Целительный эффект - Дебора Дэвис

— Он очень мал, мисс Джекобс. Очевидно, ему найдут приемных родителей. Думаю, со временем он и не вспомнит свою прежнюю жизнь…

Вот так, подумала Рейн, девушка с волосами цвета пламени постепенно исчезнет из памяти мальчика. Этот образ вытеснит из его сознания какая-нибудь супружеская пара, которая проявит заботу и затратит немало усилий, чтобы он поскорее забыл свою мать. Стив будет обожаемым ребенком, его усыновление произойдет быстро, насколько позволяют соответствующие законы… Словом, воображение Рейн рисовало благополучную, успокаивающую картину. Однако, как ни странно, успокоиться не удавалось. Умерла молодая женщина, его мать, продолжала думать Рейн, и в жизни этого крошки, который еще не способен задумываться о будущем, это настоящее, безутешное горе. Сейчас он был ранен и одинок. Рейн представляла себе, что такое быть маленьким и покинутым, и испытывала острую душевную боль и горячее сочувствие. Ее сердце открылось двухлетнему младенцу, который, вероятнее всего, не мог бы так быстро привыкнуть к ней или кому-либо другому. Она знала, какими трудными будут наступающие для него дни, и решила для себя, что не покинет его.

Согласись со спокойным предложением регистраторши уйти домой, Рейн не захотела, чтобы ей вызвали такси. Пару миль за рулем она проедет за несколько минут и будет дома, в своей спальне, будто этого адского дня никогда и не было Правда, в голове все еще шумит, и шрам на подбородке, как видно, останется. Но ведь это ничто по сравнению с тем, что ребенок потерял мать, а молодая девушка — жизнь.

Рейн удивилась, что у нее откуда-то еще взялись силы передвигаться. Уличный воздух оказался холоднее прежнего, и ветер осыпал лицо мелкими кристалликами льда. Она машинально подняла воротник к своим ярким завиткам волос, сунула руки в карманы, вглядываясь в ночь еще не привыкшими к темноте глазами. Дальше фонари лишь частично освещали автостоянку, а она, как назло, не запомнила место, где поставила «мустанг». Вдобавок она никак не могла нащупать в сумочке ключи от машины. И поэтому ею снова овладел приступ отчаяния, хотелось зарыдать, закричать. Вот уж точно — она, вероятно, рассыплется на куски, едва переступив порог своего дома, если вообще доберется домой: столько испытаний за один день никто не в состоянии вынести.

Щелкнув в досаде замком сумочки, она не понятно почему быстро отошла от края тротуара, оказавшись на проезжей части мостовой.

И тут же мощный звук клаксона оглушил, а свет фар ослепил ее. Она замерла на дороге, ни на что не реагируя. Раздался резкий скрип шин, и темно-синий «порш» остановился в нескольких футах от нее.

Дверца кабины водителя открылась и захлопнулась. К ней шел мужчина, его фигура освещалась светом фар. На нем были выцветшие джинсы и кожаная куртка. Длинные светлые волосы казались взъерошенными. Выражение лица было напряженно неприятным. Рейн понимала, поступила безрассудно, крайне неуклюже, но слова, которые она хотела сказать в оправдание, застряли в горле. Она вся дрожала.

Мужчина приблизился, и она увидела, что кожа его покрыта загаром, что у него крепкие скулы, а в уголках рта и глаз нет и тени улыбки или хотя бы любезности. Он показался ей циничным и агрессивным.

— С вами все в порядке? — Его голос был низким и раздраженным, а интонация как бы говорила, что он предпочел бы лучше использовать время, чем беседовать с ней.

— В порядке, но, конечно, не благодаря вам.

Она, разумеется, должна была извиниться перед ним, но то, как он к ней подошел, исключило это. Поэтому и она смотрела на него сейчас враждебно, желая, чтобы он повернулся и ушел к своей машине.

Но он не собирался уходить, глаза его сверкали гневом, и от этого Рейн почувствовала, будто вся ее кожа горит. Он, должно быть, хотел увидеть в ее выражении лица хоть проблеск вины, но не увидел и разъярился еще больше:

— Разве мама не научила вас, куда надо смотреть, переходя дорогу?

— У меня, к сожалению, нет мамы. А вблизи стоянок существуют пределы скорости, — сухо отпарировала она. — Или вы не заметили дорожного знака?

— При чем тут скорость!

— Притом, что это ваша небрежность, а не моя.

— Послушайте, не надо мне читать лекцию!

Рейн чувствовала, что с нею сейчас будет истерика, и она не сможет достойно отвечать на его выпады. Общение с этим заносчивым и грубым мужчиной было выше ее сил. Ничего себе — прекрасный конец кошмарного дня! Она сильнее сжала сумку, не желая показывать ему, что ее руки трясутся. Воздух был очень холодный, и пар их дыхания смешивался. Это ей почему-то показалось отвратительным. Она машинально сделала шаг назад. Он угрожающе последовал за ней.

— Леди, вы так легко не отделаетесь!

Со злостью, которая обычно делала ее еще очаровательнее, Рейн нанесла контрудар:

— Почему же? Ведь это было глупейшее происшествие, свидетелем которого я когда-либо была!

— Свидетелем!? Вы были участницей! А мое участие в этом не глупее, чем то, как вы вылетели со стоянки, будто перескочили через диван!

Да, это был явно не джентльмен. Иначе он не стал бы придираться к ней, когда у нее и так ныло все тело, словно ее искупали в проруби.

А его чувственный рот продолжал кривиться в типичной усмешке:

— Вы что же, всегда ходите среди машин с опущенной головой!? Этакие волосы у вас — уж не они ли помешали вам видеть, куда вы идете?

Рейн непроизвольно запустила руку в свои золотисто-рыжие кудри в ответ на его язвительное замечание и снова перешла в атаку:

— Я полагала, что пешеход может сам выбирать дорогу, а водитель обязан уступать ее. Или такая машина, как ваша, имеет особые привилегии? — Она выразительно кивнула головой в сторону покинутого «порша». Но тут боль пронзила ее так внезапно, так коварно, что она болезненно сморщилась, и он это заметил. Ее затрудненное дыхание тоже встревожило его, и прежде чем она подняла руку к голове, он уже старался помочь ей. Рейн лишь секунду колебалась, искать ли его поддержки или сопротивляться, но предательское головокружение сделало выбор за нее. Рейн легонько оперлась головой на его твердое плечо и ясно почувствовала, как стальные руки обхватили ее покачнувшееся тело. Головокружение усиливал запах его кожи и мужского крема после бритья, но поверхность кожаной куртки приятно холодила лицо. Опомнившись, она резко отпрянула, хотя и не стоило сейчас делать никаких резких движений.

— Извините, — это ее слово прозвучало довольно жестко.

— Не надо извинения, — ответил он. На ее лице, несмотря на холод, появились капельки пота, и при виде этого его глаза сузились. Он осторожно развернул ее к свету, его руки заскользили по плечам и голове Рейн. Она почувствовала, как прядь волос соскользнула с виска и услышала, как он понимающе хмыкнул: