Леденящий ужас - Кей Хупер

Он продолжал концентрироваться, стараясь проникнуть зрением и слухом как можно дальше.

Цвета начали сливаться, запахи – перемешиваться, отчего в желудке у него неприятно заныло, слова и звуки, накладываясь друг на друга, превращались в какофонию:

– ... у ручья посмотреть...

– ... да не заигрывала я с ним, отстань...

– ... постоялец из сада орхидей просит...

– ... черт, скоро до ручья и озера дотащимся...

– Папа, папочка! Ты где? Мне страшно...

– Бишоп, – снова окликнул его Квентин.

Тот положил ладонь на его руку. Квентин недоуменно посмотрел сначала на нее, затем перевел взгляд на лицо напарника. Секунды две взгляд Бишопа оставался туманным, потом прояснился. Он вышел из оцепенения, снова вернулся в свое обычное состояние, слышал и видел то же самое, что и остальные, находившиеся рядом. Разве что только запахи он чувствовал острее. Или это они просто не успели выветриться из его сознания?

Вопросы Бишоп задавал крайне редко, он просто концентрировался и узнавал все, что ему было нужно. Он усилием воли стряхнул с себя холод, окутавший его за то время, что он оставался недвижим, мысленно вглядываясь и вслушиваясь в даль. Сейчас его интересовало только одно: что обострило его способности – сила воли или само место, как утверждал Квентин, очень странное. Холод, который ощутил Бишоп, указывал на то, что Квентин, возможно, прав. Но кроме холода, было еще нечто, над чем предстояло поразмышлять.

– Ты умеешь ездить верхом? – спросил он Квентина.

– Да, умею, – подозрительно глядя на Бишопа, ответил тот. – А что это тебе вдруг захотелось прокатиться?

– Я... я настроился и засек место. Поехали.

Квентин, продолжая хмуриться, последовал за Бишопом, и через десять минут они уже, сидя на лошадях, направлялись в горы по узкой извивающейся тропинке. Бишоп ехал первым, молча, наклонив голову, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, направлявшему его.

Квентин нисколько не удивился умению Бишопа хорошо сидеть в седле: он знал, что тот – человек упорный и настойчивый и уж если чего захочет, то добьется, сколько бы времени и сил ему это ни стоило. К тому же и природной силы ему было не занимать.

«Интересно, что он там над собой проделывал в башне?» – размышлял Квентин.

Бишопу потребовалось приложить немало сил, чтобы сконцентрироваться. Зрачки его расширились до такой степени, что показались Квентину, мельком взглянувшему в них, огромными черными пропастями. После этого он почувствовал себя, мягко говоря, очень неуютно.

«Как он там сказал? «Настроился»? Что он имел в виду?» Он дернул поводья, нагнав Бишопа, пристроился на тропинке рядом с ним и спросил:

– Ты точно знаешь, где она, или мы едем наугад?

– Нет, не наугад. Я точно знаю, где находится девочка, – спокойно ответил Бишоп.

– Откуда тебе это известно?

– Я ее слышал.

Квентин с минуту вникал в его слова.

– Ты хочешь сказать, что услышал ее голос из башни?

– Да, – кивнул Бишоп.

Квентин обернулся – они отъехали на приличное расстояние от гостиницы, тихо произнес:

– И как же, черт подери?

– Мозг – это удивительный инструмент, – ответил Бишоп. – Уникальный. И чувства – это тоже инструменты. Пять обычных чувств плюс те, которыми нам повезло обладать дополнительно.

– По-моему, Бишоп, ты каких-то чувств уже лишился.

– Увидим, – равнодушно произнес тот.

Квентин придержал лошадь, снова поехал за Бишопом. Посматривая ему в спину, он усмехался, не зная, что и думать. Бишоп, конечно, производил впечатление чокнутого, но ведь и сам Квентин нередко действовал по наитию, будто кто-то, сидящий внутри его, подсказывал ему, что нужно спросить или что сделать. А иногда он же сообщал о том, что должно произойти в самое ближайшее время.

«Кто его знает, может, он и вправду слышал голос Белинды. Посмотрим, чем кончится наша прогулка».

– Вот ты где, Белинда.

– Уйди! – всхлипнула девочка, отворачиваясь, часто моргая и морщась в свете карманного фонарика в руке Квентина. Она забилась в расщелину в скале, возле сложенного из камней кострища. Бишоп видел, как девочка испуганно съеживается, стараясь залезть еще глубже. – Не подходи ко мне! – сказала она дрожащим от слез голосом и сразу же разрыдалась.

– Все хорошо, Белинда. Не надо плакать, – попытался успокоить ее Квентин. – Ну что ты. – Он старался говорить как можно мягче и нежнее, но выходило неважно. – Сейчас мы отвезем тебя к родителям.

Девочка продолжала плакать, и Квентин не рискнул даже протянуть ей руку.

– Дай я попробую, – произнес Бишоп. Квентин охотно отошел, уступая ему место – у кострища вдвоем было не раз вернуться.

Это было древнее, давно заброшенное жилище, прилепившееся к скале и сооруженное из толстых бревен и камня, с низко нависшей крышей. Квентин подумал, что жутковато, наверное, пришлось здесь девчушке одной. Выглядела она испуганно и жалко, но была целой и невредимой, если не считать маленькой царапинки на лбу. Квентин не мог понять, что потянуло ее в эту глухомань и как ей удалось пройти по лесу такое большое расстояние. «Заблудилась, искала выход из леса», – решил он.

– Ну хватит плакать, Белинда, – таким же успокаивающим, как у Квентина, голосом заговорил Бишоп, но сейчас реакция у девочки была совсем другой. Она торопливо выбралась из расщелины и обхватила Бишопа за шею. Тот взял ее на руки. Квентин удивленно смотрел на него.

Девочка успокоилась, перестала всхлипывать, а через минуту усталость начала брать свое и она уснула.

– Давай выбираться отсюда, – проговорил Бишоп.

Квентин связался по рации с поисковой группой, сообщил, что Белинда нашлась, помог Бишопу, не выпускавшему из рук спящую девочку, сесть в седло, и они отправились вниз, к гостинице.

Квентин был доволен, что им удалось найти девочку, и одновременно поражен способностями Бишопа. Но больше всего его снедало любопытство – почему Белинда так не хотела идти к нему и так охотно пошла к Бишопу?

Когда до гостиницы оставалось менее полумили, Квентин наконец спросил:

– У тебя есть дети?

Бишоп посмотрел на темноволосую головку, прижавшуюся к его груди. Квентин вдруг увидел в его глазах печаль.

– Нет, – ответил он. – Своих детей у меня нет.

– У некоторых людей есть талант находить общий язык с детьми. Я к таким не принадлежу. И хотя я люблю детей, они ко мне тяжело привыкают.

– Она просто очень устала и испугалась.

Квентин почувствовал укол ревности и не стал убеждать себя в том, что ему безразлична разница в поведении Белинды по отношению к нему и Бишопу. Он молча смотрел на личико спящей девочки.

– Значит, все это время ты слышал ее голос? – прошептал он. – Ты можешь слышать, что она думает? Что с ней произошло?