Колкая малина. Книга четвёртая - Валерий Горелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комсомольская правда
Газетные статьи, как тексты из талмуда,
В них ищут скрытый смысл и тайные знамения,
А там — набор из фраз мычал, как чудо-юдо,
Какой там может быть резон и предопределения?
Передовица — руководство к действию,
Где не говорят о собственном недуге,
Но часто — о заботе и содействии,
Да о правках в исторической науке.
Сияли на наглаженном мундире
Пять заслуженных наград.
Им романтические марши посвятили
И выходили с ними на парад.
Слава увлекала за собой,
Но как всегда она гуляща и вертлява,
А порой была приветлива с тобой,
Как на рыле бегемота балаклава.
Её по номерам и датам подшивали,
После того, как верность подтвердили.
Её до тряпки разминали и одно место подтирали,
Но где-то глубоко в душе любили
За то, что помогла разжечь костёр в лесу
И закулёчить двести грамм конфет.
Она всю нашу молодёжь держала на весу,
Но ей теперь, как и другим, назад дороги нет.
Только она
Недолго мой самолётик бумажный
Белым мотыльком в воздухе парил —
Его шмель протаранил лохматый и важный
И в цветущий клевер приземлил.
Летопись жизни воспета
От поклона матери-природе,
От кружения пчелиного балета
И малиновки, поющей на восходе.
Кто в этом не пытался разобраться,
Тот в собственном доме — в гостях.
А у тех, кто умеет ждать и влюбляться,
Цветы прорастут на камнях.
Не надо рваться к равновесию
И к старому искать новые подходы:
На всякое спасение и всякую агрессию
Есть право только у природы.
На листке тетрадном в линеечку косую
Всегда имеешь правильный наклон.
Можешь озираться в сторону любую,
Но тебя всё время гонят под уклон.
Не забудьте свою главную примету,
Повторите клятвы и пароли,
Когда скитаться пойдёте по свету
В поисках лучшей доли.
Медуза
С утра в Газпроме полный паралич:
Вечный двигатель нашли на хуторе заброшенном.
Его на кузне смастерил Кузьмич
С рябым лицом, немного перекошенным.
Двигатель, похожий на «Медузу»,
Ни в питье, ни в пище не нуждался,
Но форы выдавал всему Экибастузу
И ключиком на десять разбирался.
Который год на хуторе спеют ананасы,
А Кузьмич завёл себе гарем;
Всё превращалось в цветущие пампасы,
Которые бывают во время перемен.
«Медуза» за секунду испаряет лом,
А на десяток километров лампочки горят.
В энергетике случится перелом,
Когда об этом все заговорят.
Спалили Кузьмича студенты-практиканты,
Они на хутор забрели в поисках фольклора.
Они вели себя, как оккупанты,
И то, что они видели, дошло до прокурора.
«Медузу» разобрали и изъяли,
От объяснений отказавшись наотрез,
А Кузьмича втихую расстреляли.
Вот так не состоялось чудо из чудес.
Мода
Моя дама — нарочито грустная,
Потому что нечего надеть,
А в исполнении тоски — до того искусная,
Что и самому хочется реветь.
У неё с нарядами — полная разруха:
Мода снова шкуру поменяла.
Теперь что было год назад — срам и показуха,
Вот барышню мою грусть и обуяла.
Выщипала брови, губы накачала,
На ляжках розы в красном цвете наколола,
И грудь на пять размеров больше стала,
А задницу отклячила для общего прикола.
Теперь всё это никуда не влазит,
Даже в старый адидасовский костюм.
А если мини с декольте, то бабушек колбасит:
Наши бабушки не любят сладенький изюм.
Умеют у нас барышни закатывать концерты,
На них уже ни силы, ни терпения.
Когда-то красота требовала жертвы,
А теперь настырно вымогаются вложения.
Возможно, что от бедности разврат,
И в прошлогоднем она точно сказочное чудище.
И если не засунуть ни перед и ни зад,
То, может, подойдёт монашеское рубище?
Моралистам
Наш колхозный конюх, колченогий дед Хома —
Неизвестной войны доброволец —
Всегда шарашится с собакой по кличке «Кутерьма»
И хвастает, что он — орденоносец.
Хотя у нас в колхозе каждый знал,
Что он был затаившийся троцкист
И прошёл не фронт, а Беломорканал,
А то, что наболтал — художественный свист.
Но был в колхозе и реальный медалист,
Которая рекордные надои выдавала,
К ней даже сватался районный активист,
Но только она дважды отказала.
Она была идейной комсомолкой
И, конечно, неприступной моралисткой,
Но точно не какой-нибудь кошёлкой,
Только может быть чуть-чуть идеалисткой.
Каждую субботу к концу вечерней дойки
Мы прятались в чапыжники у дальнего колодца,
И за полчаса до вечерней зорьки
Нам очень потаённое увидеть удаётся.
Она вытаскивала ноги из резиновых сапог
И нас сахарными ляжками дразнила.
Вот такой у нас случился педагог,
Она, похоже, нас давно уже спалила.
Из-под телогрейки вываливала груди
И долго полоскала их в колодезном ведре,
А мы захлёбывались в этом абсолюте,
Как тонут новички в карточной игре.
В сумерки ушло виденье чародейское,
Застегнув под горло телогрейку.
Пусть будет так, ведь дело-то житейское,
И ценой всего в одну копейку.
Мультфильм
Она сидела на скамеечке в оранжевых колготках,