Разбуди меня в 4.20 - Филипп Лис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Щурин, Ефимова, Денцовы, Терновые, Трапезниковы, Панфилова, Шынть, Беспальцев, Аппатов, Непомнящих, Анохина. А для чего придуманы ритуалы? Чтобы облегчить себе жизнь, избавившись от постоянного мотивирования своих поступков или необходимости признаваться в своем неведении физических законов, которые никак не объясняют того, что происходит с человеком после смерти? Нет-нет… Наверное для того, чтобы управлять всеми последующими поколениями. Религия — вещь закостенелая, которую почти невозможно изменить. А что касается изменчивого мира…
Вишняковские, Ятушин, Лукин, Хвостопят, Тарелочкины, Зябликовы, Азова, Неметчинина, Грузовы, Пахомов. Начинались ряды 1999 года. Их было больше, а главное, моложе. Порог смертности опустился в среднем на два-три года, но это не имело значения. Я готовился к тому, что не стоит жить дольше сорока, в лучшем случае, пятидесяти. Потом начинается старость, болезни, нищета и полная усталость от жизни, которая перестала иметь всякую ценность. Не думаю, что меня интересует что там, за порогом.
Не смерти надо бояться, а перехода. Когда каждый человек живет в матке, а потом рождается, он тоже боится перехода. И правильно боится, потому что происходит послеродовой шок, который не у каждого проходит, но на психике каждого второго оставляет свой рубец. Думаю, последствия можно проследить, если очень постараться, но заниматься этим некогда исключительно по ненужности этих результатов. Все эти люди боялись смерти, но ничего страшного ведь не случилось. Они просто умерли и унесли все, что знали, в могилу.
Я услышал шаги по опавшей траве, но не сразу повернулся. Взглянуть на возмутителей спокойствия я решился только тогда, когда меня окликнули у могилы Антона Семеновича Бекина.
— Эй, погоди… — произнес молодой голос преследователя. — Ты нам звонил?
— Я…
Их было трое: два парня и девушка. Один такой высокий и черный, судорожно оглядывающийся по сторонам, ища что-то. Он был в длинном плаще и рамкой в руках. Это смешная железка на ручке с помощью которой разные псевдоуфологи ищут возмущения эктоактивности или магнитные аномалии. Другой — светлый в осенней джинсовой куртке с разными модными наворотами и причиндалами. Он, по-моему, и спросил. А девушка была шатенкой с вьющимися волосами и большими карими глазами. В целом, кстати, очень привлекательная. Складывалось впечатление, будто она и говорила тогда со мной по телефону, если это можно назвать разговором. Всем было по двадцать три года плюс-минус два: в общем-то, моего возраста.
Светлый парень подошел ко мне и пожал руку.
— За внешним забором реальности нет имен, есть только причудливые сочетания букв и образов, поэтому не думай, что мы тебя разыгрываем. Можешь звать меня Эргом, это высветилось в мою первую инсталляцию. Это Дара (он указал на девушку, та слегка кивнула головой), этот Тачан. До тебя многие приходили, но все сочли нас сумасшедшими, поэтому сразу предупреждаю…
Тачан остановил его речь, схватив за локоть и оттолкнув слегка в сторону. Выставив вперед свою рамку, он повернулся сперва на двадцать, потом еще на девяносто градусов, что-то ища в пространстве. Заговорила девушка:
— Что ты знаешь про инсталляцию?
Если говорить и мыслить грубо, то ничего, поэтому бессмысленно было и врать. Это могло быть все, что угодно, начиная от какой-то забавной игры, которая меняет реальность типа «менеджера» или «лапты», а может чем-то вроде производства предметов искусства, на которые есть устойчивый спрос в определенной богемной среде. Стараясь не лукавить, я признался, что слышу про инсталляцию второй раз в жизни, поэтому не особо знаком с этим явлением или процессом, но тот факт, что я остался вчера без работы, говорило в мою пользу. Действительно, я мог посвятить себя чему угодно, даже инсталляции. Услышав это, Эрг покачал головой, выражая всю безнадежность моего отставания от моды и человечества в целом.
— Знаешь, — сказал он нравоучительно. — Ты принят, но надо кое-что знать о том, что в реале происходит. Есть два мира: один пограничный мир, отделенный от нас нексусом, другой смещенный мир периферийного типа. Это наша вселенная. Она разделена на множество реальностей, низшие реальности те, где мы живем, а высшие — это реальности пограничного мира, дальше проход запечатан, пройти границу никому не удавалось. Те же, кто возвращался из-за грани, либо молчат о том, что увидели, либо просто тронулись умом. В нашем городе есть две-три точки выхода для инсталляции в пограничные миры, но они постоянно кочуют. Сегодня, согласно прогнозу, точка входа и выхода будет тут, на кладбище. Ты не сможешь думать по ту сторону, поэтому все планы надо сделать здесь и сейчас. Мы не требуем сегодня от тебя ничего, это как ознакомительная прогулка, но в следующий раз будь готов выполнять свою работу. И когда окажешься на той стороне, ничего не трогай! Есть вопросы?
Тысячи! У меня было бесчисленное множество вопросов, ответа на которых пока не было. Своей бессмысленной речью он сам породил море вопросов. Теперь это море плескалось, булькало, покачивалось, выдавая свое возмутительное волнение. И того и гляди, могло перекинуться через край. Этого нельзя допускать.
— Нексус… Э-э-э… это что? — схватился я за первое случайное слово, значение которого не знал.
— Нексус — это граница между мирами, «высокий забор», — ответил он с видом большого специалиста по нексусам. — Единая оболочка, где время и пространство сворачиваются, образуя единое поле, полное фрагментов и проекций других миров, в основном, смещенных, как наш. Периферийные законы там не действуют, поэтому можешь изменять все, что привычно тебе в этом мире. Главное, не нарушить фундаментальных законов, а то вся вселенная свернется, раздавит нас и все, что тебе дорого и любо.
Словами своими Эрг больше пурги нагнал, чем объяснил. Наверное, инсталляция куда-то там одна из тех вещей, которые надо увидеть и почувствовать на своей коже, а уже потом лезть за комментариями об увиденном к специалистам. Я понимал это на основании услышанного по-своему. Жаль конечно, что я не успел прочесть ту информационную статью про инсталляцию. Сейчас это помогло бы. Вообще помог бы небольшой ликбез.
Было совсем темно. Люди, что посещали могилы родных и друзей, давно разошлись. Мы находили в правом поле, где охранники не ходили, хотя должны были. Отсюда
