Детство и школа. 1932—1949. Стихи разных лет - Владимир Георгиевич Фалеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я так и не узнал, когда и при каких обстоятельствах бабушка вернулась в свой родной город, где у нее оставалась сестра, моя двоюродная бабушка Катя. У той уже были за плечами и брак, и развод, и дочь Елена, и небольшая комнатка в коммунальной квартире на Первой линии Васильевского острова. Бабушка жила в семье сестры до момента моего рождения, когда папа попросил ее приехать в Москву помогать маме с маленьким Вовчиком. Оставалась с нами она долго, до момента моего поступления в институт, после чего вернулась в Ленинград. Виделись мы с бабушкой несколько раз, когда я приезжал туда по служебным делам. Познакомился с ее сестрой, тетей Катей, и ее дочерью, тетей Лелей. Та была историком, кандидатом наук, отлично владела итальянским языком. Хорошо помню название ее диссертации: «История сеньории в Ферраре». Тетя Леля была «сливянкой» – фанаткой известного ленинградского тенора Сливинского (как у нас в Москве были «козловитянки» и «лемешистки» – поклонницы знаменитых оперных певцов Козловского и Лемешева), За чаем велись интересные разговоры о буднях ленинградской интеллигенции.
Любимой бабушки моей Людмилы Константиновны не стало в день полета Юрия Гагарина – 12 апреля 1961 года. Увы, так случилось, что на ее похороны я не попал. К счастью, на ее могиле однажды побывал. Переписка с тетей Лелей продолжалась какое-то время, потом постепенно становилась более редкой, пока не оборвалась…
В Ленинграде жили и несколько других наших дальних родственников, из которых личные встречи у меня были только с тетей Лизой. Так я называл одну из троюродных сестер папы. Здесь я немного отвлекусь.
Тетя Лиза, музейный работник, была замужем за Николаем Дмитриевичем Миклухо-Маклаем. Его отец доводился знаменитому этнографу и путешественнику Николаю Николаевичу Миклухо-Маклаю племянником. Как известно, Николай Николаевич после возвращения из последней экспедиции в Новую Гвинею прожил недолго. Он скончался в Петербурге в 1887 году, сорока одного года от роду. Его вдова Маргарита Робертсон, дочь премьер-министра австралийского штата Новый Южный Уэльс, посвятив некоторое время разбору эпистолярного и научного наследия мужа, покинула Петербург и вместе с сыновьями вернулась в Австралию. Часть экспедиционных материалов мужа она передала в распоряжение Императорского Географического Общества. Судьба многих остальных вещей, привезенных Миклухо-Маклаем из Новой Гвинеи, оказалась в руках его сестры.
Возможно этим объясняется появление их части уже в наши дни в доме внучатого племянника путешественника Николая Дмитриевича Миклухо-Маклая, сотрудника Института Этнографии АН СССР.
Позвонив предварительно по телефону тете Лизе, с тортом и букетом подхожу к ее дому на углу 7-ой линии Васильевского острова и набережной Лейтенанта Шмидта. Ба! Вот это да! На фасаде дома, рядом с небольшим портиком с дорическими колоннами вижу мемориальную доску. Оказывается, здесь на втором этаже музей-квартира академика Ивана Петровича Павлова! Открыв дверь первого этажа с табличкой «Н.Д.Миклухо-Маклай», тетя Лиза смеется: «Народ замучил. Приходят в музей Павлова, а тут еще Миклухо-Маклай. Звонят, спрашивают, а у нас музея нет. Хотя кое-что тебе покажу».
В огромной и, судя по обстановке, густонаселенной коммунальной квартире, в которую превращен первый этаж старинного петербургского дома, тете с мужем выделена большая комната. К сожалению, Николая Дмитриевича в этот день я не застал.
Тетя ушла на кухню с намерением вкусно меня покормить, а мне сказала: «Видишь этот шкаф? Поройся в нем, будет интересно». На нижней полке нахожу большую, из грубой кожи и довольно тяжелую сумку с ремнем. Перед глазами всплывает известная фотография – Миклухо-Маклай, через плечо сумка, а рядом туземец. «Что, если это…?»
«Ты не ошибся», – раздается голос вошедшей со сковородкой тети, – «это ЕГО сумка. Посмотри, что внутри».
Не знаю, приходилось ли вам, читатель, держать в руках подлинные предметы, имеющие историческую ценность. Именно касаться их, а не рассматривать через толстое стекло витрины музея. Впечатление необыкновенное! Тебя уносит медленное течение реки времени к хозяину раритета, обстановке, в которой он находился…В тот момент это был далекий берег Новой Гвинеи. Из сумки я вынимаю пачку дагерротипов, чуть потемневших от времени.
Хижины папуасов, какие-то обряды, толпа полуобнаженных женщин…Бережно кладу все в шкаф. «Теть, – говорю, – это ж все в музей же надо!». «Обязательно отдадим, никак не соберемся, жалко расставаться». Это был мой единственный визит в дом тети. Вышло так, что приезжая в Ленинград позже, я не застал в живых уже ни ее, ни Николая Дмитриевича. Надеюсь, все раритеты нашли свое место в ленинградских музеях.
К слову. Еще один случай подобного рода был у меня в Тобольске, много лет спустя. Это была командировка по вопросу застройки новой части города для работников строившегося нефтеперерабатывающего завода. Любезные хозяева города устроили нам экскурсию в архив. Я держал в руках подлинный экземпляр следственного дела о покушении на Григория Распутина, с его закорючкой вместо подписи (старец, как известно, был неграмотный), а также пачку копий фотографий. На них был снят Николай Второй с двуручной пилой в руках возле поленницы дров. Снимки были сделаны незадолго до отправки семьи царя в Екатеринбург, где они приняли мученическую смерть в подвале дома Ипатова. Тот же трепет, то же волнение… Прошу простить меня за отступление, но мне казалось, что эти факты покажутся вам интересными.
Теперь о моем отце. В отличие от бабушки папа приехал не в Ленинград, а в Москву.
Имея за плечами рабочую профессию и среднее образование, он поступил в институт машиностроительного профиля. Думается, свою роль в этом решении сыграли гены его отца, военного инженера. По окончании института получил специальность инженера-механика и назначение на один из заводов.
Судя по тому, каким я помню отца в свои детские годы, он был веселым компанейским парнем, увлекался мотоциклом и игрой на гитаре. Маме в ту пору было всего двадцать. После окончания школы она училась в техникуме. Встретились и познакомились мои родители в одной из компаний. Их отношения развивались достаточно бурно, и в 1930 году папа и мама поженились.
Вскоре после этого события папу направили на строящийся новый московский мясокомбинат, впоследствии получивший имя А. И.Микояна. Вероятно, отец хорошо зарекомендовал себя на предыдущем месте работы. Здесь его сразу назначили главным инженером ремонтно-механического завода мясокомбината.
Перед началом войны он вступил в партию, был уже директором завода, а вскоре его назначили главным инженером всего большого предприятия – московского мясокомбината им. Микояна. В этой должности отец проработал все военные годы. На нем, как одним из руководителей предприятия,
