Солнечные колодцы - Владимир Фирсов

Был страшен конь,

Окрашенный зарей:

В его крестце

С утра

Стрела

Торчала,

И он весь день метался одичало

Над трупами, над влажною землей.

Века…

Века с того минули дня.

Минули Освенцим и Хиросима.

А я все слышу

Крик невыносимый,

А я все вижу

Этого коня.

Все вижу я,

Как с кровью пополам –

Не рьяно, а устало, постепенно –

Еще зарей окрашенная пена

В два ручейка

Течет по удилам.

Погасни же, кровавая заря!

Яви прохладу,

Тишину на раны…

Из векового древнего тумана

Глядит на мир восьмое сентября.

Я все понять бы в том тумане мог,

Я все коню безгласному прощаю,

Но как он боль, скажите,

Превозмог,

Когда ушел,

Погасший,

Из-под ног

Татарника неяркий огонек,

Гореть и жить уже не обещая?!

Кто был хозяин этого коня –

Не мне судить!

Да и не важно это.

Коня, не увидавшего рассвета,

Мне жаль

С высот сегодняшнего дня.

Он умирал,

Не ведая о том,

Что я

Спустя века

О нем припомню,

Что я приду на Куликово поле,

Сорву татарник бережно, с трудом.

С трудом…

И он горит в моих руках

Среди степной и обнаженной сини,

Напоминая

Жизнь мою в веках,

И смерть мою,

И воскрешенье ныне.

Легли колюче

На мою ладонь

Четырнадцатый век

С двадцатым веком…

А там,

Над Доном,

Бродит мирный конь

И слепо

Доверяет человеку.

Журавли

М. А. Шолохову

Лед на реках растает,

Прилетят журавли.

А пока

Далеки от родимой земли

Журавлиные стаи.

Горделивые птицы,

Мне без вас нелегко,

Я устал от разлуки,

Будто сам далеко,

Будто сам за границей,

Будто мне до России

Не дойти никогда,

Не услышать,

Как тихо поют провода

В бесконечности синей.

Не увидеть весною

Пробужденья земли…

Но не вы

Виноваты во всем, журавли,

Что случилось со мною.

А случилось такое,

Что и осень прошла,

И зима

Распластала два белых крыла

Над российским покоем.

И метель загуляла

На могилах ребят,

Что в бессмертной земле,

Как в бессмертии, спят,

Хоть и пожили мало.

Вы над ними, живыми,

Пролетали, века.

И шептали их губы

Наверняка

Ваше трубное имя.

С вами парни прощались.

И за землю свою

Умирали они

В справедливом бою,

Чтобы вы возвращались.

Чтобы вы, прилетая,

Знали, как я живу.

Ведь за них

Я обязан глядеть в синеву,

Ваш прилет ожидая.

Ведь за них я обязан

Домечтать, долюбить.

Я поклялся ребятам,

Что мне не забыть

Все, чем с Родиной связан.

Вот и грустно: а может,

Я живу, да не так?

Может, жизнь моя стоит

Пустячный пятак,

Никого не тревожит?

Может, я не осилю,

Может, не устою?

Может, дрогну, случись,

В справедливом бою

За свободу России?

Прочь, сомненье слепое!

Все еще впереди:

Все победы, утраты,

Снега и дожди –

В жизни нету покоя!

Боль России со мною…

Не беда, что сейчас

Журавли далеко улетели

От нас, –

Возвратятся весною.

Не навеки в разлуке…

А наступит весна,

Журавлиная клинопись,

Станет ясна,

К ней потянутся руки.

К ней потянутся руки –

Сотни, тысячи рук!..

Журавли,

Человек устает от разлук.

Значит, помнит разлуки!

***

Вечно будет с тобой

Земля, на которой ты вырос.

Земля,

Где на вербе

Пустует осенний скворечник

И уныло глядит

В одинокое синее небо

И не может поверить,

Что птицы на юг улетели.

Вечно будет с тобой

Зима, где мордастые лоси,

Равнодушно косясь

На далекий дымок, на деревню,

По заснеженным тропам

Проходят в снегу по колено

И пугают сороку,

Что с треском слетает со стога.

Вечно будет с тобой

Земля, что весной оживает,

Поднимает легко

Над собой голоса жаворонков,

Земля, где на вербе

Ликует весенний скворечник

И губастый теленок

Глядит на него обалдело.

Звезда полей

Пусть от Москвы

До отчего порога

Немало звезд, немало лунных верст!

Горит звезда,

Каких на свете много,

Но мне она милее всяких звезд.

Она одна — звезда над лунной рожью

В туманами просвеченной дали,

Звезда полей!

Она неосторожно

Бредет себе по краешку земли.

Бредет себе,

Касается колосьев,

Дрожит

В кустах прибрежных ивняка, —

Над ней проходят молодые лоси,

Над ней скрипят тележные колеса, —

Моя звезда, она невысока!

И все-таки она — моя!

До боли,

Моя, родная — до скончанья дней —

Звезда полей над материнским полем,

Над тихою Смоленщиной моей...

И в час,

Когда мне горько и обидно,

Когда иные звезды надо мной,

Когда моей звезды

В Москве не видно, —

Я все же доверяюсь ей одной.

И пусть она далекая такая,

Пусть не у всех сияет на виду,

Я к ней иду, в потемках спотыкаясь,

И ей одной

Несу свою беду.

Покой

Лишь качнется радуга над бором

И под ней очнутся соловьи,

Все уходит в прошлое:

Раздоры,

Ссоры и застольные бои.

И обид на недруга и друга

Я с собой в дорогу не беру,

Если есть

Пчелиный голос луга,

Иволга в озвученном бору.

Если много радуги

И солнца,

Много звуков,

Дорогих до слез,

И светло и прямо

Смотрят сосны

На резную прозелень берез.

Так бы вот и шел

По перелескам,

По лугам,

По боровой глуши,

Удивленный потаенным всплеском

За год натрудившейся души.

И душа живая

Оживает

Вдалеке от суеты сует.

Беды и обиды забывает,

Словно их и не было и нет.

Словно мне не приходилось плавать

По болотам мерзкой клеветы,

Словно мне не приходилось плакать,

Видя грязь на теле красоты.

Приходилось.

Всякое бывало.

И, устав от подлости людской,

Ничего душа не забывала,

Позабыв,

Что в мире есть покой.

Но сегодня

Мне грозит такое:

Память мне покоя не простит,

Ведь душа устанет от покоя

И о непокое загрустит.

Загрустит,

И — радуга погаснет,

И — надолго смолкнут соловьи.

И — вернусь я снова,

Как на праздник,

К вам, друзья и недруги мои.

***

Так и живем,

Подвластны суете.

Все что-то делим

Даже меж друзьями,

Не замечая,

Как плывут над нами

Все то же солнце в черной высоте.

А если замечаем,

То н нем

Считаем пятна.

Слепнем — но считаем.

А солнце, нас не замечая, тает

И медленно плывет за окоем.

Оно плывет в далекие края,

Чтобы к рассвету снова воротиться…

Кому-то спится,

А кому — не спится,

Ты это знаешь, Родина моя.

Спят косари —

Им снова снятся травы.

Спят космонавты,

Слыша рев ракет…

Березы дремлют в луговых оправах

И тихо отражает лунный свет…

А где-то дребезжит магнитофон

И голосок гитарного поэта

Вещает, что любимая планета

Не для любви.

А он, поэт, влюблен.

Влюблен…

Ему бы лоно —

Из нейлона,

Ему неон заменит солнца свет,

Чайковского — заменят саксофоны!

А чем заменишь Родину, поэт?..

Но он сипит —

А что ему осталось! —

О бренности земной,

О стариках

И девочках, что их жалеют старость

И, в общем, остаются в дураках…

Вот взять бы этих девочек за город,

Но без гитар, без сигарет и вин,

Чтоб поняли,

Как мир предельно молод —

Без жалких песен и чужих седин…

Березы

Не стареют год от года.

Все то же поле,

И все та же тишь.

…Мы так бедны перед тобой, природа,

Что ты нам эту бедность

Не простишь!

***

Мы падали лицом к лицу

В высокую траву…

Спасибо матери, отцу

За то, что я живу.

За то, что я могу любить,

Могу любимым быть.

Могу пахать, могу косить,

Разумно чарку пить!..

Спасибо им за высоту,

За эту синеву,

За прямоту, за правоту,

За все, чем я живу.

Спасибо за уменье петь,

Не думать о тепле,

За счастье жить

И умереть

На собственной земле!

***

И. Стаднюку

Когда душа перерастает в слово

И это слово

Начинает жить,

Не будьте же к нему весьма суровы

И не спешите

Скорый суд вершить.

Пускай звучит не так, как бы хотелось!

Вам надобно понять его суметь.

У слова есть

Рождение

И зрелость,

Бессмертие

И подлинная смерть.

И я живу, понять его стараясь,

И постигаю слова торжество,

К его бессмертью не питая зависть

И не глумясь над смертностью его.