Настольная памятка по редактированию замужних женщин и книг - Владимир Макарович Шапко

И Яшумов… пошёл за Каменской. И в тот же вечер оказался в её постели.

Но странно – уверенная в себе женщина во время близости была безвольной, податливой. Он даже чувствовал её слёзы на своем лице. «Милый, милый», – только и шептала она ему в темноте.

Утром была прежней. Спокойной, надменной. Такой же спокойной была и забота её на кухне за завтраком. Он чувствовал себя напряжённо. Хотелось поскорее уйти… Однако вечером вновь был у неё. А ночью обнимал безвольное тело, опять ощущал на своём лице её слёзы.

«Странная женщина», – думал он, поматываясь в вагоне метро рано утром. – И не одна даже женщина, а как бы две. Одна высокомерная, независимая. Другая безвольная, податливая, плаксивая. Потом это больше всего раздражало его. Он терялся. Никак не мог объединить этих женщин. Чтобы была одна, понятная, родная. И по ночам от жалости ему сжимало душу. Хотелось плакать вместе с ней. Но днём всё менялось. Он чувствовал какой-то стыд. Не мог взглянуть на властное лицо. Он просто отворачивался.

4

После работы заехала к себе на Сенную. Сегодня 21-е. Срок квартирантам. Поднимаясь на третий этаж, думала: повысить цену или пока подождать? Аспирант из Волгограда открыл и попятился. Как всегда. Никак не может привыкнуть. Как будто полиция пришла. А чего пугаться? Деньги у парня есть. Папа – шишка в волгоградской администрации. Но сынок пугается. Язык проглотил. Вошла. Поздоровалась. Тут только включился: «Здравствуйте, Жанна Фёдоровна! Здравствуйте!» Ужимается. Боится. Это хорошо. Хозяйка пришла в свою квартиру. Двинулась в большую комнату. Так. Всё вроде бы на месте. Люстру не оборвали, плазменный на стене – работает. Тощая жена промелькнула в спальню. Халат еле успел за ней. Бэби уполз за диван. Выглядывает оттуда с испугом: тётка явилась, в жуткой шапке! Так. Все боятся. «Сегодня 21-ое. Не забыли?» – «Что вы, Жанна Фёдоровна! Вот, пожалуйста. Всё приготовлено вам. Вся сумма». Протягивают чуть ли не вдвоём с женой. В конверте. Приучены. Ванну и спальню проверять не стала. Всё равно тощая замела следы. Все пошли в прихожую. И бэби на руках у матери. Ручку даже протянул. Шапку потрогал. Стог. Стильный, наверно, отметил про себя. Посмеялись. Квартиранты с восторгом смотрели на хозяйку. Как на родную. Так повысить квартплату или нет пока? Хитрый бэби палец закусил. Он не знает. «Ладно. До 21-го!» – «До свидания, до свидания, Жанна Фёдоровна!» Из дверей ещё кричали. В спину. Пока спускалась до площадки меж этажами. И с грохотом захлопнулись. От радости. Что не содрала с них лишних пару-тройку тысяч. Да-а. Тоже мытарилась-кантовалась в своё время по съёмным. «Ты почему опять мочу оставила? В унитазе? Сколько учить! Смывать надо, смывать! Даже если просто сикнула. Смой! Здесь тебе не деревня твоя». Старуха Студеникина. Хозяйка первой квартиры. Зверь была баба. Колпино считала деревней. «И чтоб свет нигде не горел! Поняла?» Сама квартирантка работала тогда где попало. Считала чужие деньги. За сущие гроши. И только когда устроилась в Фирму – расправилась, поднялась. Уже через год наколотила на эту вот квартиру в центре. Подумывала уже о Бентли Континенталь. И чтобы розового цвета. Но накрыли Фирму. Попались с офшорами. Генерального и главбуха почти сразу посадили. Чудом уцелела тогда. Была в бухгалтерии на вторых ролях. И вашим и нашим. Но всё равно долго таскали. На всякие очные ставки, экспертизы. Перепугалась тогда до смерти. Хотела продать квартиру и бежать сломя голову. К маме с папой. В Колпино. Но опомнилась. Раз не загребли в первый месяц, значит, отстали. Зацепилась на окраине. В библиотечном коллекторе. Подруга привела. Здесь схемами и не пахло. И директор был трус и слабак, и на федеральном бюджете. Да оно и лучше. Нищая, зато честная. Знал бы Яшумов, с кем связался. Хотя и пытался выведать, откуда квартира. Да ещё в центре. У девушки из Колпино. Простого бухгалтера. – Да от родной тёти! После её смерти! По её завещанию, не сморгнула глазом. Филолог-криминалист хренов!..

Ещё на площадке, доставая ключи, Яшумов услышал мяуканье кота. За дверью. Опять ушла, не покормила!

Пока раздевался, Терентий ходил вокруг и требовательно орал. Сразу повёл Яшумова к своей чашке. Пустой, конечно. Вылизанной до блеска.

Бодал руку хозяина с коробкой китикета, не давал сыпать в чашку. Ну, ну, ешь давай, не бодайся! Припал, наконец, котярка и начал жадно есть, раздувшись рыжим шаром. А ведь когда-то прибыл сюда вместе с хозяйкой. Её приданым…

Сел к столу, развернул газету, стал ждать.

Уже из прихожей увидела – муж опять надулся. Сидит за столом, прикрылся газетой.

Обнаружила кота над чашкой.

– Да милый мой Терёша! Голодный! – Присела, стала гладить: – Прости нехорошую хозяйку, прости.

Кот передёрнулся: отстань! не мешай!

– Ты уподобляешься пустой девчонке, – докторально начал нотацию Яшумов. – Которая долго просит родителей купить кошечку. А когда получает её – не кормит. Играет, делает с ней умилительные селфи, выкладывает в сеть. И только. Покормить кошку, тем более убрать за ней в туалете – этому девчонку не научили. – Яшумов прищурился: – Может, и подруги у тебя такие же?.. – И прокричал вдруг плаксиво: – Пожалей животное!

Защитник стоял как клоун, но был вообще-то прав. По утрам бедный Терентий только отлетал от бегающей хозяйки. Осознавала базлания кота лишь на лестнице. Иногда пересиливала себя, быстро возвращалась, сыпала ему прямо в прихожей на пол. И снова катилась по лестнице. Но так бывало не всегда.

– Бедный, бедный Терентий, – всё гладила кота.

– Длинную палку свою возьми. С камерой, – ехидничал супруг. – Сфоткайся с ним. Сделай милое селфи на память. Себяшку.

Муж и жена ужинали. В большой комнате. Молчали. Сытый кот, виновник размолвки, резко сгибался на паркете, вылизывал своё богатство. Правая вытянутая лапа его тоже подёргивалась, участвовала в упражнении.

Кастрировать бы его. Всё бы меньше мяукал. Так другой орёл сразу встанет на защиту: не тронь животное! Даже не вздумай! А ведь март надвигается. Снова форточки не забывай закрывать. Чтоб не орал подругам наружу.

С другого боку Терентий стал гнуться-вылизывать. Другая задняя лапа вздёрнулась и стала делать упражнение.

Сходила в прихожую, принесла книгу. «Вот. Купила в переходе. Стейнбек. «Гроздья гнева». Читал? Интересная?» Зануда только покосился на увесистый том. В чудесное преображение жены уже не верил.

Не забыть его лица, когда привезла свою небольшую библиотечку. И разложила на столе. Донцова, Маринина, Серова. Полякова. Филолог увидел цветастые обложки и натурально закачался. Точно попал под газ. Под газовую атаку. «Убери. Прошу тебя». Да почему же! «Я заболею». Пришлось увезти назад. На Сенную.

Пыталась сначала читать из его библиотеки – такое же занудство, как и владелец. Иногда попадались, правда, ничего, стоящие, интересные. Филолог