Загубленная жизнь Евы Браун - Анжела Ламберт

Даже в те прежние дни Гофман не отличался особой воздержанностью, а после смерти Лелли в 1928 году и вовсе скатился от изысканных удовольствий к вульгарному пьянству. И все же он оставался одним из самых близких сподвижников Гитлера. (Не «друзей» только потому, что вряд ли Гитлер способен был на настоящую дружбу.) Его портреты фюрера продавались десятками тысяч, открытки — миллионами. Гофман умело подчеркивал притягательность облика Гитлера героическими позами и искусственным освещением, превращая своего предводителя в последнего и величайшего из тевтонских рыцарей. Прильнув к объективу, он создавал в своем фотоателье мифического, долгожданного вождя, судьбою предназначенного вести Германию к сияющему тысячелетнему будущему.

В 1929 году, когда Гитлер впервые столкнулся с простодушной Евой Браун, он уже был хорошо известен в Мюнхене как оратор и вдохновитель НСДАП. Его лицо должно было быть знакомо Еве по фотографиям Гофмана, газетам и плакатам, однако она его не узнала. Ева, хотя и выросла в городе, где зародилась и набирала мощь нацистская партия, мало интересовалась политикой, и ее познания в этой области были чрезвычайно скудны. Ее семья питала неприязнь и недоверие к нацистам, а те, в свою очередь, презирали христианство за иудейские корни. Если имя Гитлера и упоминалось у Евы дома, то ее отец Фритц Браун наверняка отказывался его обсуждать. В момент первой встречи Ева и представить себе не могла (да и кто угодно на ее месте не смог бы), какие зверства в дальнейшем учинит Гитлер. Даже если бы читала «Майн Кампф», чего она совершенно точно не делала. Проповеди в ее монастыре упоминали Сатану и кошмарные образы геенны огненной, предрекающие газовые камеры Освенцима. Однако в 1929 году никто еще не подозревал о надвигающихся ужасах, кроме нескольких близких соратников Гитлера, которые не ограничивались бытовым антисемитизмом, но стремились к полному уничтожению евреев. Сейчас, в свете всего, что мы знаем о Второй мировой войне, о трагическом десятилетии между 1935 и 1945 годами, невозможно смотреть на Гитлера иначе, чем сквозь призму истории. Но в то время он производил совсем иное впечатление. Являясь харизматической фигурой в глазах общества, он был не менее обаятелен и в личном плане.

Тем, кто считает его воплощением мирового зла, это может показаться богохульством, но на самом деле фюрер Германии отнюдь не был зловещим и отвратительным. И уж тем более не соответствовал образу нелепого маленького человечка с прилизанной челкой на лбу и усами щеткой, созданному Чарли Чаплином в «Великом диктаторе». Совсем наоборот. Гитлер был очень привлекательным мужчиной, особенно для молодых впечатлительных дам, которых ему нравилось очаровывать. Все единодушно утверждали, что взгляд его голубых, как незабудки, глаз обладал гипнотической силой. Как все влиятельные люди, особенно политики, Гитлер создавал вокруг себя «силовое поле», которому невозможно было противостоять. При первой встрече он должен был произвести неотразимое впечатление на доверчивую юную барышню, только что покинувшую монастырские стены. Гитта Серени, чьи книги бичуют кровожадный фашистский режим, сказала мне: «По поводу его внешности. Я однажды видела его — в Берлине, в 1940 году. И была очень удивлена тем, как хорошо он выглядит. Он вовсе не был безобразен. Напротив — прилично одет, крайне чистоплотен. От него исходил свежий запах мыла, хотя он и страдал от дурного запаха изо рта, с которым боролся, постоянно чистя зубы». Она изрекла неприятную истину;

Власть очень притягательна, знаете ли. Это мощнейший сексуальный стимул. И Гитлер, бесспорно, обладал неотразимым шармом. Он был намного, намного проницательнее, чем люди привыкли думать о нем. Он был человеком исключительного ума — и монстром. Ему нравилось находиться в женском обществе, он обожал вести светские беседы, целовать ручки и тому подобное. И он в высшей степени любезно вел себя с окружающими.

Таким вот мужчиной, а вовсе не чудовищем, предстал перед Евой так называемый «господин Вольф».

И все же остается загадкой, чем сумел так приворожить к себе семнадцатилетнюю мечтательницу мужчина на много лет ее старше. Само собой, неискушенной девице льстит любое проявление мужского интереса, но здесь мы имеем дело с чем-то большим. Можно с пафосом утверждать, что он был предназначен Еве судьбой — так же, как и Германии. Их отношения тем и интересны, что обращение Гитлера с этой женщиной отображает в миниатюре тот способ (обольщение — покорение — разрушение), которым он совратил и довел до беды немецкий народ.

Роскошный дом Гофмана находился на улице Шноррштрассе, в пяти минутах ходьбы от ателье и в удобной близости от штаб-квартиры партии. Именно там Гитлер познакомился с единомышленниками Эрнстом Рёмом и Бернхардом Штемпфле, сыгравшими ключевую роль в формировании его политической философии. За пивом и сигарами (за исключением Гитлера, не выносившего табака и крепких напитков) они восторженно и многословно рисовали картины великого будущего национал-социалистов, в которое тогда еще верили всего несколько тысяч неофитов. Созданием этого нацистского «салона» Гофман способствовал формированию идеологии расизма.

В остальное время его дом был просто семейным очагом, где фюрер, с юных лет практически бездомный, мог расслабиться и отдохнуть. Альберт Шпеер позже вспоминал:

После обеда в ресторане Osteria Bavaria он уезжал в гости к своему фотографу, в Богенхаузен. В хорошую погоду кофе подавали в маленьком саду Гофмана. Окруженный другими садами и виллами, сад занимал не больше 2000 квадратных футов. Гитлер вечно отказывался от пирога, но в конце концов, осыпая комплиментами фрау Гофман, позволял положить себе кусочек на тарелку. Если солнце припекало, фюрер и рейхсканцлер, бывало, даже снимал пальто и растягивался на траве в одной рубашке. У Гофманов он чувствовал себя как дома.

Гитлер называл их дочку Хенни, которая была ровно на год моложе Евы, mein Sonnenschein (мой солнечный лучик) и был так привязан к ней, что отец какое-то время надеялся на предложение руки и сердца. Но эти амбиции заходили слишком далеко. Гитлер не искал связи, не говоря уже о браке, ни с малышкой Хенни, ни тем более с какой-нибудь «альфа-волчицей», чей ум не уступал красоте. Он не был готов к супружеской жизни, ни сейчас, ни после, по причинам, о которых не подозревал даже Гофман.

Когда на сцене появилась Ева Браун, друзья и помощники Гитлера отнеслись к ней пренебрежительно, как к легкомысленной пустышке. Они предпочли бы видеть рядом с фюрером женщину утонченную, элегантную, изысканную и не догадывались, что именно из-за отсутствия этих качеств Ева так подходила ему. При всем при том Гитлер мог бы никогда и не выбрать ее, если бы она упорно не преследовала его в течение последующих двух лет. Ей немало помогали интриги Гофмана, который старался как можно чаще привлекать к ней внимание Гитлера. Герберт Дёринг, знавший обоих мужчин с двадцатых годов, вспоминал: