Шарло Дюпон - Герман Банг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господин Теодор Франц написал, что отец феноменального ребенка господин Эммануэль Дюпон, с честью служивший своему отечеству, Франции, и хранивший верность королевскому дому, герцогам Орлеанским, бесконечно счастлив, что его сыну предоставляется возможность выразить симпатию стране, которая всегда неколебимо уповала на процветание и успехи его драгоценного отечества.
Господин де Лас Форесас прослезился.
Билеты на концерт в пользу пострадавших от наводнения были распроданы еще прежде, чем открылась Контора по их продаже. Концерт закончился исполнением «Kakadu der Schneider». Когда Шарло вызвали в девятнадцатый раз, он исполнил сверх программы «Марш Радецкого».
На следующий день началась гастрольная поездка по Венгрии. Она принесла господину Теодору Францу двести тысяч гульденов.
Шарло заметно вытянулся. Над коротенькими носочками торчали худые и длинные красные ноги. Господин Теодор Франц распорядился обшить штанишки кружевом, чтобы прикрыть колени.
Как-то вечером господин Франц взглянул на Шарло, развалившегося на стуле с неизменной сигаретой в зубах, и во взгляде его выразилось огорчение.
— Сударь,— сказал он,— Шарло придется стать восьмилетним, какие уж там семь лет, когда парню впору поступать в гвардию.
Шарло было без малого одиннадцать.
Они давали концерты в Берлине. По окончании гастролей Шарло должен был вернуться в Париж и месяц отдохнуть перед поездкой в Америку.
Шел один из первых концертов. Шарло кончил играть и, стоя за кулисами, прислушивался к аплодисментам в зале. За кулисами было довольно людно.
— На сцену! На сцену!—скомандовал господин Теодор Франц.
Шарло вышел на сцену. Разразился гром аплодисмеи» тов. За кулисы — снова на сцену и потом еще раз на сцену.
Шарло стоял за кулисами, разгоряченный и взволнованный аплодисментами. В зале не смолкали хлопки.
— На сцену! На сцену!—кричал господин Теодор Франц.
Снова на сцену.
Шарло вернулся за кулисы. Он прижимал к груди целую охапку цветов, потом в изнеможении уронил их на пол и прислонился к дверному косяку.
Вдруг Шарло почувствовал, как чья-то рука провела по его волосам. Он поднял голову. Над ним склонилось ласковое, грустное лицо с большими глазами. В зале еще гремели аплодисменты.
Шарло сам не знал, почему он вдруг обвил руками шею молодого незнакомца и прижался к нему.
Незнакомец продолжал гладить мальчика по голове.
— Pauvre enfant... mon pauvre enfant К
Это был критик одной крупной газеты. С тех пор он каждый день приходил за Шарло, и они отправлялись вдвоем на прогулку. Они гуляли по аллеям Тиргарте-на. Шарло всегда держал Гуго Беккера за руку. Он, как старичок, рассказывал о своих доходах и поездках.
— А где же твои деньги?— спросил господин Беккер.
— В Париже — у...— Шарло чуть было не сказал «у моей матери».— В Париже,— повторил он.— Отец посылает их в Париж.
— Ах, вот как, значит, они у твоего отца.
Все время, пока они прогуливались по аллеям парка, Шарло не закрывал рта.
Господин Теодор Франц отбыл в Париж. Через два дня уехал и господин де Лас Форесас.
— Я должен все приготовить к его возвращению,— объявил господин де Лас Форесас.— Я должен заклать жирного тельца.— И господин Эммануэло де Лас Форесас тайком отправился в Потсдам с блондинкой весом двести двадцать фунтов.
Шарло остался с господином Беккером.
После прощального концерта господин Беккер пришел к Шарло, чтобы уложить его чемодан.
— Шарло,— сказал он,— я сэкономил для тебя немного денег... Видишь ли... Господин Теодор Франц и твой отец о них не знают... Мне удалось снять концертные залы дешевле, понимаешь... тут тысяча марок...
— Тысяча марок? Мне — мне самому...— Шарло пожирал глазами деньги.— Они мои? Все мои? — Он взял их, разложил кредитки веером на диване, и гладил их, и отходил в сторону, и любовался ими.
Он говорил без умолку. О том, что он накупит, о том, что он подарит... на все эти деньги.
Он разделил кредитки на несколько частей: вот эти — для одного, эти — для другого.
— Тут, наверное, хватит на платье для мамы... на шелковое платье...
Он долго болтал о матери и обо всех своих братьях и сестрах,— как они живут, какие они, какая у них квартира...
— Мама — она теперь часто плачет...
Вдруг он залился краской и умолк.
— Ну да... потому что...— Шарло сам едва не разревелся.— Ведь это неправда, будто мама умерла... Это все придумал господин Теодор Франц... Мама дома... Отец посылает деньги ей, чтобы она их хранила...
Они собрали кредитки и зашили в курточку Шарло, под подкладку.
— Эти деньги ты лучше отдай тете, Шарло. Пусть никто о них не знает... Тогда ты сможешь их взять, если захочешь что-нибудь купить... а не то...
— Хорошо... я отдам их тете... тогда я смогу их взять... когда захочу...
Шарло подошел к господину Беккеру и на цыпочках потянулся к нему.
— Вы так... добры ко мне,— сказал он.
— Что ты, Шарло!—Господин Беккер провел своей белой рукой по волосам мальчика.
— У вас есть дети?— спросил Шарло.
— Нет... У меня нет детей...
— Жалко...
— У меня никогда не будет детей, Шарло.— Рука господина Беккера соскользнула на плечо Шарло, и он на мгновение прижал мальчика к себе...
— А теперь пора складывать чемодан, дружок...
Прощаясь с господином Беккером, Шарло заливался
слезами.
Семья господина Эммануэло де Лас Форесаса по-прежнему ютилась на шестом этаже. Госпожа де Лас Форесас поседела. В остальном все осталось как было.
В два часа господину де Лас Форесасу подавали в постель первую чашку кофе. Потом он вставал. Госпожа де Лас Форесас помогала мужу одеться. Во время этой процедуры она дрожала, как осиновый лист, потому что по утрам муж обычно бывал слегка не в духе. Чуть что он пускал в ход щипцы для завивки. Стоило ему не угодить, и он больно тыкал ими в шею госпожи де Лас Форесас.
Вся семья замирала от страха, пока господин де Лас Форесас совершал свой туалет.
Покончив с одеванием, господин де Лас Форесас уходил из дома. А госпожа де Лас Форесас бродила из комнаты в комнату, с трепетом поджидая его возвращения.
Девять полуголодных малышей росли, как сорная трава.
Шарло сразу вошел в привычную колею. Он даже ни разу не спросил о деньгах.
В один прекрасный день в доме не осталось ни гроша. Госпожа де Лас Форесас плакала в три ручья. Ей нечего было подать мужу на обед.
Шарло пошел к тетке и взял тысячу марок. Госпожа де Лас Форесас зашила девять сотен в старую перинку.
Но в душе Шарло, точно у затравленного зверька, затаилась глубокая, тупая ненависть к отцу.
Господин де Лас Форесас часто вывозил сына в свет. Они ходили в театры и в оперу. Господин Теодор Франц предоставил им ложу. В последние дни каникул Шарло катался в Булонском лесу на двух маленьких пони. Шарло был одет в шотландский костюмчик. И пони и костюм подарил господин Теодор Франц. Добрая душа!
Госпожа де Лас Форесас приходила в парк и, сидя на скамейке, глядела, как Шарло проносится мимо в длинной цепи экипажей.
Но месяц истек, и они уехали «осваивать» Америку.
Вообще-то говоря, господин Теодор Франц Америку не любил. Америка оскорбляла его эстетические чувства. «Я не барабанщик»,— говорил господин Теодор Франц.
В Америке он нажил целое состояние.
Шарло делал все, что от него требовали. Ночи он Проводил на железной дороге и часто давал по два концерта в день. У него появился какой-то странный сонный взгляд, он ни к чему не проявлял интереса. Рот он открывал редко. Если он и думал что-то про себя, то, во всяком случае, никому не докучал своими мыслями.
Только непрерывно курил сигареты.
Час за часом прикуривал он одну сигарету от другой и, не мигая, глядел на голубой дымок. Под конец вокруг него стояло облако дыма.
Но при всем том, как уже было сказано, он шел туда, куда его посылали, и неукоснительно выполнял то, что от него требовали. И всегда чувствовал себя усталым, точно водонос.
В Чикаго ему подарили маленькую золотую скрипку, украшенную бриллиантами. Ему преподнесли ее во время концерта. В этот вечер господин де Лас Форесас не мог присутствовать на концерте — пышные формы американок все чаще отвлекали господина де Лас Форесаса от концертов сына — и он не видел скрипки.
На другое утро Шарло попросил швейцара гостиницы продать скрипку, а деньги послал матери в Париж.
За утренним шоколадом в постели господин де Лас Форесас прочитал в газетах о скрипке.
Он захотел на нее взглянуть.
— Я ее продал,— сказал Шарло.
— Что?—Господин де Лас Форесас едва не выронил чашку из рук.
— Продал..
Шарло встретил взгляд отца.
— А деньги послал домой,— сказал он.
Господин де Лас Форесас застыл с чашкой в руке и не проронил ни звука.
Очень уж странное выражение было на лице у Шарло.