Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны - Миле Белаяц

В том же духе пишут Грейдон Танстол и Макс Хэстингс. Первый указывает, что Вене стало известно о мобилизационных мерах 24 и 25 июля, а второй – что распоряжение последовало 25 июля в 14 часов[372].

Марк Корнуолл пытается разобраться, что побудило Гизля ошибочно уведомить Вену об отданном в 15.00 приказе, который Берхтольд расценил как «враждебный» шаг. Автор полагает, что посланника ввели в заблуждение различные манифестации и приготовления, перемещения войск и колонн резервистов. На самом деле, по словам Корнуолла, подписание состоялось вечером, а стало известно о нем поздно ночью[373].

Согласно сербской литературе и источникам, приказ о мобилизации подписан спустя два с половиной часа после уведомления австро-венгерского посланника о разрыве отношений, то есть 25 июля в 21.00. К самой мобилизации надлежало приступить 26 числа. В Австро-Венгрии 25 июля в 21.23 введен в действие приказ о мобилизации 8 корпусов, предусмотренных для реализации плана «Б». Приступить к выполнению надлежало 28 июля. Декрет подписал лично император Франц Иосиф[374]. Согласно Оперативному дневнику сербского Верховного командования, опубликованному Главным генеральным штабом в 1924 г., приказ о мобилизации последовал 25 вечером, как только австро-германский посланник отбыл из Белграда[375].

Сербское руководство, ознакомившись с ультиматумом, сразу поняло, какую цель преследует Австро-Венгрия. Тем не менее премьер Пашич отклонил предложение военного министра Душана Стефановича немедленно приступить к мобилизации: «Оценив по содержанию ультиматума, насколько серьезна ситуация, я в тот же день, не поставив в известность председателя правительства, передал командирам дивизионных областей, чтобы готовились к мобилизации, чтобы все офицеры, находившиеся в увольнении или на лечении, вернулись в расположение своих частей. Вызвал заместителя начальника генштаба полковника Душана Пешича и приказал ему, чтобы немедленно связались с воеводой Путником и полковником Живко Павловичем, которые находились на лечении за границей, и передали им, чтобы они немедленно возвращались в Отечество. Офицерам, осуществлявшим военный призыв в различных округах, было велено все бросить и вернуться в свои полки. Лично вызвал к себе командира Дунайской дивизии полковника Анджелковича и сказал ему, чтобы выводил в лагеря все части белградского гарнизона. 12 (25) июля утром отправился к г. Пашичу: “Что делать с армией, господин председатель, объявлять мобилизацию?”. Погрузившись в раздумье и поглаживая бороду, Пашич ответил: “Сейчас ничего не предпринимайте. Вечером все прояснится”. По возвращении в министерство я сразу приказал эвакуировать в Ниш белградскую военную мукомольню, после чего отдал поручение готовить следующие приказы: о переподчинении железных дорог армии, о минировании железнодорожного моста через Саву, о подготовке к печати сведений об австро-венгерской армии для последующего распространения в войсках»[376].

Выйдя от Гизля и присоединившись к министрам, которые ждали его в президиуме правительства, расположенном в доме Ристича, Пашич всем, кроме Стояна Протича, объявил, что надежды больше нет и дело решено. На затянувшемся до 19 часов и третьем по счету в тот день заседании кабинета было решено приступить к эвакуации правительства и созвать в Нише заседание скупщины[377]. Как следует из записок военного министра Стефановича, по возвращении в свое ведомство он вместе с полковником Крстой Смиляничем в 19.00 составил приказ о мобилизации[378]. Затем до 22.00 готовились распоряжения о формировании Верховного командования и его отправке в Крагуевац. Из военных документов следует, что в 21.00 отдан приказ о мобилизации, подлежащий исполнению на следующий день[379]. Об этом в 22.00 свое правительство немедленно проинформировал британский посланник Крекенторп[380]. Газеты опубликовали сообщение правительства и объявление мобилизации 26 или 27 июля 1914 г., как, например, «Политика».

Если дальше следовать логике Раухенштайнера и Кларка, согласно которой Сербия, зная заранее, что ее ответ будет отвергнут, начала мобилизацию до его вручения, тогда и австро-венгерское правительство, осознающее неприемлемость собственных требований, тоже заранее составило письмо, в котором отвергался сербский ответ. Посланник заранее, до получения ответа, погрузил свой багаж на корабль до Земуна, а австро-венгерский генштаб отдал приказ о мобилизации 25 июля в 21.23. Что самое любопытное, так это то, что правительство предоставило право принятия решения по столь важному вопросу одному человеку – генералу барону Владимиру Гизлю. В Вене не сочли нужным даже ознакомиться с ответом. Тем более не могло быть и речи о том, чтобы изучить документ и принять на его основе взвешенное решение. За начальство все это сделал посланник в Белграде.

Разумеется, ни один посол, какой бы крупной личностью он ни был, не мог бы принять столь значительное по своим последствиям решение, не располагая точными инструкциями. Обратимся к работе А. Митровича, чтобы познакомиться с тем, как германский посланник в Белграде фон Гризингер (v. Griesinger) описывал реакцию дипломатического корпуса на сербский ответ: «После спокойного и подробного рассмотрения сербского ответа мы с собравшимися у меня коллегами пришли к единому мнению, что барон Гизль отправился в путь с излишней поспешностью. Всем нам показалось, что Сербия сделала очень большой шаг навстречу требованиям, и срок, в течение которого наш коллега изучил врученный ему ответ, несоразмерно краток. Все мы сошлись во мнении, что каждому из нас потребовалось бы более продолжительное время. Поэтому мы пришли к выводу, что он заранее имел предписание отбыть, если ультиматум не будет, так сказать, безропотно проглочен. Тем временем сербский ответ был опубликован, и все мы утвердились в своем мнении [относительно отъезда Гизля]»[381].

Макс Хэстингс утверждает, что В. Гизль действительно 7 июля накануне возвращения в Белград получил от Берхтольда точное наставление: «Как бы сербы ни отреагировали на ультиматум [над которым именно в тот момент шла работа], вы должны разорвать отношения, дабы война могла начаться»[382].

Любопытно, что и Кристофер Кларк, о книге которого речь пойдет в следующей главе, признает, что ультиматум был сформулирован таким образом, чтобы его не смогли принять, а Гизль получил наказ отвергнуть любой сербский ответ безотносительно его содержания[383].

Действительно, имеется более чем достаточно первостепенных источников, свидетельствующих о том, что принятие окончательного решения о начале войны состоялось 15 июля. Главные действующие лица открыто обсуждали друг с другом меры «прикрытия» собственных истинных намерений. Для Германии не было тайной, что готовится неприемлемый ультиматум[384].

Тем не менее Иоахим Ремак высказывает спекулятивное предположение, будто Сербия, несмотря ни на какие австрийские планы начать войну, могла предотвратить ее, если бы полностью согласилась с требованиями ультиматума: «Если бы Белград не рассчитывал на создание Великой Сербии, он смог бы найти выход после предъявления австрийского ультиматума. Приняв его in toto, Пашич бы нарушил все австрийские планы»[385]. Как будто американскому историку неизвестно, что имелся вариант и на этот случай. Его разработал для Балльплатца советник и по совместительству профессор Венского университета Гольд фон Фернек: «Если Сербия примет все наши требования без возражений, мы могли бы отвергнуть ее ответ на том основании, что она не уложилась в срок, отведенный для подтверждения выполнения всех требований, которые следовало выполнить “сразу” и “со всей возможной поспешностью”, а также ввиду того, что она нас об этом, как, например, о роспуске «Народной одбраны», не “известила безотлагательно”»[386].

Обеспокоенные тем, что война может и не начаться, германцы интересовались у Берхтольда, что он собирается предпринять, если Сербия примет ультиматум. Министр успокаивал союзников, объясняя, что в этом случае «они [Монархия] смогут выбрать способ (!), как на практике будут выполняться их требования»[387].

Миф о поддержке Сербии со стороны России после предъявления ультиматума от 23 июля 1914 г

На улицах Белграда после объявления мобилизации 26 июля 1914 г. (из коллекции Момира Марьяновича)

Первая страница «Фигаро» от 26 июля 1914: «Сербия не подчинилась – разрыв отношений», «Просьба продлить срок действия ультиматума отклонена» (из коллекции Момира Марьяновича)

Первая страница «Фигаро» от 28 июля 1914: «Вернулся Пуанкаре», «Война или мир?», «Акция Австро-Венгрии» (из коллекции Момира Марьяновича)