Сугубо мужская история. Очерки, рассказы, миниатюры - Владимир Зангиев

– Там, спит ещё.

Но затем спохватывается и, посерьёзнев, продолжает:

– Сеньор шутить изволит? Разве вам интересно знакомство с глупой индейской женщиной? Ваши белые женщины вон какие красивые: блондинки, голубоглазые. На меня такие и не смотрят.

– Не расстраивайся. Тебе хватает своих женщин, – успокаиваю я бродягу.

В это время под пологом зашевелился ворох тряпья, и из-под него выползло нечто человекоподобное. Но такое потасканное, грязное и вонючее, что человека признать в нём можно лишь с большим трудом. Да, гурманские чувства амурных отношений моего чилийского знакомого имели сугубо специфический оттенок. Красота перуанки выходила за рамки моего понимания о прекрасном. Но, как известно, о вкусах не спорят…

– Вот, Каролина, познакомься, этот сеньор русский, он мой друг, его зовут дон Владимир, – с гордостью показал на меня Элвис.

Каролина, раскрыв неопрятный щербатый рот, дебильно уставилась на меня. Некоторое время она бесцеремонно разглядывала представшее её взору создание, словно перед ней возникло какое-то диковинное экзотическое животное, а затем, вытянув заскорузлый указательный палец, спросила, обращаясь к Элвису:

– Это далеко отсюда… Русия?

– Да-да. Дальше, чем Перу. И даже дальше, чем Бразилия, – тоном знатока стал объяснять индеец.

– Как ваши дела, сеньор? – наконец решилась она задать мне традиционный у латиносов вопрос.

– Более или менее, – тоже традиционно ответил я.

Но до неё, кажется, не дошел смысл моего ответа, она просто трудно вникала в разгадку того, что какое-то непонятное ей существо из другого мира издаёт звуки на её языке. Это для бедняги было событием жизни. Я же понял, что на сегодня достаточно впечатлений для моей новой знакомой и на том беседа закончена. А посему, любезно кивнув на прощанье влюблённым, я спешно ретировался со своим садовым инвентарем вглубь территории.

* * *

Вчера патрон был очень недоволен, раздражен, темпераментно жестикулировал, разговаривая с проверяющим инспектором из муниципалитета. А сегодня выяснилось, что инспектор подал рекламацию на то, что наша улица захламлена мусором, не соблюдаются санитарные нормы. Теперь дону Мигелю придется платить мульту (штраф). Утром шеф вызвал меня к себе в офисину и уже обычным успокоившимся тоном прояснил ситуацию. Я замети, в рядах его свиты царило непривычное оживление. Это уникальное событие для меня здесь – видеть, как напускающие на себя при мне важный напыщенный вид служащие-латиносы, кроме обычных пустых разговоров в рабочее время, заняты, наконец, хоть каким-то делом.

Одним из шагов по восстановлению санитарного порядка дон Мигель наметил: выдворение с подведомственной территории бездомного Элвиса. Моя задача – очистить угол от всего, что туда натаскал уличный музыкант. Мне жаль Элвиса, но я ничего не значу в этом мире, а ему уже объявили решение дона Мигеля. Бездомный заметно расстроен, беспорядочно суетлив, но хочет показать, будто ему всё нипочем. И тут я вполне понимаю его. Трудно покидать привычное обжитое место. Говорят, прожил он здесь года три или четыре. Теперь нужно искать новое пристанище. А это не так просто, ведь здесь не Россия. Каждый клочок земли имеет хозяина, который зорко следит за тем, чтобы никто не покусился на принадлежащую ему частную собственность. Что поделаешь – мир развитого капитализма!

Мы перебрасываемся с Элвисом ничего не значащими фразами. Да и чем я могу его сейчас утешить? Чилийцы, сами по себе, – народ, не поддающийся унынию. Живут настоящим моментом. Радуются тому, что имеют. Если же что-нибудь усложняет их жизнь – то просто надеются, что завтра будет лучше. И всегда готовы к веселью, шутке. Не зря здесь бытует такая поговорка. Когда чилийца в разговоре спрашивают в первый раз: как дела? Он радостно сообщает: всё хорошо! Дальше, во второй раз на данный вопрос он уже отвечает без улыбки: более или менее. В третий раз на этот же самый вопрос он срывающимся голосом признается, что дела дрянь, работу потерял, жена болеет, детей не во что одеть и т. д.

Таков их национальный менталитет. Народ малочисленный, но гордый. И когда чилийца спрашивают: «Вы местный?» Он с достоинством отвечает: «Soy chileno como porotos!» (Я чилиец словно поротос! – чилийская фасоль, из которой готовят национальные блюда). Поэтому я не успокаиваю Элвиса, а непринужденно интересуюсь:

– Куда теперь пойдешь?

Он беззаботно оскаливается желтозубой улыбкой и делает неопределённый жест рукой:

– Сантьяго – город большой, места хватит.

Дальше он деловито укладывает какое-то своё тряпье в огромный матерчатый узел, ещё что-то собирает в пару драных полиэтиленовых пакетов и на этом, видимо, сборы завершаются. Я не могу со спокойствием взирать на всё это, а посему углубляюсь в свои клумбы, но не выпускаю из поля зрения беднягу. Вот он напоследок тоскующим взглядом окидывает место, некоторое время служившее ему надежным пристанищем, и решительно отворачивается. До меня только доносится удаляющееся:

– Чао, русо. Кэ те вайа бьен! (Пока, русский. Желаю тебе всего хорошего!)

Русалка и падший ангел

– Опять двойку по алгебре схлопотал. Эта рыжая Марго невзлюбила меня за острый язык и расправляется при всякой возможности. Матушка снова будет скрипеть… – овеянный мутным туманом промозглых мыслей, тащился я домой после школы.

Вечер опустил серое покрывало, вокруг смеркалось, фонари на столбах изрыгали блёклую пока ещё желтизну. На железобетонной стене дома, мимо которого иду, в глаза бросаются пошлые надписи. Кто-то нарисовал обнажённую женщину в характерной позе, приготовленную для извращённого совокупления. Любопытно было бы взглянуть на того сексуально озабоченного субъекта, который свои творческие откровения воплощает подобным образом, расписывая окрестные стены и заборы… Вдруг из мира погружения в себя выдернул неожиданный глухой звук удара чего-то увесистого о землю за спиной. Инстинктивно оглядываюсь. На асфальте валяется огромный тюк с барахлом. И следом с балкона второго этажа спрыгивают два мерзких типа с пистолетами. С тем, который оказался ближе, встретились взглядами. Расстояние между нами не более двух метров, а посему пускаться наутёк не имеет смысла. К тому же, взгляд холодных глаз незнакомца прямо парализовал, недоброе выражение дебильной физиономии не предвещает ничего хорошего. Сознание осенило очевидной догадкой: это грабители и они пребывают в «деле».

Урка живо приблизился, и я даже толком не успел испугаться, как тот размашисто саданул меня по темени рукояткой своего кольта. Дальше не помню… какой-то провал… и чувство бесконечного полёта в бездну…

+ + +

Ласковое солнце тёплой ладошкой нежно гладит по спине. Тело моё безвольно болтается в полосе прибоя, то есть, голову и верхнюю часть туловища волной вытолкнуло на сушу, а остальное полощется в набегающей и тут же откатывающейся воде. Прибрежный песок слепит отливающей позолотой. Благодать! Только голова тяжёлая, как с перепоя. Нет сил подняться.

Со стороны моря надвинулась тень, очертаниями напоминающая дистрофика с невероятно удлинёнными шеей и руками. Тень замерла, расположившись на песке поперёк меня.

– Кто ты? – безразлично спрашиваю, не поворачивая головы.

– Теперь уже младшая дочь Ньерды, – прожурчал в ответ приятный грудной голосок.

– Почему теперь?

– А раньше жила я, как и ты, среди людей на земле.

– И что же сейчас?

– Море – моя стихия! Это я тебя вытащила на берег. Сама-то редко бываю на суше.

Тут меня осенило:

– Знаю! Знаю! Слышал эту историю про Ихтиандра.

– Совсем нет. Мне не пересаживали жабры молодой акулы. Здесь другой случай.

Дальше становилось неприличным общаться с собеседницей, не поворачивая головы. В конце концов, она является моим реальным спасителем, если не врёт, конечно. Пора познакомиться поближе.

Поворачиваю голову. Боже мой! Передо мной вполне привлекательной наружности девица, обнажена по пояс. Вожделенным взором скольжу по её фигуре вниз. Что за чертовщина? Ниже талии ноги срослись в хвост, покрытый чешуйками наподобие рыбьих.

Преодолевая некоторую растерянность, представляюсь:

– Цуцик! Это по-уличному погоняло у меня такое. А можно и Кузей – так мать называет.

– Очень приятно! А я Морисоль.

– Ну, ладно, всё это лирика. Но как же я очутился среди океана на незнакомом берегу? Надо определиться с этим, – сверлила в мозгу навязчивая мысль.

Морисоль плескалась поблизости на отмели, гоняясь за кем-то в воде. Я сидел на тёплом песочке, одежда на мне почти высохла, только томило нудное чувство опустошённости в желудке. Хотелось чего-нибудь съесть.

– Мори-со-о-ль! – позвал я. – Тебе ещё не надоело плескаться?

Новоявленная подруга упруго взмахнула хвостом и через мгновение вынырнула поблизости от меня: