Рогал Дорн. Крестоносец Императора (ЛП) - Торп Гэв

— Прошу извинить, что задержался, но, полагаю, мой советник доблестно принял авангардный бой от моего имени, — произнёс Фениксиец, слегка склонив голову. Изображение Эйдолона замерцало и исчезло. — Мы зашли в тупик, и всё же, как самый опытный из легионных командиров, присутствующих здесь, я чувствую, что...

— Я вёл войны столь же долго, сколь и любой из моих братьев-примархов, — перебил его Лев. — Если ты видишь ошибку в моей стратегии, скажи прямо, не скрываясь за завесой старшинства. Почему Первый не должен поступать так, как указывает его название?

На протяжении всей тирады калибанца Фулгрим держался по-прежнему, с маской вежливого внимания на лице. Как только его брат замолчал, Фениксиец многозначительно перевёл взгляд на Рогала Дорна.

— Так вот, я чувствую, что возглавить атаку должны Имперские Кулаки, — заключил Фулгрим. — «Фаланга», безусловно, крупнейший из находящихся здесь кораблей. Она даже больше наших «Глориан», брат Лев. Её прибытие и последующая высадка сорока тысяч легионеров станут демонстрацией имперской мощи, посланием, которое невозможно игнорировать. Рогал совершенно правильно оценивает ситуацию.

— Провести раздельные атаки — значит усложнить высадку и моему, и твоему легиону! — прорычал Лев. — Утрата наступательного импульса может сокрушить все надежды на быструю победу, если местные впечатлятся меньше, чем ты предполагаешь.

Фулгрим обратил изучающий взор на Эль’Джонсона и сомкнул у подбородка изящные пальцы в учтивом жесте, говорящем о раздумьях.

— Брат мой, между «завоеванием» и «приведением к Согласию» есть очень важная разница, — мягко заметил Фениксиец. — Все мы здесь военачальники, но, что более важно, мы — примархи Императора. Когда Он поручил нам это предприятие, то однозначно выразился, что миры нужно привести к Согласию, и неважно, каким способом. Если цивилизация разрушена войной, её нужно восстанавливать, то есть тратить ресурсы, а их уже в обрез, ведь Великий крестовый поход по-прежнему расширяется на самых дальних рубежах.

— Об этом я и думал, — сказал Дорн. — Мы должны дать неприятелю шанс капитулировать, побудить его к этому. Согласно нашим сводкам, их главную военную силу представлял собой флот. Без него враг недолго будет сопротивляться. Хотя я не участвовал в столь многих кампаниях, как Фулгрим, и они лишь изредка оказывались бескровными, возможно, что ты, Лев, как наименее опытный в нашем братстве, всё ещё смотришь через призму войн в своём родном мире.

Гидореас сохранял нейтральное выражение лица, но ощущал, что речи Рогала, пусть и правдивые, звучат не слишком мягко. Черты Фулгрима исказила тревога, которую он быстро скрыл, однако стало ясно, что он чувствует то же самое. Все присутствующие, будь то примархи или легионеры, не сводили глаз со Льва, сдвинувшего брови и скривившего губы.

Пару секунд Эль’Джонсон молчал, ведя рукой к затыльнику оружия, закреплённого у него на поясе поверх угольно-чёрного боевого доспеха. Коснувшись двуручного меча, примарх Первого словно бы успокоился. Он немного выпрямился, и плащ из львиной шкуры всколыхнулся у него на плечах, словно потревоженный схлынувшим напряжением.

— Простите меня за необдуманные слова, братья, — сказал Эль’Джонсон. Его тон казался немного жёстким, но звучал искренне. — Я не хотел никого оскорбить, и, если так всё же произошло из-за моего рвения исполнить волю Императора, я приношу вам извинения. Вы правы, я командую одним из Его легионов точно так же, как эскадроном рыцарей, хотя теперь располагаю гораздо большей силой. На Калибане противника не одолеть, просто обнажив перед ним клинок, но Галактика в целом — это не Калибан.

— Мы здесь ради того, чтобы объединить человечество, а не поработить его, — напомнил Фулгрим. — Да, некоторые склонятся только под угрозой меча, однако другие примкнут к нам добровольно.

— Гидореас, — позвал Рогал магистра хускарлов, и тот шагнул вперёд, готовый исполнить приказ. — Сообщение флоту: всем кораблям приступить к атаке на поверхность.

— Слушаюсь, владыка Дорн, — ответил советник, приложив руку к гербу в виде кулака на своём нагруднике. — Флот начнёт операцию через пять минут.

Когда Гидореас развернулся и направился к ступеням, ведущим на главную коммуникационную палубу, он услышал, что его примарх напоследок сказал своим братьям.

— Будем надеяться, враг сумеет понять, что мы неодолимо сильнее, и пожелает сохранить не только честь, но и жизнь.

Неприятель безнадёжно уступал им в мощи, и всё же Сигизмунд поневоле признавал, что капитуляции совсем без сопротивления не будет. Но что руководит врагом — стремление потешить своё эго или же честь истинных воинов? Этого никак не узнать.

Он наступал по незнакомой улице в плотной группе воинов, чьи чёрные доспехи выделялись среди золотисто-жёлтой волны. Другие отделения по большей части принадлежали к ротам 29-го, 32-го и 45-го штурмовых кадров, однако сам легионер покинул их ряды, пока владыка Дорн присутствовал на Солнечном конклаве вместе с Императором и своими братьями-примархами.

Он стал Храмовником.

Сигизмунд чувствовал, что поменялось не только его оснащение — болт-пистолет и цепной клинок вместо болтера, — но и всё остальное. Храмовники играли роль меча всей группировки: они либо врубались в неприятеля, словно режущая кромка, либо устремлялись вперёд, как остриё. Масса следующих за ними Имперских Кулаков представляла собой могучую руку и тело, благодаря которым каждый порез оборачивался тяжёлой раной. Там, где недруг сопротивлялся, Храмовники пронзали его оборону. Братья тесно взаимодействовали с отделениями прорывников, которых вывели из пустотных битв, чтобы их уникальные навыки и снаряжение пригодились в городских боях. Такие подразделения, в буквальном смысле служащие щитом от вражеского огня, первыми шли в сражение, разворачивали вектор атаки и отражали контрудары до тех пор, пока не наступал подходящий момент для штурмового выпада Храмовников.

Роль клинка, а не тела или же щита, нравилась Сигизмунду.

Город представлял собой лабиринт, а его строители будто поклонялись треугольнику. Улицы пересекались в соответствии с треугольной планировкой, двери зданий имели треугольную форму, их стены усеивали высокие трёхгранные окна, а венчали все сооружения пирамидальные крыши. Возможно, подобная эстетика зародилась из-за трёх лун на орбите мира, или же фундаментом для неё послужили какие-то мифы неизвестного происхождения, чьё влияние ощущалось и тысячи лет спустя.

Враги по большей части сражались в громоздких красно-оранжевых бронекостюмах, а их головы защищали золотые шлемы с забралами. Эхо от звуков попаданий неприятельских пуль и взрывов болт-снарядов астартес разносилось по выложенным плиткой коридорам и залам, а затем возвращалось, отражаясь от сводов.

Высокие окна зазвенели от лязга сабатонов, когда Храмовники ворвались на нижний этаж какого-то здания, превращённого в опорный пункт. На верхние ярусы вместо лестниц вели зигзагообразные пандусы с балюстрадами. Десятки местных солдат, укрывшихся за каменными парапетами, обстреливали Имперских Кулаков сверху.

— Копьё! — взревел Эол, магистр Храмовников, и двуручный меч в его длани засиял отблесками огня.

Двигаясь как один, его воины сузили построение с ловкостью бойца, меняющего стойку, а три отделения прорыва выдвинулись вперёд, чтобы принять вражеские залпы на себя. Перемещаясь к арьергарду строя, Сигизмунд снимал из болт-пистолета врагов, которые засели на верхних уровнях пандусов, ведя огонь поверх голов прорывников и их щитов. Осколки каменной кладки разлетались, будто шрапнель, и солдаты с золотыми забралами валились назад — мёртвые, раненые или же просто перепуганные. Никакой разницы, если учесть, что ждало их дальше.

Между тем другие Имперские Кулаки проникали в обширный зал через выбитые окна и сломанные двери. Их болтеры и более тяжёлое оружие изрыгали пламя, а прорывники шагали навстречу шквальной стрельбе неприятеля.