Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе - Акакий Гецадзе

Домой мы прибыли благополучно.

Это было моё первое путешествие. Если правду говорят, что первое, с чем повстречаешься, прилипает к тебе на всю жизнь, то у меня от путешествия на муле в соседстве с поросёнком должны были остаться упрямство и обжорство.

Ободранный барсук и сосед-самодур

К тому времени мой дядя Пиран уже успел вкусить сладость охотничьих успехов. Узнав, что племянника везут домой, он решил встретить его не с пустыми руками. Зарядил своё ружьё и сунулся в лес в надежде подстрелить в честь маленького удальца хотя бы паршивого зайчишку. Не успел он подняться в гору, как его собака вспугнула зайца. Косой мгновенно перебросил уши за спину и пустился наутёк. Но дядя не растерялся, преградил ему путь, прицелился и выстрелил.

— Бууух! — грянуло ружьё.

— Ууух! — отозвались лес и скалы.

Дядя Пиран не знал, попал ли в зайца, но увидел, что тот, покатившись с крутой скалы, угодил прямо в ручей. Дядя спустился туда, но собака опередила его и оставила от зайца лишь одни задние лапки. Смущённый охотник решил было, что пулей оторвало зайцу эти лапы, и тот удрал без них, но потом увидел, что его хвалёная собака облизывается и со злостью пнул ногой прожорливого пса. С пустыми руками поднялся он по лесистой горе, не поискав даже изодранной заячьей шкуры.

Так первая охота в мою честь обернулась для меня дурным предзнаменованием: убитый дядей заяц достался собаке.

Но дядя Пиран охотился не только с ружьём: он отлавливал зверей силками.

Поднявшись в гору, он вспомнил об одной своей ловушке и направился к ней. Подойдя близко, он увидел, что в неё попал короткохвостый барсук с маленькой головкой. Барсук таращил глазки и скалил острые зубки. Дядя бухнулся на колени, воздев руки к небу и вознёс благодарение богине охоты. Он отвязал капкан и поволок его за цепь. Барсук изо всех сил грыз железные прутья, но что толку, ведь капкан, слава богу, не кукурузный початок. Придя домой, Пиран повесил барсука на тугой ветви вверх ногами. Как раз тогда, когда мы ступили во двор, он содрал с него шкуру и не удержался от удовольствия припомнить барсуку его прошлые преступления:

— Вот так-то, милый! Помнишь, как ты у меня кукурузу слопал!

Наконец, покончив с барсуком, он бросил барсучью шкуру на телегу, срубил ветку топором и несчастный барсук забился на земле. Но вдруг… приподнявшись, барсук поплёлся к телеге, где валялась его шкура. Наверное, замёрз и решил снова надеть её на себя. Возле телеги — петух со шпорами обхаживал знакомую хохлатку и грозно поводил глазами. Увидев вдруг перед собой странное существо, петух с перепугу взмахнул крыльями и вылетел со двора.

Барсук, шатаясь, ступил ещё шаг и грохнулся наземь, так и не добравшись до своей шкуры.

Глядя на его окровавленное тело, отец сморщился и с отвращением сплюнул.

— Что, противно? — спросил дед.

— До тошноты! Такого я в своей жизни ещё не видывал, тьфу! — плюнул он снова и, повернувшись к мулу, стал отвязывать люльку.

— Противно, да? — повторил дед. — А знаешь ли ты, что пока тебе недели не исполнилось, ты был точно такой же, как этот ободранный барсук, и я до тебя не мог даже дотронуться. А потом привык и стал целовать в запрещённые места. Так-то оно, сынок. Ещё плюнешь?

Отец смолчал, хотя заметно было, что эта новость нисколько его не обрадовала.

Теперь дед повернулся к охотнику.

— Безбожник ты! Как же можно, не убив зверя, сдирать шкуру?

Дядя ничего не ответил, только передёрнул плечами.

— Или, может, он воскрес, когда ты начал сдирать с него шкуру? — допытывался старик.

— Так я его по башке раз девять стукнул деревянным молотом, что же мне ещё было делать? Не резать же его как курицу! Ну, думаю, последний дух из него выйдет, когда я шкуру сдеру, — оправдывался дядя Пиран.

— Как же так? — вмешался отец. — Шкуру ты с него содрал, а он живым остался? Чудеса прямо! О, боже, что за странного зверя ты создал!

— Не удивляйся, сынок, — проговорил дед. — Подойди поближе, я тебе шепну, чтоб никто не услыхал… Мы, люди, гораздо выносливее… Власти каждый день сдирают с нас по девять шкур, а мы, как видишь, всё ещё на ногах, и передвигаемся. Куда там барсуку до нас…

Итак, застав во дворе такую картину, я, впоследствии, на себе испытывал её результаты: бог наградил меня терпеливостью и выносливостью барсука…

В тот же вечер наша семья закатила пышное празднество. Это был уже не тот стол, что по вине буйвола дожидался гостей целых три месяца!

В комнате поставили длинные лавки, дед заколол старого быка и послал дядю в деревню приглашать: с каждого двора по человеку. Все с радостью приняли приглашение, но заважничал наш ближайший сосед, отец Кечошки — долговязый Лукия.

— Подумаешь! — пожал плечами дед. — Если мой потолок слишком низок для этого дылды, то — пожалуйста!

Однако всё же решил ещё раз послать за соседом.

Дядя долго просил и умолял его прийти, но тот ни в какую.

— В чём дело, дружище? Разве мы тебя обидели? Как же так? У твоего Кечо родился дружок, а ты не хочешь благословить его? Что народ скажет? Пойдут пересуды, он, мол, не рад счастью соседа! — стыдил упрямца дядя Пиран и вдруг спросил его:

— А может, ты и в самом деле не рад?

— Пусть завтра эта земля поглотит того, кто не рад вашему счастью!.. Вот только в компанию я не пойду, не люблю я этого, и не проси больше. Всё! Я хозяин своего слова! — уселся на осла Лукия.

— Но почему? В чём дело? — не унимался дядя.

— Да в том, — признался наконец Лукия, — что не люблю я этого. Ну откуда же я знаю, каким вырастет ребёнок, хорошим или плохим? Может, станет отъявленным мерзавцем? А мы должны праздновать? Вот когда человек пройдёт свой жизненный путь, постареет, тогда и празднуй, поздравляй его с днём рождения, пожалуйста!

Дядя вернулся, и рождение моё было отпраздновано без участия нашего ближайшего соседа, но народ этого долго не забывал.

Позже я поразмыслил над словами Лукии. «Может, он и прав?» Сомнение грызло моё сердце до тех пор, пока не познал я вкуса весёлых пиров. А уж тогда, конечно, я целиком взял сторону дяди.

Ведь, в конце концов, появление человека на свет — величайшее событие, так отчего же его не праздновать? И потом, если постоянно обдумывать, будет от чего-либо весело или нет, то так никогда и не повеселишься. Кто может знать, что ему сулит завтрашний день? Чрезмерное умничанье доведёт до дурости, поэтому, если хочешь вкусить сладость жизни, слушай иногда, что подсказывает тебе собственное сердце. Ну, в общем-то, каждый волен поступать по-своему, как ему заблагорассудится. Пожалуйста!

Удлинённое ухо и заботы села, оставшегося без дурачка

Моё появление на свет прибавило семье хлопот и продлило количество праздничных вечеров. Но, как заметила моя матушка, на длину не могло пожаловаться и правое ухо моего отца.

Когда я родился, дед крепко схватил его за ухо и сказал:

— Поздравляю, сынок, поздравляю!

Ухо у отца покраснело, а вслед за ним и вся щека, но он не выдал боли и кисло улыбнулся. Затем за это ухо схватилась моя бабушка:

— Пусть процветает и увеличивается наш род! Дай бог, чтоб твой сын прославил семью и наш край!

Домочадцев сменили близкие и дальние родственники:

— Пусть ваш род пребывает всегда в благополучии, а род врага погибнет!

Постепенно красное ухо приняло синеватый оттенок. Тут за родичами явились кумовья, и за какой-нибудь месяц у измученного от счастья Амбролы правое ухо так удлинилось, что встревоженный осёл частенько на него поглядывал: — не присвоил ли он, мол, моё.

Вначале окрылённому счастьем отцу это даже нравилось: он приветливо улыбался и выражал искреннюю благодарность дёргавшему его за ухо, потом ухо стало гореть, улыбка сделалась натянутой, а после и вовсе пропала.

В конце концов он так ожесточился, что даже стукнул кого-то по голове. Потом он стал прятаться, но разве от людей укроешься? Оказывается, даже я, когда он брал меня на руки, норовил схватить его за это злополучное ухо, — родное дитя не щадило, так чего же было ждать от посторонних?! А молва — дело известное. Поскольку однажды уже прошёл слух, что ухо у отца удлинилось, то все теперь хотели за него подёргать. Словом, бедняга уж не знал, куда ему деться и что принесло ему, наконец, рождение сына: счастье или беду?

Вообще отец был очень терпелив.

Как-то у Лукии погас в очаге огонь, он не смог его разжечь и обратился к нам:

— Соседи любезные! Не найдётся ли уголька?

Отец, недолго думая, вытащил из камина голыми руками горящий уголёк и понёс Лукии. Задубелая ладонь его аж зашипела, но он мужественно донёс огонь и передал соседу.

Однако беспрестанное дёрганье за ухо испортило ему нервы и вконец вывело из себя. И он признался деду: