Двери во Тьме - Андрей Круз

— Ага, именно в ней, — чуть разозлился Иван. — Или допуск получай, а меня под пресс не толкай, мне моя работа дорога.

— Ну хоть что-то ты изродить можешь, Вань? — продолжал я наседать на своего начальника. — Сам понимаешь, что нет любви без взаимности.

— Есть служебные обязанности, — оборвал он меня. — Ладно, если кратко — Тьма, кажется, появляется там, где есть массовое захоронение. Или массовая гибель людей.

— Не понял, — удивился я. — Это что, во всех местах, где Тьма, кого-то массово убивали?

— Появляется, я же сказал, — поморщился он. — Прокол в ткани этого мира случается, а уже дальше разливается. Так понятней?

— Поня-атней, — почесал я в затылке. — Погоди, то есть выходит, что в Красношахтинске кого-то недавно порешили, и Тьма перескочила туда?

— Не совсем так, — покачал головой Иван. — Там могли кого-то век назад порешить. Или два. Но дыру в слое уже сделали. Пока Тьмы рядом не было с этим миром, ничего никто и не видел, а как случилось то, что здесь случилось…

— Люди пропали, в смысле? — перебил я его.

— Ну да, или что тут вообще было, черт его до конца разберет, — хмыкнул он. — Ну вот смотри… — Он положил одну ладонь на другую, демонстрируя их мне. — Любой мир — он как ткань многослойная, как покрышка: там и корд, там и сетка, там и резина… — Он раздвинул ладони. — …А тут вроде как все расслоилось. Люди, наверное, в «резиновом» слое застряли, а мы провалились… в сетку, наверное. А она к Тьме близко, и через каждую из дыр та сюда просачивается, понял? Раньше не могла, конструкция была прочная, а теперь вот так.

— Ну да, понял, — ответил я. — А в Красношахтинске что за резня массовая была?

— Там дачи НКВД были, — сказал Иван. — Ничего такого, казалось бы, но потом кто-то вспомнил, что они часто на расстрельных полигонах строились — чтобы и не копал никто лишнего, и чтобы земля не пропадала. Вот и решили проверить документы хозуправления тамошнего, как земля выделялась.

— И как?

— Да так и выделилась, — вздохнул Иван. — Там тысячи две закопано, со всей области везли. Пятно Тьмы свежее, отследить локализацию получилось легко.

— И оттуда и расползается?

— Прямо с дачного поселка пошла, — подтвердил он. — Самый эпицентр.

— Это у вас первое подтверждение, что ли? — немного удивился я. — Не догадывались пока?

— Не первое, — ответил он, перекладывая себе шашлык на тарелку. — Локализовали еще место расстрела немцами наших военнопленных — фронт недалеко ведь был, и есть совсем историческое место, там еще при местном царе-тиране-батюшке бунтовщикам головы рубили массово; его тут тоже все знали, даже в краеведческом музее экспозиция была.

— То есть три точки уже?

— Именно. Достаточная статистическая база получается.

Я задумался. Милославский, помню, мне сказал что-то насчет того, что «одна насильственная смерть дает такой выброс энергии, что может проколоть все миры насквозь». За точность цитаты не ручаюсь, но смысл примерно такой.

— Погоди… — задумался я вслух. — А когда адаптанты жертву принесли и я сюда провалился… это же процесс задом наперед идет, так? Убивали здесь, а дыра в моем слое появилась, нет?

— Не гони программу, — прервал меня Иван. — С этим не разобрались до конца. Будет теория — расскажу, обещаю. Там не все понятно, а сочинять на ходу не хочу. Поговорили — и будет, что мог, то рассказал, и даже больше. Понял?

— Так точно, товарищ научный руководитель группы, — кивнул я, задумавшись. — Не смею дальше беспокоить.

Ладно, хоть что-то, но сказали, появилась информация для размышления.

В воскресенье проснулись поздно, выспавшись от души — лучший способ борьбы с похмельем, которое было неизбежно после вчерашних посиделок в «Телави». Пока Настя раскочегаривала плитку под чайником, я выложил на кухонный стол переданную Иваном папку. Вопросы, вопросы, бесконечные вопросы…

— Это что? — спросила Настя, заглянув через плечо.

— Милославский прислал, а Иван отдал вчера, на банкете, — ответил я, берясь за карандаш.

— А точнее?

— Очередной опросник по моему слою действительности, — сказал я, поставив первую галочку у первого пункта. — Что-то он все Милославскому покою не дает. Тогда вопросов на двести ответил, а сейчас… — Я заглянул в последний лист, хмыкнул и сказал: — И сейчас триста восемьдесят семь.

Те самые пресловутые двести вопросов Милославский задавал мне сам, делая пометки в разложенных листочках, а теперь прислали в письменном виде новые вопросы. Причем все по моему «слою действительности», от нормальных до идиотских, про «грудь певички Симанович», например, или про какое-то идиотское шоу по телевидению. Похоже, что Милославского больше всего интересует точная идентификация места, откуда я сюда провалился, — вот и выкапывает как можно больше всяких деталей. Большинство, кстати, из тех, что я сам знаю, совпадали, лишь некоторые отличались. А кое-чего я просто не знал, потому что того же телевизора был небольшим любителем.

— Это срочно? — уточнила Настя.

— Да нет, вроде до завтра закончить надо бы, — сказал я, откладывая карандаш. — Все равно с утра на Ферму, заодно и отдам.

— Я на рынок сегодня хотела съездить, — пояснила она.

— Не вопрос, как скажешь, — ответил я с полной готовностью и энтузиазмом.

Рынок — святое, раз мы теперь семейной жизнью живем. Тем более что полуфабрикатов здесь нет, холодильников тоже, разве что зимой за окно в авоське еду вывешивать можно, птицам на радость. Через день приходится или на рынок или в магазинчик. Ну еще в общепите местном обедать можно, что мы чаще и делали: хорошо быть состоятельным парнем, спасибо мародерке, хоть и рисковое занятие до крайности.

— И еще, — сказала Настя, — в Сальцево когда сможем съездить? Тоже на рынок.

— Ну… — я задумался, — …после нашей с Федькой халтуры, хорошо? Машину пригоним — вот и повод скататься появится.

— Хорошо, это не к спеху.

В квартире после заклейки окон было тепло, а теперь еще и уютно стало. Обоев бы еще добыть каких-нибудь и стенки оклеить, но их тут нет. Есть только краска мерзких оттенков, но с этим у нас и так все хорошо — как раз одной такой, нелепо-голубенькой, все вокруг и покрашено. А может… просто побелить все, как потолок? А почему нет? Намешать белил, чуток синьки добавить, как делала моя бабушка на Украине перед каждой Троицей, выбеливая потолки… Точно, раз у нас такой график работы расслабленный сейчас, то займусь.

Я выглянул в окно, на разбитую, залитую лужами грязную мостовую, по которой вперевалку ехала старенькая полуторка, а по тротуарам, прижимаясь к стенам, брели замотанные в плащи и накидки люди, старающиеся как можно меньше грязи собрать на обувь, и поежился. Выходить на улицу вовсе не хотелось, так бы и сидел дома до завтра, с книжечкой и чаем. Но не выйдет, хозяйство — превыше всего.