Когда идет поезд - Николай Почивалин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Меня уж, батюшка, уволь, - отказалась старушка. - Зубы поберегаю.
- А вы?
Моряк поколебался и, раздвинув крупными смуглыми пальцами бумажные кружева, вынул фигурную штуковинку.
- Правильно: по-морскому, - без всякого энтузиазма одобрил заместитель директора; помедлив, он сам взял конфету, вкусно зачмокал.
Незаметно отодвинувшись от слишком близко подсевшего соседа, Ася склонилась над ребенком, и, когда снова выпрямилась, глаза ее, еще секунду назад улыбающиеся, полны были огорчения.
- Только разоспался, и опять скоро будить. Замучила я его на этих пересадках.
- Чего уж хорошего, - поддакнула старушка, снова принимаясь за вязание. - Дорога. Издалека, стал быть, едешь?
- С севера, бабушка.
- Ох ты, откуда! - изумилась старая. - Холодно там?
- Плохо! - с тоской вырвалось у Аси, верхняя, чуть выдавшаяся губка ее задрожала. - Ох как плохо, бабушка!
Моряк кашлянул, собираясь, похож, вступиться за север, но его опередил уверенный голос заместителя директора:
- Боже мой, да разве это место для молодой интеллигентной женщины? Нет, нет. Вы что - после института попали?
- Hет, с мужем, - легкая тень неуловимо прошла по лицу женщины. - Он военный, летчик. Жили раньше в Белоруссии, а потом знаете как: послали, и все.
- Надо было возражать, не соглашаться! - квадратные очки заместителя директора энергично поблескивали. - Зачем же губить лучшую пору жизни?
- Служба! - коротко и решительно вмешался наконец моряк, вложив в одно слово весь смысл, который понятен любому военному.
- Для таких условий в армии, вероятно, есть более подходящие люди: без детей! - резко возразил заместитель директора.
Моряк только сейчас, по-видимому, вспомнил о спящем малыше, смолчал: довод был существенным.
На этот раз и старушка решительно приняла сторону толстяка в пижаме.
- К дитю, чай, и снизойти можно. Какая бы там ни служба.
- Говорила я мужу, - горько вздохнула Ася. - Не слушает: место офицера там, куда его пошлют!
- Вот это чистейший эгоизм! - жестко определил заместитель директора, уши у него от негодования порозовели.
- Приехали мы туда, - устало рассказывала Ася, - тоска взяла. Глазу остановиться не на чем. Две сопки, между ними шесть каменных домов, аэродром, и все. А дальше - степь, тундра... Летом еще так-сяк, терпимо, походить можно. А зимой - невмоготу. Пурга, бураны, зароемся, как кроты, и сидим. Воет. И солнце выглянет - тоже не радует. Слепит, взглянуть нельзя. А все мертвое, ледяное... Кино - раз в неделю, по гостям ходить скука, а тут муж улетит, сидишь и думаешь: вернется ли?
Чувствуя участливое внимание слушателей, молодая женщина все больше проникалась к себе острой жалостью, серые глаза ее начали беспокойно блестеть.
- А тут сын, два года... Ну что он там видит? На улицу не понесешь: застудить недолго. Овощей свежих нет, все консервированное. Фрукты когда подвезут, так и те поморозят... И у самой душа не на месте: кончила институт иностранных языков, французским владею, а к чему? Иной раз не выдержишь - заплачешь, муж сердится. Временно, еще год, ты жена офицера! А мне разве от этого легче? - голос женщины задрожал. - Едем теперь к моим родителям: хоть передохнуть немного, отогреться!..
- Ох ты, грех какой! - старушка сочувственно кивала седой головой, машинально перекидывала две-три петли и снова забывала о спицах.
- А вы говорите, служба! - Заместитель директора с упреком посмотрел на моряка. - Губить из-за ложно понимаемых представлений жизнь ближнего преступление!
В дверь постучали. Прихрамывающий усатый проводник вынул из клеенчатого кошеля билет, протянул его Асе.
- Вы до Сызрани? Через полчаса сходить.
- Спасибо, я сейчас...
- Товарищ, - проворно поднялся заместитель директора. - Я - сердечник. Я хочу занять нижнюю...
- Пожалуйста, - перебив, равнодушно согласился проводник.
Ася захлопотала - поправила волосы, принялась собирать сетку, моряк достал из ниши ее тяжелый коричневый чемодан.
Не вовремя разбуженный малыш капризничал, тер кулаками сонные глаза, мать, одевая его, нервничала, расстроенное ее лицо шло пятнами.
- Горе ты мое!..
- Ну и чего ты себя казнишь? - нестрого отчитала старушка. - Помогут, вынесут. И на вокзале помогут, чай, не без добрых людей. Эка!
- Пи-ть, - хныкал малыш.
Моряк сорвался с места; через минуту, обливаясь, мальчик жадно пил из стакана.
Напившись, присмирел и, как был, в меховой шубке, прижался к материнской груди, сонно моргая густыми темными ресницами. На мать он не похож совсем: темные жестковатые волосы, острый нос, крутой подбородок будущего упрямца, и только, может быть, густые ресницы да детская мягкость, теплота чем-то неуловимо напоминали склонившуюся над ним и пригорюнившуюся мать.
- В папку, похоже! - подбадривала старушка.
- В папку, - кивнула Ася и вдруг всхлипнула, из глаз посыпались частые слезы. - Бросили мы папку!..
- Как бросили? - странно тонким голосом спросила старушка.
- Так, бросили... - Прижав к себе сына и покачиваясь, Ася давила ладонью горькие безутешные слезы, всхлипывала. - Не вытерпела. Улетел, а я собралась, оставила записку и уехала...
Моряк, не замечая, тер руки о колени, словно они у него вспотели.
- А как же ему теперь летать? - напряженно, не очень связно, но понятно спросил он.
Ася, словно от удара, еще ниже уронила голову, плечи ее затряслись.
- Не говорите глупостей! - вспылил заместитель директора. - Все правильно, Асенька! Так и надо учить! Не расстраивайтесь, у вас вся жизнь впереди! - Он, успокаивая, поглаживал полный локоток женщины, квадратные стекла его очков сухо блестели. - Человек в нашей стране нигде на пропадет! Пожалуйста - приглашаю к нам на завод. У нас школа рабочей молодежи - будете преподавать, переводить техническую литературу. Я гарантирую квартиру!..
Позабытые спицы давно лежали у старушки в подоле, а сама она, покачивая головой, смотрела на Асю с горестным сожалением.
- Нет, не глупости, мил человек! - негромко, но както строго и веско, заставив умолкнуть и заместителя директора, сказала она. - Не глупости, девонька!..
Невидящими от слез глазами Ася взглянула на бабку:
только все жалели, сочувствовали, а теперь сами же и осуждают! Один заступился, так от его защиты еще хуже...
- Не глупости, девонька, - продолжала старушка. - Морячок-то верное слово сказал, хоть и обидно оно тебе.
Как же ты мужа-то своего в небе покинула, а?.. Я когда к своему старшему на стройку приехала - в палатке жили. С дитем. И не только там консервных фруктов не было - хлеб мороженый ели, буханки топором рубили. Так что, Настеньке и мужа бросать тогда?.. Перемаялась, поплакала - все было. А как же?.. А потом наладилось, обстроилось. Сейчас вон как короли живут, и дети не хуже, чем у других.
- Урок политграмоты! - хмыкнул заместитель директора, сосредоточенно перетаскивая сверху свою постель.
Поезд дернулся, остановился. Кусая прыгающие губы, Ася надела на спящего сына шапочку.
- Тесемки-то завяжи, - сурово наказала старушка, зорко наблюдая за сборами. - Разморился, а там пpoхватит...
Ася вспыхнула, послушно завязала тесемки.
- Давайте мне, - коротко сказал моряк.
Ловко, левой рукой он прижал малыша к синей форменке, правой подхватил тяжелый чемодан и, не дожидаясь, вышел.
- А вы, Асенька, спокойней, мало ли кто и что говорит! - бросая выразительные взгляды на старушку, приговаривал заместитель директора. Подумайте о моем предложении. Адресок я вам оставлю...
Он подал Асе меховое пальто, взял ее под локоть.
- До свидания, - виновато и тихо попрощалась Ася.
- Счастливо, - сухо кивнула старушка.
Первым и настолько быстро, что бабка удивилась, вернулся моряк.
- Аи не проводил?
- Носильщика взяла.
Пассажир в голубой пижаме вернулся почти следом, явно чем-то разочарованный, принялся разглаживать постель.
- Ну что ж, товарищи дорогие, спать, наверно, будем? Скоро час.
Соседи промолчали, тот лег, уютно повозился, устраиваясь.
Глядя в окно, за которым, редея, бежали огни станций, моряк, словно вслух раздумывая, убежденно сказал:
- Не взял бы я такую в жены.
- Ну что ж, - иронически хмыкнул заместитель директора. - Каждому свое!
Укладываясь, старушка упорно молчала и все-таки не вытерпела:
- Такие, мил человек, как ты, сами легко бросают...
А потом алиментами открещиваются.
- Но, но, но! - квадратные очки метнули негодующие молнии, но с каждым "но" уверенный голос заместителя директора, словно по ступенькам спрыгивая, терял свою грозность.
Моряк усмехнулся и вспрыгнул на верхнюю полку.
3. ЛАЗАРЕВ С ЛЕСНОГО КОРДОНА
Станция была маленькая, простояли мы на ней минуты две-три, не больше, я и названия ее не упомнил, а сосед по купе нетерпеливо, с какой-то даже суетливостью ждал ее.
Подперев кулаками крупную чубатую голову, он задолго до станции приник к окну, за которым была только теплая летняя ночь да звезды; рывком поднялся из-за столика, едва за стеклом побежали, редко мигая, огни.