Солдаты великой земли - Григорий Горбатов

Все еще не представляя величины бедствия, офицеры и курсанты школы наивно полагали, что произошла какая-то ошибка, там, у границы, и что это скоро будет исправлено.

Так думал и я.

Тем временем немецкие летчики безжалостно убивали беженцев бомбами и гранатами, били из пулеметов по колоннам, гонялись за одиночками. Каждую ночь курсанты собирали трупы и хоронили их в братских могилах.

На четвертый день войны утром мы с заместителем по политической части капитаном Яковом Пшеничниковым вышли проверить боевую готовность подразделений и неожиданно наткнулись во ржи на погибшую от бомбежки женщину лет тридцати. Рядом ползал грудной ребенок. Я взял малыша на руки. Ему не было еще полутора лет. Он доверчиво прильнул ко мне, и я почувствовал теплоту его крохотного тельца.

Что делать с ним в такое время? Я приказал ординарцу отнести его в санчасть. Тот бережно принял мальчика и унес. Какова его дальнейшая судьба, я не знаю.

Три дня немцы наступали на нашу оборону. С утра до вечера шла беспрерывная бомбежка. Артиллерийские налеты сливались с атаками пехоты и танков. Несколько раз фашисты забрасывали в наш тыл своих парашютистов.

Курсанты, как и мы, офицеры, дрались впервые. Среди нас не было ни одного участника войны. Немцам удавалось ворваться в окопы, но бойцы выбрасывали врага, пустив в ход гранаты, штыки и приклады.

Противник имел большое численное превосходство. Беспрерывным потоком подходили к нему новые части. Мы отбили десятки атак, но гитлеровцы все лезли и лезли.

К вечеру 28 июня наступило затишье. Даже не верилось, что на фронте может быть так тихо. Бойцы свободно ходили по полю, изрытому воронками, собирали трофейное оружие. Они насчитали 12 подбитых и сожженных танков, три броневика, изуродованные снарядами.

Но было совершенно ясно, что затишье это перед бурей. Враг был силен и коварен. 27 июня он захватил Минск и Слуцк и продвигался к Бобруйску. Создавалась угроза полного окружения наших частей. Следовало отойти, но командир корпуса, не имея связи с армией, не решался отступать без приказа.

Командир дивизии Пархоменко поручил мне снарядить две разведгруппы на левый фланг. Подозрительная тишина беспокоила его.

— Первую послать на Бобовье, Несвиж, Конюхи, вторую — до города Слуцка. Установить, куда двигаются немцы и какими силами. Захватить пленных, — приказал он.

Район, где предстояло действовать разведке, я хорошо знал, потому что служил до войны здесь и, будучи помощником начальника штаба полка по разведке, не раз проводил занятия, решал тактические задачи на этих же полях.

— Прошу разрешения первую группу возглавить лично, — обратился я к комдиву.

Пархоменко подумал и согласился. Мои доводы имели основание.

…В грузовой машине ехал взвод автоматчиков. Два мотоцикла с колясками шли впереди, в дозоре. Первый мотоцикл сержанта Макарова проскочил Бобовье, второй немцы обстреляли.

— В деревне немцы, — доложил водитель. Спешив взвод, я стал обходить Бобовье с двух сторон. Почуяв неладное, немецкая разведка поспешно отошла на Несвиж. Макаров с пулеметчиком, услышав стрельбу в Бобовье, трезво оценили обстановку. Они залегли в кювете и стали ждать.

Скоро выскочила немецкая автомашина. Подпустив ее, разведчики открыли огонь. Шофер был убит сразу, а офицер, сидевший рядом, тяжело ранен. Автомашина свалилась в кювет, и гитлеровцы побежали подгоняемые огнем из пулемета.

Скоро подъехали мы. Раненого офицера срочно отправили в штаб дивизии, а сами поехали дальше. У Несвижа увидали на опушке рощи немецкие танки и машины, установили за ними наблюдение. Было совершенно ясно, что немцы готовили здесь наступление. Это же подтвердил раненый офицер.

Не менее удачной была разведка на Слуцк. Захваченные в плен два немецких солдата сообщили, что части, расположенные вокруг Слуцка, готовятся к дальнейшему наступлению.

Вечером генерал Пархоменко поставил моей школе новую задачу — занять оборону фронтом на Слуцк.

Мы вырыли окопы в рост и приготовились к бою.

Вечером 29 июня голос Левитана передал по московскому радио печальную новость:

«После упорных боев наши войска оставили города Бобруйск и Борисов».

Значит немцы вышли к реке Березина, и мы находились в глубоком тылу врага.

Тяжелую обстановку и общие неудачи на фронте солдаты и офицеры переносили молча и с такой же решимостью ждали встречи с врагом, как и в первые дни боев.

В тот же вечер, вслед за удалившимися «юнкерсами», прилетел одиночный самолет и сбросил листовки. В одной из них я прочитал:

«Русские солдаты! К вам обращается немецкое командование. Немецкие войска в Москве и Ленинграде. Ваше правительство капитулировало. Бейте командиров, бросайте оружие, расходитесь по домам. Вас ожидает прекрасная жизнь».

Ко мне пришел заместитель по политчасти капитан Пшеничников.

— Не поверят курсанты, Митрофан Данилович, — впервые назвал он меня по имени и отчеству. — Неужели немцы в самом деле думают, что наши люди пойдут к ним?

— Не пойдут, товарищ капитан, уверен, не пойдут!

— Рано Гитлер и Геббельс торжествуют, не видать им Москвы, как своих ушей!

Фашисты не ограничились листовками. Они засылали к нам своих лазутчиков и провокаторов. Однажды ко мне привели старика, схваченного в деревне Шишицы.

— Расклеивал листовки. В кармане у него нашли вот сколько, — и курсант показал пачку листовок, отпечатанных на машинке.

— Отведите его к Пшеничникову, пусть разберется.

В штабе с провокатора сняли «бороду». «Старик» сразу помолодел лет на сорок. Перед солдатами предстал человек с лицом пропойцы и бандюги. Может ли быть что-нибудь святое для такого человека?

Весь день мы дрались с наседающими фашистскими частями, и опять врагу не удалось прорвать оборону. Такие же напряженные бои шли и на следующий день до самого вечера. Ни один боец не дрогнул,, никто не осквернил знамя, которому присягал. Все мы свято верили своей партии и правительству.

В ночь на 1-ое июля генерал Пархоменко получил приказ выходить за реку Друть и там занять оборону. Школа, танковый батальон и артполк — в арьергарде.

Предстояло отходить через вражеские тылы, через линию фронта, отодвинувшуюся на двести километров от границы.

В эти суровые дни решалась судьба частей и многих воинов. Со всех сторон поступали тревожные вести. Из Минска на Бобруйск идут танковые и моторизованные колонны врага. Шоссе и железная дорога забиты войсками.

С тяжелыми боями мы двигались вдоль реки Березина. Фар не зажигали, с трудом различая в темноте проселочные лесные дорожки. Усталость и голод валили с ног. Но нужно было идти и идти без конца. На изгибе реки увидели пристань. Танки и трактора переправили на баржах, а автомашины перетягивали через реку тросами. И опять шли по лесам, по болотам и казалось этому не будет конца. Лесные дороги почти непроходимы. Бойцы буквально выносили каждую машину на руках.

С большим трудом к утру 5-го июля мы вышли на шоссе, втянулись в узкое болотистое дефиле и у деревни Погост заняли оборону фронтом на запад.

По-видимому передовой отряд противника уже миновал дефиле и продвигался в направлении Могилева, а по наведенному мосту у села Березино переправляются его главные силы.

Таким образом, мы оказались между двух огней, и продолжать движение в дневное время, наседая на хвост отряда немцев, считали немыслимым, а отходить снова болотами и лесами вне дороги — значит потерять всю боевую технику.

Оставался один выход — перейти временно к обороне, задержать главные силы немецких захватчиков до наступления темноты, а затем под покровом ночи возобновить отход по намеченному маршруту.

Оборонительный рубеж был очень выгодным, поэтому мы смело ждали встречи с превосходящими силами врага. Впереди нас — ручей с топкими берегами, а сзади, за высотой, — небольшая речка. К счастью, высота позволяла видеть за дефиле большое открытое поле и шоссе, и наша артиллерия могла воспрепятствовать движению противника.

Немецкую колонну, идущую к дефиле, артиллерия обстреляла. Немцы заметались по полю, не зная, что делать: идти в дефиле — опасно, стоять на месте — расстреляют русские. Через некоторое время противник открыл сильный артиллерийский и минометный огонь, особенно по деревне Погост. Прилетела немецкая авиация бомбить деревню и нашу высоту. До самого вечера гремела канонада, шел танковый бой. К нашей обороне со стороны Могилева подошло несколько танков, но у ручья их встретили артиллеристы, и немцы повернули назад. Все попытки гитлеровцев сбить нас не имели успеха.

Помню, из деревни на участок, занимаемый нашей школой, пришел какой-то старик.