А Е Ферсман - Рудольф Баландин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"С острова Челекен". Все еще смущенный, робеющий студент принялся изучать образец.
На следующий день в лабораторию зашел Вернадский.
Негромко поздоровался и стал подходить к каждому по очереди: "А что у вас?" Ферсману сказал: "Ярозит - минерал очень интересный. Содержание некоторых элементов в нем сильно варьирует. Например, алюминия и кальция.
Безусловно, это связано с составом тех минеральных масс, при выветривании которых образовался ярозит. Но должны были играть немаловажную роль и подземные воды. В этом вопросе еще много неясного".
Через несколько дней Ферсман убедился, что строги его новые преподаватели более всего к самим себе и к тем, кто не увлечен наукой. Обстановка в минералогическом кабинете была дружеской, радостной.
Конечно, студенту необходимо прежде всего огладевать впаниями, учиться проводить анализы. Но все-таки так едорово, когда перед тобой минерал, о котором еще многое остается неизвестным, и его историю предстоит расшифровывать так же, как археологам - загадочные письмена давно исчезнувших народов...
Лекции Вернадского произвели на Ферсмана двойственное впечатление. Они не отличались ораторским мастерством, броскими фразами, остроумными отступлениями. Вернадский говорил негромко, спокойно, просто. Но от этого еще отчетливой, ярче выявлялась новизна и красота идей, которыми он делился со слушателями.
Впервые открылась Ферсману истинная сущность минералогии. Прежде, во время бесед с учеными-химиками, будущее минералогии виделось ему в том, что она все более будет превращаться в химическую науку. В лабораториях, среди реторт и пробирок, химики будут поверять "алгеброй гармонию": алгеброй точных экспериментовгармонию природных процессов.
Он полностью разделял мнение великого шведского химика Берцелиуса, высказанное еще в 1822 году: "Минералогия как учение о неорганических соединениях, составляющих наш земной шар, является лишь частью химии, на данных которой она всецело и исторически основывается". И когда Ферсману говорили о новаторском курсе минералогии Вернадского, то имели в виду именно такой подход, воплощающий пророческую мысль Берцелиуса.
Действительность оказалась иной. Да, в начале своей научной деятельности Вернадский придерживался идеи включения минералогии в химию. Нужен был приток новых, основанных на экспериментах достижений бурно развивающейся химии в традиционную описательную минералогию. Однако теперь ситуация изменилась.
Вернадский по-прежнему утверждал, что существует теснейшая связь между общей химией, изучаемой в научных лабораториях, и химией, которую изучают минералоги в природной лаборатории земной коры. Но есть и важное различие. Химия земной коры даст более грандиозную картину явлений. По сравнению с лабораторной химией эта картина отличается не только масштабами, но и необычайной сложностью. Химические закономерности и соответствия, наблюдаемые в мире минералов, еще пе вошли в круг изучения химиками.
Для минералогии, как и для геологии, наблюдения в поле, в природной обстановке - основной метод искания истины.
Ферсмана эти мысли ошеломили. Он ощутил, заново пережил детскую свою любовь к поискам камней, к дальним путешествиям за минералами. Нет, не только в пыли коллекций, среди справочников и не только в лабораториях призван работать минералог! Минералы необходимо наблюдать, изучать в природной обстановке, подобно тому как наблюдают зоологи жизнь и взаимоотношения животных, а ботаники - растений.
На лекциях Вернадского шла речь и о различиях существования минералов и живых организмов. Все живое обладает одним особым качеством неповторимостью.
Неповторима каждая особь, неповторим вид или сообщество. За миллионы лет геологической истории пе было случая, чтобы вымерший вид возродился вновь. Эволюция жизни необратима.
В мире минералов господствуют замкнутые циклы, круговые системы химических изменений. Они постоянно повторяются. Минеральные виды древних эпох точно такие же, как более молодые или даже современные.
Минерал следует изучать на всех стадиях его существования, а не только тогда, когда он приобретает устойчивую структуру, становится "камнем". Надо постигать роль минерала в общей жизни Земли и его зависимость от внешней среды. Чем точнее такое знание, тем легче искать минералы, месторождения полезпых ископаемых...
И все-таки дело обстоит не так просто. Вернадский пе удовлетворяется определением наиболее общей закономерности. Мысль его идет дальше, глубже. Для некоторых минералов были эпохи "расцвета", широкого распространения. Например, для накопления калийной и поваренной солей особенно благоприятным временем был пермский период, а также более древний кембрийский и сравнительно молодая кайнозойская эра. Очень неравномерно в геологической истории накапливался и каменный уголь. Причины подобных явлений неизвестны.
Захватывающими были лекции Вернадского по истории развития физико-химических и геологических наук в повое время. Для него история науки не была подобием окаменелости, остающейся неизменной веками. Он утверждал: каждая эпоха по-новому осмысливает прошлое!
Воссоздание хода научной мысли было для Вернадского пе самоцелью. Он выяснял законы научного познания. История науки была для него орудием познания нового.
Он учил не просто науке или истории науки. Он стремился выработать у слушателей научное мировоззрение, особый взгляд на природу, основанный на фактах, опытах, наблюдениях, обобщениях.
Наука - коллективное творение. Опа созидается усилиями тысячей тысяч специалистов, и не только ученых.
Научпое знание развивается не в абсолютном пространство, а в определенной социальной среде, в неразрывной связи с другими проявлениями человеческого духа, с прогрессом техники и промышленности, с уровнем знаний и заблуждениями определенной исторической эпохи. И вновь проблема решается пе так просто. Научное творчество остается достоянием и достижением личности. Нс безликие, однообразные массы научных работников движутся по магистральным направлениям в мире знаний. Требуются яркие, одаренные, вдохновенные, целеустремленные личности, идущие непроторенными путями, открывающие новое.
Идеи отдельных мыслителей оставались пе понятыми современниками. Порой проходили сотни лет, пока эти достижения становились достоянием науки, философии, техники. Новое знание вырабатывают не машины, а незаурядные, оригинальные личности. Так говорил Вернадский.
Мысли Вернадского не блестели ярко и быстро угасающе, как искры или падающие звезды. Они, словно семена, проникали в глубины разума и там расцветали. Они заставляли вновь и вновь обдумывать проблемы, сомневаться и искать, чтобы стать наконец твоими собственными, глубоко прочувствованными убеждениями.
Влияние Вернадского на Ферсмана было огромным.
В начале 1941 года, вспоминая зарождение в нашей стране учения о химической жизни Земли, Александр Евгеньевич говорил:
"Так складывались наши представления, скажем вернее, - наши научные мечты, когда тридцать лет тому назад, в старом здании Московского университета вокруг профессора В. И. Вернадского зажигался огонь новых исканий, полных веры в науку и жизнь.
И в стенах минералогического кабинета... зародились новые вехи новой науки и, вдохновляемые творческими порывами Владимира Ивановича, рождались и новые научные течения, и новые люди, и новые пути смелых исканий" [Ферсман А. Е. Избранные труды. М., 1959, т. V, с. 530.].
УНИВЕРСИТЕТ
Вся история науки на каждом шагу показывает, что отдельные личности были более правы в своих утверждениях, чем целые корпорации ученых или сотни и тысячи исследователей, придерживавшихся господствующих взглядов.
В. И. Вернадский
Студенческая пора была для Александра Ферсмана одухотворена самостоятельными научными исследованиями, стремлением не только узнать известное, но и вторгнуться мыслью в неведомое.
В Московском университете Ферсман стал геологом.
И хотя учился там недолго (с 1903 по 1907 год), достиг очепь многого.
"Я окунулся, - писал он, - в мир глубокой и продуманной постановки новых научных проблем с тем философским подходом, который этим проблемам всегда давал В. И. Вернадский".
Уже в 1904 году вышла в свет первая научная работа Ферсмана. В этом же году он был избран секретарем минералогического кружка университета.
За годы учебы в университете Ферсман опубликовал семь научных статей. Он был всецело увлечен минералогией и запустил некоторые другие предметы. Но благодаря своим научным исследованиям смог закончить университет.
Он научился самостоятельно мыслить, и это помогало находить более или менее удовлетворительные ответы даже на те вопросы, с которыми не успел ознакомиться по лекциям или учебникам. А главное то, что не интересующие его курсы - скажем, ботаника - стали для пего неизбежными, хотя и докучттыми занятиями, приближающими момент перехода к самостоятельной любимой работе. Подобно этому однообразные многочисленные анализы открывают путь к интересным выводам, обобщениям.