Маэстра - Хилтон Л. С.

Вскоре я заметила, что с нетерпением жду наступления вечера в четверг и пятницу. За исключением Лианны (я все никак не могла привыкнуть называть ее Мерседес), девушки не пытались набиваться мне в подруги, но и не отталкивали, вели себя мило, но особого любопытства не проявляли. Моя жизнь, судя по всему, их совершенно не интересовала, возможно, потому, что они и сами никогда не рассказывали правду о своей реальной жизни. В первый вечер, когда мы с Лианной слегка нетвердой походкой шли по Альбемарль-стрит, она заявила, что мне стоит выбрать сценическое имя для работы в клубе. Мое второе имя Лорен подходило просто идеально – нейтральное, ничего не говорящее, самое обычное имя.

В клубе все думали, что я изучаю историю искусства. Судя по всему, почти все девушки учились на программах MBA, возможно, кое-кто из них и не врал. Англичанок среди них не было, и похоже, что наши клиенты считали нас кем-то вроде Элизы Дулитл, которая отчаянно пытается наскрести денег на учебу, подрабатывая в баре, – эта история задевала струны их нежных мужских душ. Лианна старалась по возможности скрыть свой ливерпульский акцент, но иногда перегибала с этим палку. Я тоже поработала над своим произношением, выбрав вариант, которым пользовалась на работе и который в последнее время слышала даже в своих снах, но постаралась, чтобы мой голос звучал более естественно, – Олли был просто в восторге, говорил, что у меня шикарное произношение.

На моей дневной работе на Принс-стрит существовали миллионы мелочей, составлявших обязательный кодекс поведения, недоступный посторонним. Там люди с первого взгляда могли с точностью до миллиметра определить твое положение на социальной лестнице. Выучить эти правила оказалось куда сложнее, чем устанавливать авторство неизвестных шедевров, потому что если ты был своим, то должен был все понимать без слов. Я потратила кучу времени, чтобы научиться правильно говорить и ходить, и вполне могла произвести впечатление на неискушенного зрителя вроде Лианны, бывшей в восторге от моей поразительной трансформации. Однако где-то в недрах аукционного дома была спрятана связка ключей Алисы в Стране чудес, до которой мне никогда не добраться, – ключей, отпиравших двери даже в крошечные сады, обнесенные совершенно неприступными стенами, поскольку эти стены были невидимыми. Зато в «Гштаде» я считалась крутой, и девочки, если они вообще об этом задумывались, полагали, что быть женой известного футболиста или актрисой второго плана, сплетнями о которых пестрили страницы журнала «ОК!», – одно и то же. Разумеется, в каком-то смысле так оно и есть.

Разговоры в клубе велись в основном об одежде, о приобретении очередных дизайнерских туфель или сумочек, ну и конечно, о мужчинах. Некоторые утверждали, что у них есть постоянные бойфренды, многие из них оказывались женатыми, что давало девушкам возможность бесконечно жаловаться на свою судьбу. Другие просто с кем-то встречались, что давало им возможность бесконечно жаловаться на неудавшееся свидание с очередным идиотом. Наталии, Анастасии, Мартине и Каролине казалось само собой разумеющимся, что все мужики – козлы и терпеть их стоит только ради новых туфель, сумочек и субботних походов в японский ресторан в районе Найтсбридж. Они постоянно обсуждали, чтó их мужчины написали в эсэмэсках, как часто они им пишут и насколько страстно, но хоть какие-то эмоции у них вызывали лишь те случаи, когда оказывалось, что мужчина им с кем-то изменяет или дарит недостаточно много подарков. Они обсуждали возможные варианты развития событий, подтверждая свои версии красноречивыми цитатами из эсэмэсок, плели интриги и гордо заявляли, что у их мужчины есть яхта, а то и самолет. Но они никогда не говорили, что получают от этого удовольствие. Никому из нас и в голову не приходило задуматься о любви, мы вообще не употребляли этого слова. Нашей валютой стала ухоженная кожа и крепкие бедра, а такие вещи ценят только те, кто уже пожил на свете достаточно долго, чтобы принимать молодость как должное. Пожилые мужчины, по общему мнению девушек, были куда удобнее, хотя на них все время жаловались за их физические недостатки. Лысина, запах изо рта и прием виагры – жестокая реальность, которая тщательно скрывалась за кокетливым обращением с клиентами, и девушки лишь изредка позволяли себе прямо сказать об отвращении к этим старым пердунам и поплакаться в жилетку кому-нибудь из подруг.

В «Гштаде» у меня впервые появились подружки, и мне было даже немного стыдно из-за того, какую радость я испытывала от этого факта. В школе у меня подруг не было. Я регулярно приходила домой с фингалами, вела себя довольно высокомерно и агрессивно, часто прогуливала, от души наслаждалась хорошим сексом, а вот на подружек у меня времени не оставалось. Между мной и Лианной существовала негласная договоренность, что мы знаем друг друга с детства, вместе выросли где-то на севере, но нашу детскую дружбу ни с кем не обсуждаем, если, конечно, можно считать дружбой совместные попытки окунуть кого-нибудь из одноклассниц головой в унитаз. Кроме Фрэнки, секретарши нашего отдела, других подруг у меня не было. Я снимала квартиру вместе с двумя честными кореянками. Мы повесили в ванной комнате график уборки и безукоризненно соблюдали его, а других общих тем для разговоров у нас как-то не нашлось. За исключением женщин, с которыми я знакомилась на закрытых вечеринках, куда меня частенько приглашали, от представительниц слабого пола я не ожидала ничего, кроме враждебности и насмешек. Сплетничать, давать советы и выслушивать бесконечные рассказы о несчастной любви я так и не научилась, а вот в этой компании я наконец-то смогла найти свое место. Раньше в подземке я читала исключительно «Берлингтон мэгэзин» и «Экономист», а теперь их место заняли журналы «Жара» и «Вблизи», чтобы при смене темы с мужчин на бесконечные мыльные сериалы и сплетни о кинозвездах я могла вставить словечко. Девушкам я загадочно говорила, что мое сердце разбито, тонко намекая на то, что делала аборт и поэтому ни с кем не встречаюсь. Я говорила, что не готова к отношениям, и с наслаждением выслушивала советы подруг, которые предлагали забыть всю эту историю и открыться навстречу новым возможностям. О своих необычных ночных похождениях я никому не рассказывала. Я вдруг поняла: меня вполне устраивает жизнь в этом странном тесном мирке вдали от реальности, в котором не было решительно ничего настоящего, и наконец-то я ощутила себя в безопасности.

Насчет денег Лианна не соврала, разве что немного преувеличила, но в любом случае сумма выходила внушительная. Процент от выпитого шампанского уходил на оплату такси до дому, а чистыми я зарабатывала не меньше 600 фунтов в неделю – смятые пятидесятки и двадцатки, которые клиенты оставляли мне на чай. Уже через две недели я, решив с толком потратить накопленное богатство, села в электричку и поехала в центр распродаж недалеко от Оксфорда, намереваясь совершить несколько серьезных инвестиций. На смену старушке «Сандро» наконец пришла черная юбка «Москино», за ней последовало ослепительно-белое коктейльное платье «Баленсиагa», балетки «Ланвен», повседневное платье с принтом от Дианы фон Фюрстенберг. В довершение всего я пошла в дорогую стоматологию на Харли-стрит и сделала профессиональную чистку зубов и отбеливание, что в мою скромную страховку, разумеется, не входило, записалась в салон Ричарда Варда и постриглась так, что на первый взгляд прическа вроде бы не изменилась, но почему-то стала выглядеть в пять раз дороже. Все эти ухищрения не имели никакого отношения к моей работе в клубе. Для «Гштада» я купила несколько простых, недорогих платьев да еще прихватила кожаные туфли на каблуке «Луби». Вернувшись домой, я освободила в шкафу целую полку и аккуратно разложила свои сокровища, не снимая тонкой папиросной бумаги, в которую они были завернуты. Мне нравилось смотреть на них и пересчитывать, как будто я настоящий Скупой из мольеровской комедии. В детстве я воcхищалась книгами Энид Блайтон, действие которых происходило в элитных школах Сент-Клер, Уайтлиф и Мэлори-Тауэрс. Эти наряды должны были стать для меня тем же, чем для героинь этих книг была их элегантная школьная форма и клюшка для крикета.