Последние дни Русской Америки - Томас Аллунд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом мы пошли в другой дом, чей владелец, высокородный тойон, величаво возлежал в похожей на собачью будку хижине из хвойных ветвей, находившейся в глубине дома. Когда я спросил про тюленьи кожи, он прокричал что-то своим горловым голосом, чего я не понял. Я опять заговорил о сделке, на что он рявкнул еще ужаснее, и остальные калоши велели нам уходить, потому что господин тойон не желал разговаривать. Но когда я вынул из кармана несколько листьев русского табака, старик смягчился и обещал к следующему воскресенью доставить нам кожи.
Еще в одном доме хозяйка как раз пеленала ребенка. Она положила его на спину на доску такой же длины и привязала его к ней длинной грязной тряпкой. Затем поставила она это сооружение к стене в угол дома. У бедняжки младенца в носу уже было кольцо, а лицо его было выкрашено в черный и красный цвета. У матери в нижней губе была костяная втулка в дюйм шириной, которая, как говорят, заменяется на более широкую с рождением каждого нового ребенка. Как-то я видел в нижней губе у одной бабки кость, которая была такая же широкая, как и рот, и очень мешала женщине говорить.
Язык калошей — это одни сплошные горловые звуки, напоминающие карканье ворона. У них с этой птицей даже слова общие есть. Однажды, когда я возвращался с обеда на работу, один калош сидел на обочине, и вдруг с крыши каркнул ворон: акух, акух! «Слышишь, — сказал я калошу и махнул рукой, — иди, раз тебя знакомец зовет!» Дело в том, что акух на их языке значит «Иди сюда!». Калош грозно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Они вообще угрюмые: могут просидеть весь день на одном месте и никогда не смеются. Когда калош сидит и смотрит куда-нибудь, придется долго говорить ему что-то, прежде чем он слегка повернет голову в сторону говорящего и скажет: «Да!»
Русские никогда не пускали калошей внутрь своего поселения; один только вождь мог ходить где хотел. Американцы потом этот запрет отменили и одновременно разрешили всем, под собственную ответственность, ходить в деревню к калошам и торговать с ними — только водку туземцам продавать было запрещено. С тех пор эта пестрая братия целыми днями толпилась в лавках. Хотя они ничего и не покупали, уходить они тоже не хотели, пока не прогонишь. Стоять они ленились, занимать сидячее положение не умели — всегда сидели только на корточках, если не лежали врастяжку. Обычно они почти беспрерывно жевали древесную смолу и плевали на стены, так что постоянно слышалось чавканье и перед каждым была оплеванная доска.
Я сказал, что американцы отменили запрет российского правительства в отношении калошей. Дело в том, что скоро по прибытии на остров мы узнали, что наш император продал свои владения в Америке Соединенным Штатам. Не пробыли мы в Ситке и нескольких недель, как прибыли туда два больших парохода, которые привезли государственное имущество США, а еще через несколько дней на военном корабле прибыл также новый губернатор с гарнизоном[26]. Двухэтажная деревянная усадьба российского губернатора стояла на высоком холме, и во дворе особняка на длинном шесте развевался российский флаг с двуглавым орлом посредине. Ему теперь, понятно, нужно было уступить место звездно-полосатому флагу США. Итак, в назначенный день, по полудню, с американских кораблей пришла группа военных, возглавляемая знаменосцем. Торжественным маршем, правда, без оркестра, подошли они к усадьбе губернатора, где российские военные уже стояли в строю и ожидали их. Подошла очередь стаскивать орла: но — не знаю, что ему в голову взбрело, — спустившись немного, обхватил он когтями шест, так чтобы его никак стянуть нельзя было. Приказали тогда одному русскому солдату забраться вверх по шесту и распутать флаг, но, видно, орел и его силы заколдовал — так что, соскользнувши, не дополз солдат до цели. У второго тоже ничего не получилось; и только третьему солдату удалось доставить сопротивлявшегося орла на землю. Когда спускали флаг, играл оркестр и стреляли из пушек; а когда поднимали новый флаг, американцы со своих кораблей выстрелили в свою очередь столько же раз. После этого американские солдаты сменили русских на воротах калошенской деревни, огороженной частоколом.
Теперь американцы стали хозяевами края, и нам нужно было во всем придерживаться их приказов и обычаев. По этой причине на той неделе у нас было два воскресенья: сначала свое обычное, а потом американское, которое выпало на наш понедельник, поскольку они, приплыв с востока, потеряли один день. Кроме того, нам теперь приказали отнести в контору все кожаные деньги[27], которыми Российско-американская компания с нами всегда расплачивалась, и выдали нам на такую же сумму американских золотых и серебряных долларов.
Потом стали один за другим прибывать корабли из Калифорнии, а с ними — новые торговцы и прочие поселенцы, которые открывали лавки, трактиры и бильярдные, так что началась здесь бурная деятельность.
Главная улица в Ситке (бывшем Ново-Архангельске). 1877–1907 | Presbyterian Historical Society. Sheldon Jackson Papers
Летом, 4 июля, отмечали американцы большой праздник в память о своем выходе из-под власти Англии. Утром они устроили среди калошей состязание по гребле и обещали им в награду одежду и прочие товары. Желающих соревноваться объявилось приличное число. Все участвующие лодки были выделаны из одних только древесных стволов, хотя среди них были и очень большие; для легкости их выдолбили так тщательно, что стенки были не толще полдюйма. Гребцы были почти голые, в одних прохудившихся исподних штанах, и волосы у них были зачесаны на макушку и связаны там в один хвост красной лентой, так что концы волос спадали во все стороны. Когда на корабле подняли красный флаг в знак начала состязания, калоши изо всех сил принялись грести. Сначала все шли в ряд и приближались к причалу с большим шумом, но вскоре большинство из них стали отставать. Одна маленькая лодка, в которой
