Эфес и Троя - Наталья Фролова

Крёз, окрыленный легкой победой, намеревался воевать и дальше. Теперь, дойдя до самого побережья, он хотел подчинить себе населенные греками острова – Самос, Хиос, Лесбос – и уже приступил к строительству флота, но как-то вдруг отказался от этих замыслов, может быть, вняв предупреждению астролога, а может потому, что и так был счастлив.

Владыка Лидии называл себя самым счастливым человеком в мире. По легенде, едва ли основанной на реальных фактах, однажды его навестил Солон, тот самый царь Афин, который отказался от власти ради благополучия своего народа. Он бродил по свету в поисках смерти, поэтому не боялся перечить Крёзу, заявив, что для живого человека счастье недостижимо, поскольку об этом могут судить лишь его потомки. Мысль спорная, ведь богатство кое-что дает, хотя бы чувство превосходства над другими, ощущение радости от приятного бытия или возможность созерцать красоту. В те давние времена, как, впрочем, и сегодня, все это можно было купить, а Крёз, как известно, был очень богат.

Река Тмол в Лидии, по уверениям греческих историков, несла золотой песок, но главное, огромные доходы обеспечивало господство над цветущими странами. Казна пополнялась так быстро, что правителю, еще не отвыкшему от лидийской скудости, пришлось подумать, куда же потратить деньги. Судя по тому, настолько увеличился и похорошел в ту пору Эфес, размышлял он недолго. Крёз купался в золоте сам и не забывал о городе, который именно в то время достиг наивысшего расцвета. Сражаясь с греками, он восхищался их культурой и старался приобщить к ней лидийцев. То ли по настоянию царя, то ли по примеру фригийцев некогда дикий народ освоил и переработал греческое алфавитное письмо, до того успев полюбить греческий язык. В свою очередь, греческий язык активно обогащался за счет языка лидийского. Предпосылки для взаимопроникновения двух культур создавали торговые и политические связи Лидии с ионийскими городами. Крёз щедро одаривал греческие храмы, отдавая предпочтение самому почитаемому, Дельфийскому с его всевидящими оракулами.

Жители Ионии видели основу благополучия в земле. Презирая физический труд, они не слишком высоко ценили ремесло, однако сельское хозяйство, как отмечал автор «Домостроя» Ксенофонт Афинский, «доставляло им приятность. К тому же это почтенное занятие умножало дом и упражняло тело, поскольку земля, доставляя всякие блага в изобилии, не позволяет брать их легко». До прихода греков в Малой Азии олицетворением живительных сил природы считалась фригийская богиня Кибела – Великая мать или, Матерь богов, – которую люди представляли сидящей на троне, окруженной львами, с короной в виде замысловатой башни.

Колонисты не стали отменять местный культ, а соединили азиатскую мать-природу со своей Артемидой, получив совершенно иную богиню. Эллинская Артемида-охотница – дочь Зевса, сестра Аполлона – обитала в лесах, где охотилась в сопровождении нимф и своры собак. Она приносила естественную смерть женщинам, слыла кровожадной, поскольку использовала стрелы как орудие наказания неугодных. Богиня, созданная эфесцами, тоже обладала решительным и агрессивным характером и тоже строго следила за исполнением издавна установленных обычаев, вносивших порядок в животный и растительный мир. Однако в отличие от предшественницы Артемида Эфесская не была ни девственной, ни юной, ни даже красивой. Здесь она походила на мумию: ее тяжелое многогрудое тело (символ деторождения) сплошь покрывали бычьи головы (символ земледелия).

Оставаясь покровительницей всего живого, она давала счастье в браке и оказывала помощь при родах, а заодно наделяла плодородием землю.

Если жрецами греческой Артемиды были монахи-кастраты, то Артемиде Эфесской, наряду с евнухами – в Малой Азии их называли мегабизами, что в переводе с древнетюркского означает «мудрый евнух», – служили девственницы-амазонки. Для того чтобы снискать милость первой, требовалось не терять целомудрия и время от времени приносить в жертву кабана, оленя или козла. Вторая снисходила до людских забот, если ей, как и Артемиде Лимнатис (Болотной), возводили дом в подходящем месте, то есть вблизи источников либо прямо на болоте. Святилище Кибелы в Эфесе стояло на заливном лугу, который в сезон дождей превращался в трясину. Легкие деревянные постройки часто приходили в негодность, зимой гнили, летом сгорали и во всякое время года разрушались от нередких в этом краю землетрясений. Задумав храм Артемиды (по-гречески Артемисион), эфесцы решили заменить им древнее святилище Кибелы, благо к тому моменту от него почти ничего не осталось.

Известно, что он возводился не один раз. Первое здание, как и прежнее, посвященное Кибеле, было полностью деревянным, зато второе (а возможно, третье или четвертое) – то самое, о котором мечтал Крёз, – строилось из камня. Так как Артемида Эфесская, кроме жен, покровительствовала и амазонкам, ее изображали не только многогрудой мумией. Скульпторы классической эпохи одевали ее в короткую тунику, наделяя копьем и стрелой, только что вынутой из колчана. Иногда голову воинственной богини венчал полумесяц – символ Луны, – ведь малоазийская Артемида все еще оставалась сестрой Аполлона, а тот был богом Солнца.

Тогдашний мир, по крайней мере тот, что был знаком эфесцам, не знал сооружений, подобных тому, которое они собирались посвятить любимой богине. Не пожалев собственных сил и средств, жители города воспользовались помощью соседних полисов. Культ Артемиды был распространен повсеместно, и желающих поучаствовать в этом полезном предприятии было достаточно.

Если верить древним авторам, строительство Артемисиона продолжалось 120 лет. Спустя века Плиний Старший уверял, что «его окружали сотни колонн, подаренные таким же количеством царей». Римский историк, скорее всего, преувеличил – вряд ли ионийцы имели столько щедрых друзей. Тем не менее свою лепту в сооружение храма внесли все государства Малой Азии, но больше других постарался тиран Крёз. Надписи на базах колонн, украшенных в нижней части рельефами с изображениями богов, доказывают, что все они являются даром лидийского царя. Помимо прочего, он подарил храму статуи священных коров, выполненные из чистого золота.

В Эфесе было немало хороших мастеров, однако конкурс на лучший проект выиграл приезжий архитектор Херсифрон, ему же поручили и строительство. Возведение огромного здания из мрамора представлялось нелегкой задачей, а воплотить предложенный зодчим принцип диптера (прямоугольное в плане помещение, окруженное по внешнему периметру двумя рядами колонн) и вовсе казалось невозможным.

Неудачный опыт прежнего строительства заставил задуматься над тем, как обеспечить постройке долгую жизнь. Зыбкая болотистая почва не была тому помехой, более того, зодчий решил, что она послужит амортизатором при землетрясениях. Чтобы мраморный колосс не утонул, строители поместили его в котлован, предварительно заполнив яму смесью из древесного угля и шерсти. Благодаря своей толщине это воздушное основание было достаточно крепким. На нем храм спокойно простоял около 100 лет, а после того как он сгорел, та же подушка послужила фундаментом нового здания, простоявшего еще дольше.

Как и предвидел Херсифрон, колоссальная стройка на болоте стала инженерной головоломкой. Основные материалы – известняк и мрамор – добывали в близлежащих горах. Несущими конструкциями послужили 120 мраморных колонн. Достигая в высоту 20 м, они были сложены из огромных глыб, которые приходилось ставить на место с помощью блоков и потом, уже на высоте, скреплять металлическими штырями. Кроме основания, зодчему пришлось подумать и над тем, как переправлять через топь многотонные колонны. Привычные средства – запряженные волами повозки – для этого не годились. Испытав как традиционные, так и оригинальные приемы, Херсифрон пришел к гениально простому решению: в мраморные стволы забили металлические стержни, надели на каждый по деревянной втулке и прикрепили к ним оглобли из того материала. Таким образом телеги не понадобились, поскольку круглые колонны превратились в валики, без особого труда катившиеся за упряжками из 10 пар волов.

И все же возникали ситуации, когда великий Херсифрон был бессилен, и тогда, как уверяют античные авторы, на помощь ему приходила Артемида. Однажды, потратив немало времени, чтобы уложить в пазы тяжелую балку порога, и не сумев этого сделать, зодчий решил расстаться с жизнью. Разумеется, не упрямая балка была тому виной. Просто не выдержали нервы. Он многие годы работал на пределе, неимоверного напряжения сил требовала борьба с завистливыми коллегами, непорядочными подрядчиками и ленивыми рабочими, изматывали непрерывные споры с властями. Не последнюю роль сыграло раздражение от постоянных взглядов – стройку буквально осаждали зеваки.