Желать невозможного - Екатерина Островская

– Недели хватит. В пятницу в самый раз. А то у меня по графику отпуск в сентябре, но в связи с очередным выговором отпустят не раньше декабря. А я который год обещаю к отцу на дачу приехать, чтобы за грибами с ним сходить, на рыбалку, да и вообще, в бане попариться.

– Странно, что такие проблемы у тебя на службе. Вроде ловишь кого-то, ордена тебе вручают, а такую мелочь, как отпуск, приходится тайком самому выкраивать.

– Это для тебя отпуск – мелочь, а для меня единственная возможность пожить личной жизнью. – Сергей вздохнул и спросил: – Ты, как я слышал, уже успел отдохнуть?

Иванов кивнул.

– Ну и где же ты пузо грел? – поинтересовался Васечкин.

– В Абхазии.

– Чачу хоть привез?

– Две бутылки.

– Молодец! – обрадовался Сергей. – Постарайся сохранить до пятницы. А я тоже что-нибудь притащу. И закуску организую.

– А не много нам на двоих будет?

– А почему на двоих? – ухмыльнулся Васечкин. – Пригласим кого-нибудь. Вот я у тебя в отделении девку видел. Такая, с коровьими глазами. «Ой, мужчина, зачем же в уличной обуви!»

– Кристина ее зовут. Кстати, не ты первый сегодня, кто ею интересуется.

– Первый, второй! Какая разница. Ты пригласи ее с подружкой. А там разберемся.

– Не собираюсь. Из другого отделения, может, и позвал бы кого. Хотя вряд ли. А из своего – тем более.

Они прошли ворота и начали прощаться. И только тогда Иванов сообщил:

– Серега, помнишь, в нашем классе Лена Игнатьева училась?

– Ну, – напрягся Васечкин.

– Я ее сегодня в кардиологии встретил. Лежит там, операцию ждет.

– Серьезная хоть операция предстоит?

– Очень. Надеюсь, все будет хорошо. Оперировать должен сам профессор Шумский.

Сергей подошел к стоящей у ворот ржавой «шестерке» и открыл ключом дверь. Перед тем как залезть в салон, он внимательно, словно оценивая, посмотрел на друга. Не попрощался, не махнул рукой, а просто сел за руль и уехал.

6

Владимир Адамович позвонил Грецкому и назначил начало операции на семь вечера. Это самое удачное для профессора время. Аркаша сказал об этом Иванову, и Олег пришел в палату сообщить весть Лене.

– Я в курсе, – улыбнулась она, – Аркадий Яковлевич уже доложил.

– Ну, тогда…

– Погоди, Олег, – остановила его Елена. – У меня к тебе серьезный разговор.

Иванов растерялся и посмотрел на другую больную, которая преспокойно листала журнал.

– Давай вечером загляну, – предложил он, – я буду свободен, и мы сможем подольше поговорить.

Весь день он носился по двум отделениям, забыв даже пообедать, но вечером, проводив домой Грецкого, зашел в палату. Лена спала. Иванов посмотрел на нее, спящую, и направился к выходу.

– Алик, – позвала его Лена.

Он обернулся и увидел, как она пытается приподняться и сесть в кровати.

– Лежи! – приказал он.

Подошел и присел на ее постель.

– Как себя чувствуешь?

– Прекрасно, – улыбнулась Лена, – только слабость небольшая.

– Это оттого что лежишь.

– Я бы с удовольствием побегала, но вряд ли получится.

– Лена, если ты хочешь поговорить об операции, то я вряд ли сообщу что-то новое. Владимир Адамович – прекрасный кардиохирург…

Лена покачала головой.

– Я о другом.

Она замолчала и посмотрела за окно, все так же улыбаясь.

«Почему она все время улыбается? – пронеслось в сознании Олега. – Неужели смирилась? Но с чем? Ведь все будет хорошо».

А что будет? На самом деле Иванов этого не знал. Профессор Шумский прооперирует, Елена полежит какое-то время в больнице, здоровье ее пойдет на поправку, и она вернется домой. Вернется к мужу. Хотя почему к мужу? С чего он решил, будто Елена замужем? Если бы это было так, муж сидел бы сейчас здесь, у ее постели. А к ней не приходит никто.

– У меня никого нет на свете, – произнесла вдруг Лена.

Сказала так, слово знала, о чем подумал сейчас ее бывший одноклассник.

– Никого, кто мог бы позаботиться о моем сыне. Моя болезнь наследственная, вероятно, то же было у моей мамы, но она умерла при родах. Мне повезло больше. Моему сыну уже пять лет. Ему нельзя остаться одному. У меня была бабушка, которая меня вырастила, а у Олежки не будет никого, кто позаботится о нем.

– Отец у твоего сына есть?

– Отец его жив и здоров, прекрасно себя чувствует, вероятно, но у него нет сына. Я бы очень не хотела, чтобы мой сын хотя бы секунду находился рядом с ним.

– Не хочешь, значит, этого не будет. Почему ты говоришь так, как будто тебя уже нет? В пятницу операция, а потом…

– Считай, что я просто страхуюсь на будущее. Как говорится, а вдруг…

– Вдруг не бывает ничего. Даже прыщик просто так не вскакивает, – попытался отшутиться Иванов.

И понял, что неудачно.

Но Лена опять улыбнулась:

– У меня, если ты помнишь, не прыщик. Ладно, давай не будем. Просто пообещай мне, что выполнишь мою просьбу.

– Смотря какую.

– Не торгуйся, Алик. Я плохого ничего требовать от тебя не собираюсь. Приведи мне в палату нотариуса.

Олег поднялся и изобразил недоумение:

– Зачем? Если ты хочешь составить завещание, то по закону достаточно заверить документ печатью больницы и подписью заведующего отделением. Завтра пригласи Аркадия Яковлевича: он в подобных делах сведующий человек.

– Я все знаю. Приведи нотариуса.

Иванов вздохнул, а потом кивнул:

– Завтра же нотариус будет здесь.

– Спасибо, – шепнула Лена и отвернулась к окну.

Олег снова опустился на постель Лены и погладил ее руку.

– Не надо думать о плохом.

– А я и не думаю. Все, о чем я думаю, тебе известно.

– Обещаю, что с тобой все будет хорошо.

Олег склонился к щеке Лены, хотел коснуться ее губами и совсем рядом со своими глазами увидел ее улыбку.

– Пообещай. Если что-то со мной случится, не оставляй Олежку одного.

– Договорились, – легко согласился Иванов и спросил: – У сына твоя фамилия?

Лена кивнула.

– А отчество? Прости, но это не простое любопытство.

– Борисович, – ответила Лена.

– Значит, Олег Борисович Игнатьев. Получается, он, как я, – Оби. Как не помочь родному человечку!

– Иди, – шепнула Елена, – и не забывай, что обещал.

Вечером Иванов позвонил знакомому нотариусу и договорился обо всем. Нотариус не удивился подобной просьбе, сказал только, что многие не доверяют больничным печатям и не хотят, чтобы родственники потом ссорились и судились друг с другом, оспаривая завещание. Олег не стал возражать, хотя знал, что родственников у Лены нет, как и миллионов, за обладание которыми кто-то станет бороться с кем-то.

Четверг прошел в беготне. Несколько раз Олег заскакивал в палату к Елене, но та спала или просто отдыхала с закрытыми глазами. Тревожить ее Олег не хотел.

7

Владимир Адамович Шумский прибыл за час до начала операции. Приехал со своими ассистентами и со своей операционной сестрой.

Грецкий вошел в палату и обратился к Олегу, сидевшему у кровати Елены:

– Заканчивай, Алик. Счет идет на минуты.

Аркаша явно спешил домой, чтобы успеть подготовиться к утреннему отлету в Италию.

– Быстренько целуемся, скоренько желаем друг другу здоровья и счастья и расстаемся до утра, – торопил он, словно руководитель туристической группы, подгоняющий провожающих.

– Погоди минутку, – попросил его Олег.

– А ко мне сегодня Сережа Васечкин заходил, – вспомнила Елена.

– Странно, что он не позвонил и не предупредил. Хотя мы и без того встречаемся вечером у меня.

– Он спешил куда-то.

– И о чем вы говорили?

– О тебе. Сережа сказал, что на тебя можно положиться.

– Алик, – взмолился Грецкий, – ну сколько можно? В другой раз наговоритесь.

Иванов наклонился и поцеловал улыбающиеся губы.

– Пока, – шепнул он.

– Помни, что обещал мне, – ответила она.

Если бы не встреча с Васечкиным, Олег остался бы в больнице до окончания операции, сколько бы она ни продолжалась. Но теперь он заспешил домой. Иванов не сомневался в том, что все закончится хорошо, а то, что тревога точила душу, – так это обычное волнение за близкого человека. А в том, что Лена близкий человек, Иванов уже не сомневался. И неважно, что связало их теперь: память о прошлом – то, что они сидели за одним школьным столом или целовались в продуваемом сквозняком коридоре, то, что он пообещал ей когда-то стать врачом и спасти ее. Он любил ее прежде – маленькую и тихую, любит ли он ее сейчас или только память о ней, доверчиво прижавшейся к нему когда-то очень давно, быть может, навсегда?

Войдя в квартиру, он начал накрывать на стол, но тут же бросил это занятие и опустился на диван, пытаясь вспомнить нечто очень важное. Теперь он ясно осознавал: что-то прошло мимо него сегодня, что-то значительное, но что, не мог понять. Закончился обычный рабочий день с осмотром больных, разговорами, болтовней, беготней – в этом не могло быть ничего, на чем стоило бы сосредоточиться и вспомнить. Определенно, проскользнувшее мимо памяти событие связано с Леной. Олег стал восстанавливать последний разговор, но разговор остался незавершенным. А до того, как Грецкий ворвался в палату, Лена говорила о сыне. Сказала, кажется, что у него все в порядке с сердцем, но волнует ее другое. А что? Этого Иванов вспомнить не мог.