Эхо драконьих крыл - Элизабет Кернер

До самой ночи накануне нашего отъезда я не могла больше ни о чем думать, и лишь тогда у меня внезапно словно бы открылись глаза.

…Лошадей мы оставили на ночь в стойлах. Рано утром нужно было отправляться в дорогу: ярмарка была в двух неделях пути, и вряд ли мы добрались бы до места раньше — Джеми, я и еще трое работников, которые должны были помогать нам с лошадьми. Такие ночи накануне отправления всегда волновали меня, даже когда сама я еще никуда не ездила; это было время конца и нового начала, полное обещаний и перемен. Джеми уже отправился спать, и работники разбрелись по своим углам. Мы с Вальфером как раз закончили последние приготовления, и я устало побрела через вымощенный каменными плитами двор, когда при свете факелов Вальфер вдруг взял меня за руку и заставил остановиться, сказав, что хочет мне кое-что сообщить.

— Что такое? — спросила я, недоумевая, зачем нужно было останавливаться.

Я вся перепачкалась и истомилась, и мне ужасно хотелось принять ванну и поскорее лечь в постель.

— Ланен, я… Со смерти Хадрона прошло вот уже шесть недель. Кроме меня тут больше некому за тобою присмотреть, — он умолк, словно чего-то выжидая.

Я рассмеялась.

— Странно ты рассуждаешь, Вальфер. За мною вот уже двадцать лет присматривает Джеми. Почему же со смертью Хадрона это должен делать кто-то еще? К тому же я пока что не встретила человека, который согласился бы удостоиться подобной чести, да я и сама никому этого не желала бы, — сказав это, я направилась к дому.

— А как же я? — воскликнул Вальфер.

Тут я остановилась.

— А что — ты? — спросила я как можно мягче, вновь повернувшись к нему.

Все женщины наделены предчувствием, остерегающим их в подобных случаях. Я была поражена: он ведь почти обручен с Алисондой — деревенской девушкой! Но я уже знала, что сейчас может произойти, и отчаянно соображала, как же мне выкрутиться и при этом не повести себя с ним слишком грубо. Он мне не нравился, но в некоторых случаях нелишне проявить и сострадание.

— Выходи за меня замуж, Ланен, — произнес он тихо, придвигаясь ко мне вплотную. От него пахло конюшней еще сильнее, чем от меня. — Я не собираюсь воображать, будто между нами может быть нечто большее, чем есть на самом деле, и… я не стану предъявлять тебе супружеские права… но тебе нужен человек, который мог бы за тобою приглядывать, вел бы за тебя все дела. Ты и сама разбираешься во всем не хуже меня, но все-таки ты для подобного не создана.

Пожалуй, это было верно. Разумеется, лошади меня никогда не интересовали так, как его — за исключением, может быть, случаев, когда кобылица готовится ожеребиться. Но даже нахлынувший гнев не помешал мне усмехнуться. Бедняга Вальфер! Он всегда считал себя таким проницательным и хитрым!

— Вальфер, это так неожиданно, — ответила я, не в силах скрыть резкие нотки в голосе. — А что скажет Алисонда? Она ведь заслуживает большего!

Он потупил взор.

— Она поймет…

Если бы разговор происходил утром, при ярком свете, я бы еще могла оставаться спокойной и попросту отказала бы ему; но сейчас, в конце долгого дня, при навязчиво мерцающем свете факелов, я утратила самообладание.

— Да уж! — фыркнула я. — Она настолько влюблена, что тоже согласилась бы стать для тебя простой хозяйкой, раз уж ты не собираешься относиться к собственной жене как подобает супругу. Какую чудесную жизнь ты мне предлагаешь, Вальфер! Замужество без любви ради покоя собственного тела — а тебе только одно и нужно: заполучить в качестве приданого отцовский опыт в разведении лошадей!

Хотя Вальфер и понял, что я вывела его на чистую воду, однако в голосе его лишь слегка угадывалось чувство вины:

— Ланен, ты не понимаешь…

— Побереги воздух — пригодится огонь задувать! — огрызнулась я. — Ты ведь только этого и добиваешься. Слишком много времени провел ты с Хадроном — даже говорить стал, как он, — тут я оборвала свою гневную речь, однако не могла остановить нахлынувших разом воспоминаний. Годы, долгие годы пренебрежения, когда Хадрон столько раз твердил мне, что я слишком заурядна, или слишком крупна, или чересчур мужеподобна, или же просто недостаточно хороша, чтобы быть ему дочерью, давили на меня, как груда камней; и вот, едва я научилась понимать свое значение и ценить одиночество, — не кто-нибудь, а именно Вальфер оскорбляет меня. Я стояла, кипя от гнева, и яростно вращала глазами при свете факелов. — Почему бы тебе просто не жениться на ней и не остаться здесь? — выговорила я.

Он долго не отвечал. Когда же наконец заговорил, то слова его с трудом протискивались сквозь комок ярости, застрявший у него в горле — ярость его была не меньше моей.

— И всю жизнь быть твоим слугой? Нет уж, спасибо, сестрица! — прорычал он. — У меня нет денег, чтобы убраться отсюда и начать все заново. Я-то думал, что смогу быть для тебя мужчиной, кажется, правда, тебе это вовсе не нужно, ты ведь даже не похожа на настоящую женщину, — но тогда я владел бы поместьем да еще и Алисондой в придачу.

Это было последней каплей. Безо всякого предупреждения я размахнулась и врезала ему. Ростом я чуть пониже шести футов и к тому же довольно сильна, да и уроки Джеми не пропали даром. Вальфер растянулся на каменных плитах, а я встала над ним, борясь с желанием ударить его еще разок.

— Как смеешь ты судить, что мне нужно, а что нет? — выпалила я, с трудом подавляя искушение дать ему вдобавок пинка. — Да во мне гораздо больше от настоящей женщины, чем ты способен себе вообразить, трусливый неотесанный болван! Если вознамерился заполучить поместье, то так и скажи, а оскорблений я не потерплю! Может, мне следует рассказать Алисонде, чего стоят твои предложения выйти замуж?

Он по-прежнему молчал, но теперь, по крайней мере, выглядел пристыженным. Гнев мой вмиг улетучился — осталось лишь отвращение.

— Катись-ка ты, Вальфер, разом во все Семь Преисподних, да свою Алисонду с собой прихвати! — сказала я и собралась было добавить парочку слов по поводу его мужских качеств, но вдруг застыла как вкопанная.

Подобно солнцу, врывающемуся в темный погреб, вокруг вдруг вспыхнул ослепительный свет, разгоняя ночной мрак. Будь у меня силы, я бы восторженно рассмеялась; но меня переполняло множество и других чувств.

Милый Вальфер! В юности приход к согласию стирает из памяти все острые края. Позже я поговорила с ним и поблагодарила. Ведь благодаря ему я поняла, что все и впрямь изменилось, что теперь действительно принадлежу самой себе. Окруженная прежде мраком, а предавалась мечтаниям — и сумела-таки сохранить свою душу живой даже после смерти Хадрона, пока Вальфер с его глупым предложением не разогнал весь этот мрак.