На боевом курсе - Валентин Стариков

Было очень красиво в этот вечерний час. Стена плотного тумана медленно вползала в залив. Резкие очертания гранитных скал всегда неприветливого берега будто растворялись. Стало прохладно. Разливая по бухте розовый свет, полуночное солнце казалось оранжевым шаром, где-то близко повисшим в воздухе. Его лучи с трудом пробивались через мглу тумана. Несмотря на свою обычную суровость, который характеризуется Заполярье, этот край своеобразно красив, почувствовать и оценить красоты Севера могут только люди, долго прожившие за Полярным кругом.

Докурив папиросу, я спустился вниз.

— Хочется думать, — сказал я, войдя в отсек, — что завтра будет спокойный день: находит туман, ветер слабый — не скоро его разгонит.

— Это было бы очень кстати, — подняв голову от чертежей, заметил Смычков, — народ очень устал от этих налетов…

— А вы ложитесь спать.

— Я сейчас, только покажу мастеру, с чего лучше начать работу в отсеке, чтобы это не мешало сборке других механизмов.

Я сел на диван, развернул газету. Как повелось с начала войны, первым долгом посмотрел сводку Информбюро. Все чаще и чаще стали появляться статьи, посвященные нашим активным оборонительным боям, и каждый новый факт говорил о героизме наших войск, и он был пробуждением великих сил великого народа, поднявшегося на защиту своей Родины. «Победа будет за нами», — вспоминались слова товарища Молотова, которыми он закончил свое выступление по радио в незабываемый день 22 июня. Просмотрев газету, не раздеваясь, я прилег на диван и незаметно для самого себя погрузился в глубокую дрему.

…На севере лето проходит незаметно. Так и в этот год оно пролетело быстро, и теперь почти непрерывные ветры приносили с собой холод и дождь. Солнце все реже и реже выглядывало из-за плотных облаков. Пустынный берег, наделенный скудной пожелтевшей растительностью, выглядел скучно.

Ремонт мы закончили в срок. Шли последние приготовления к выходу в море.

К вечеру погода прояснилась, и немного потеплело. В последние дни, с наступлением темного времени, налеты фашистской авиации стали реже. Мы уже располагали временем так, как нам хотелось. Днем работали, не покладая рук, а вечером немного отдыхали, хотя отдых на якоре значительно скромнее, чем на стоянке в базе.

Сегодня Смычков и штурман Усенко организовали на палубе самодеятельность, в ней участвовал почти весь экипаж. Смычков — большой любитель пения и танцев — составил программу концерта. Первое отделение было наиболее обширным. Сюда входили мелодекламация, рассказы о забавных случаях в жизни, частушки. Каждый из присутствующих должен был что-нибудь рассказать, в выборе номера его не стесняли. Второе отделение — коллективные песни под аккомпанемент ведущих музыкантов экипажа. Первая часть программы прошла очень оживленно. Затем началась матросская песня.

Я сидел во втором отсеке над картой морского района, в котором нам предстояло действовать, но как только услышал песню о «Варяге», не вытерпел, отложил карту в сторону и, набив трубку, вышел на мостик послушать. Дружные голоса мужского хора, сопровождаемые мандолиной и гитарой, звучали задушевно, грустно и словно раскрывали всю глубину человеческих переживаний. На палубе, тесно прижавшись друг к другу, лежа и сидя, пели подводники свою любимую песню, думая о героях «Варяга».

Из центрального поста показалась голова трюмного старшины Тюренкова. Он тихо спросил разрешения послушать пять минут. Тюренков был вахтенным на лодке, и ему без разрешения не полагалось выходить наверх. Я одобрительно кивнул головой, и он, облокотившись на комингс, словно замер, слушая пение товарищей.

Удивительный человек этот Тюренков. Служит на подводной лодке уже несколько лет, и ни разу не было случая, чтобы он попросил разрешения уволиться на берег. Когда инженер-механик сам предлагал ему увольнение, Тюренков всегда находил какой-нибудь предлог, чтобы остаться на корабле. Очень большое и капризное его заведывание никогда не отказывало. Всегда скромный, молчаливый, Тюренков на людей новых производил впечатление человека скучного, ничем не интересующегося. На самом же деле он был человеком любознательным, душевным, верным своему слову и долгу. Только не так просто было заметить эти черты характера Тюренкова из-за его удивительной скромности, нежелания чем-либо обратить на себя внимание. У него был критический сообразительный ум. Вспоминается поход, в котором Тюренков проявил исключительную находчивость и спас всех от большой беды.

Тогда наша подводная лодка находилась в надводном положении. Был шторм. Вода, заливая мостик, стекала в рубку и оттуда — в центральный пост. Звонковая груша в рубке была подвешена к подволоку. Вдруг в лодке загремел сигнал срочного погружения. Все моментально разбежались по отсекам, заняв свои места. Видя, что пневматические машинки не срабатывают, командиры отсеков бросились вручную открывать кингстоны и клапаны вентиляции главного балласта, но ни кингстоны, ни клапаны вентиляции не поддавались мускульной силе людей. Нетрудно понять состояние экипажа, который действовал совершенно самостоятельно в задраенных отсеках: никто не знал, что делается в подводной лодке, но всем было известно, что за этим сигналом должно последовать немедленное погружение.

Через переговорную трубку в центральном посту наперебой послышались доклады о том, что клапаны вентиляции и кингстоны главного балласта заело. Одновременно с сигналом была остановлена машина и пущен главный электромотор.

Все, кто в это время не находился в центральном посту, ждали, что сейчас произойдет что-то необыкновенное, так как лодка не погружается. Но вот по отсекам пронесся спокойный голос Тюренкова:

— Принятый сигнал не считать! Принятый сигнал не считать!

Люди облегченно вздохнули, нервное напряжение спало, отсеки отдраились, и каждый спросил, что случилось? Недоразумение выяснилось скоро. Оказалось, что вода попала в боевую рубку и замкнула контакт груши. По всем отсекам раздался сигнал «Срочное погружение». Заняв по тревоге свое место на боевом посту, Тюренков, прежде чем открыть воздухом кингстоны и клапаны вентиляции, взглянул наверх, где сразу же по сигналу должен спускаться вахтенный офицер, закрывая за собой люк. Но на мостике он не обнаружил никакого движения: люк оставался открытым, и на его комингсе покоились ноги спокойно сидящего вахтенного офицера, который из-за шума воды не слышал звонка в лодке. Быстро сообразив, в чем дело, и ясно представив себе последствия ложного сигнала, Тюренков, не раздумывая, дал сильное противодавление в пневматическую систему. Поэтому экипаж лодки не мог вручную открыть кингстоны и клапаны вентиляции. Отличное знание дела, большое самообладание и сообразительность позволили Тюренкову в течение каких-нибудь двух секунд предупредить огромную опасность, угрожающую всему кораблю. Он спас корабль.