой по-настоящему современный мегалополис, перенимая первенство, которое было у Парижа в течение XIX в. Берлин теперь — самый настоящий культурный центр, где встречаются и сливаются Восток и Запад: здесь живет много русских эмигрантов, настолько, что Берлин становится «второй родиной» или «второй столицей» для русских. Близость к старой России,
