Элиза - Даниил Горбунов

Выйдя из дома Перисов и пройдя вглубь города, мы попадём с вами в настоящую жизнь Салема. Уже в это время на улице было много прохожих, они ходили мимо простых деревянных домов. Пройдя дальше, мы заметим странное столпотворение: вокруг церковнослужителя собрались несколько человек и что-то громко обсуждали.

Самого главного в этом собрании выдавало его облачение. Одеяния остальных были однотипны. Сапоги, шляпы, вилы указывали на то, что эти люди одного рода деятельности. По тому, как они держали свои рабочие инструменты, было видно, что они не часто с ними расстаются.

– Лично у меня и ещё у двоих человек половины урожая уже нет, – раздраженно сказал первый фермер.

– А я говорю вам: без колдовства здесь не обошлось, – уверенно вымолвил второй.

Священник всё это выслушал, но ничего не ответил. Глаза его были тусклы и безжизненны. Он глядел на фермеров, словно задавая своим взглядом вопрос: «Зачем, вы, мне это всё говорите?»

Фермеры не замечали равнодушного взгляда человека, на которого они возлагали свои надежды, которого специально нашли, чтобы сообщить ему о своём несчастии. Ведь только сегодня они вышли осмотреть свою кукурузу, как заметили, что посевы, взошедшие относительно недавно, стали черными и сгнили.

– Ведьмы! Ведьмы и колдуны во всём виноваты! Кто ещё мог такое вытворить?! – прокричал третий фермер, – мне Том рассказывал как-то раз, что видел привидение Бриджет Бишоп, женщину с мертвенно-белой кожей в ярко красном платье, да ещё и с иглами, и с куклами в руках! Всем в нашем городе известно, что это ведьмы на нас насылают чуму, оспу и набеги этих проклятых индейцев…

– Но всему есть логическое объяснение, – раздался неизвестный голос, он прозвучал, как гром среди ясного неба, поэтому фермеры и церковнослужитель обернулись.

Произнёс эту фразу молодой человек, непонятно откуда появившийся. Он оглядел всех своими большими светлыми глазами. Говорил он громко и смело, а смотрел зорко и прямо.

– Извините, что так вмешался в ваш разговор, – продолжал он, – я услышал его случайно и решил сказать, что я думаю. Мне кажется, что урожай могло испортить какой-нибудь болезнью или может насекомыми, но нельзя же точно уверять, что здесь замешано колдовство.

– А кто ты вообще такой? – спросил второй фермер, посмотрев на этого человека презрительно, ибо на вид ему было всего где-то двадцать с небольшим лет.

– Моё имя Джим, Джим Смит, – ответил молодой человек, – и я думаю, что ведьмы не могли испортить ваш урожай. Подумайте, а существуют ли они на самом деле?

– А ты в этом сомневаешься? – спросил первый фермер, – нужно быть либо очень храбрым, либо очень глупым, чтобы говорить такое перед церковником.

Но служитель церкви, казалось, не слышал этой фразы. Глаза его смотрели куда-то вдаль, и по ним было видно, что думает он совсем не о беде фермеров или о сказанных Джимом словах.

Холодный ветер ударил в лицо Джима, как бы напоминая о том, какая сегодня плохая погода. Джим огляделся, он посмотрел на свой деревянный город и на серых угрюмых своих сограждан. Каждый раз, когда он оглядывал окрестности, они напоминали ему о тяжёлой жизни Салема. Часто Джим думал, что он родился в самом ужасном месте и в самое ужасное время. За все годы жизни он, казалось, не пропустил ни одной казни, прошедшей в городке. Он видел неоднократно, как мужчин и женщин приводили на холм, заставляли подняться на эшафот и дальше совершалось непоправимое.

Взойдя на эшафот, обвинённые обреченно смотрели на всех людей, собравшихся для созерцания их казни. Толпа у холма, образовывала собой серое чудовище с тысячью рук и глаз. Не было ни в Новом свете, ни во всем мире ничего более ужасного, как ощущения этих тысячи глаз, которые могут пронзить человека насквозь. Толпа смотрела на обвинённых, как на людей, оскорбляющих человечество. Но не было в толпе насмешек или укоризненных речей на их счёт. Люди в глубине своего сердца жалели несчастных, но боялись показать свое сочувствие, чтобы случайно не оказаться самим на их месте.

– Все жители нашего города, – начал говорить Джим, – считают, что казнь – есть справедливость, но эта справедливость создана страхом. Она фальшива, и люди прикрываются ею, как одеялом прикрываются дети, боящиеся темноты. Люди запуганы, как крысы, за которыми гоняется кот. Вам, кажется, что я сумасшедший или еретик, вы думаете, что я заблуждаюсь, но на самом деле заблуждаетесь вы. Подумайте-ка хорошенько, может ли Бог приговорить человека к смертной казни?! Когда убийство – грех, а этот грех совершается церковью. И вы думаете, что она совершает справедливость?..

– Не нужно тут разглагольствовать! – прервал его третий фермер, подняв указательный палец вверх, – ты считаешь себя очень уж умным, но кроме тебя есть другие умные люди, и они уже всё придумали и все истины постигли!

– Шёл бы ты своей дорогой, – выкрикнул второй фермер, – иначе тебя повесят!

Джим смотрел на фермеров, к которым только что пытался донести правду, но они были слепы душою и глухи к его словам. «Они меня не понимают. Нет, бесполезно что-то говорить этим людям», – думал Джим, и им овладевало уныние. Он понимал свою никчёмность и безнадёжность, он был всего-навсего, одним из тех, кто живёт в этом городе. Созданный конформизм царствовал в округе, и благодаря ему было удобно управлять людьми.

Священник, до того молчавший, вдруг вернулся из мира раздумий, и смекая что к чему, произнес:

– Мы рассмотрим вашу жалобу, – обратился он к фермерам, – и в ближайшее время будут найдены виновные в этом.

– Если они, конечно, существуют! – добавил Джим.

– А, что касается тебя, то лучше бы тебе быть аккуратней со своими мыслями, а иначе тебе не миновать тяжёлой участи.

После собравшиеся разошлись кто куда. Город также продолжал жить, как ни в чём не бывало. Джим шёл и смотрел на людей, полных страха, незнания и глупости. «Какие же люди – глупые существа» – думал Джим, идя по улице. Он видел измученных, забитых и невероятно жестоких людей. Их жизнь была очень тяжела, разные несчастия, которыми был полон Новый свет, негативно сказывались на людях. Не все из них были жестокими, но, как правило, если большинство таково, то и мнение об отдельных людях создаётся то же самое. В такие мгновения, Джим ощущал себя песчинкой в огромном мире.

Джим, как уже было сказано, с детства был одарён чувством справедливости, которое со временем становилось только острее. Он не мог смотреть на страдания невинных людей, на то, как церковнослужители наживаются на смертях несчастных жителей города, как они прикрываются самим Богом в своих преступлениях. Все эти священники и проповедники построили вокруг города невидимую стену и заставили людей думать, что всё, что они не могут объяснить, всё, что находится за пределами этой стены, принадлежит дьяволу. Джим – один из немногих, кто пытался разрушить эту стену, его попытки сделать это редко были успешными, но он был целеустремлённым, и поэтому никогда не прекращал верить, что когда-нибудь стена предрассудков рухнет, и люди поймут, что ведьм не существует.

Джим никогда не прекращал бороться за правду, да, это оборачивалось против него, он был готов к любым трудностям и даже думал, что если понадобится, он умрёт ради правды. Джиму приходилось терпеть ненависть по отношению к себе, но он понимал, что жители города ненавидят его из-за тех же предрассудков, и если он докажет свою правоту, они конечно поймут, что ошибались…

Время шло, и жизнь продолжалась. Когда всё начало готовится к вечеру и предстоящей ночи, Джим проходил мимо дома Перисов, и подошёл к жилищу, стоящему недалеко от него. Оно был не столь богатым и большим. Это был дом, в котором жил Джим.

Внутри он оказался даже намного уютнее, чем дом Перисов. На кухне, за столом сидела седая женщина, но даже в своём пожилом возрасте она выглядела довольно красивой. Каждый, кто видел эту женщину, сразу узнавал в ней Элизу, только в старости. Не было никаких сомнений, что это мать Элизы, Евангелина, с которой мы уже знакомы.

Следует немного рассказать о ней. Миссис Ева раньше была гадалкой, так как гадание не относится к колдовству, и этим занятием, безусловно, заниматься можно. Сами местные жители и церковники считают гадание научным занятием.

Что же касается характера Евангелины, то, как мы уже говорили, она была доброй и милосердной женщиной, однако, к старости она стала несколько эгоистичной и капризной. Некоторые люди в старости требуют к себе повышенного внимания и всё чаще погружаются во время, в котором они когда-то жили. Эта особенность присутствовала и у миссис Евы.

Часто Евангелину можно было застать за весьма странным занятием: она могла часами рассматривать распятие, которое служило для неё напоминанием о муже, скончавшемся девятнадцать лет назад. Её муж, Адам Даррелл, умер, когда Элиза была маленькой, поэтому та совершенно не помнила своего отца. Миссис Ева рассказывала, что в чертах Иисуса, изображённого на распятии, она узнавала черты Адама, но обычно прибавляла, что так грешно говорить.