Любовный хлеб - Эдна Миллей

«Умолкни, изнуренная могила!..»

Умолкни, изнуренная могила!Мне так отрадно здесь — я не спешу.Глодай свои бока! Я довершуБесстрашно все, что встарь не довершила.

Презрев твое суровое горнило,Произведу героя, согрешу,Но умереть себе не разрешу —Моя пора еще не наступила.

Свой смертный час покамест пережду.На время отстраню я встречу эту.Когда я в землю нехотя сойду,

Сгорев при жизни, брошу самоцветыДа горсть костей могиле на еду:Пускай зияет, голодом отпета!

«Сочти за скверну эти слёзы; тщетно…»

Сочти за скверну эти слёзы; тщетноИз сердца льет соленых слез поток.Сочти за скверну их — дай незаметноВсе выплакать, дай мне еще денек!

А после лямку потяну, как прежде,Не пряча красных от рыданий глаз,Чтобы другие верили надежде,Другие плакали, как я сейчас.

Да, мы — вдвоем, и я тебя прикрою,Сама сожгу за нами все мосты;Походы, голод разделю с тобою,Но не напев, что знаешь только ты.

Ты думаешь, мы строим мирозданье?Нет, создаем орудия страданья!

«Неужто, Боль, с тобой мне вековать…»

Неужто, Боль, с тобой мне вековать,Делить с тобою пищу, кров, тепло?И в голове терпеть твое сверло?С тобою первый голод утолять?

Ну, значит, впрямь тебя не миноватьИ время жить еще не истекло…Ешь вдосталь, если уж на то пошло.Отдельно нам ни жить, ни умирать!

Хотя ты дерзкой гостьей входишь в домИ взглядом леденишь мой пылкий трудУкрадкой, и моим владеешь сном

Из ночи в ночь, как только все уснут,Не стану, Боль — ведь вместе мы умрем, —Я над тобой вершить мой правый суд!

«Пока не выкурена сигарета…»

Пока не выкурена сигарета,Пока в короткий миг перед концомС окурка пепел падает клубком,Пока, вытягиваясь в круге света,

Перед камином пляшет тень-комета,На стенах в странном ритме шутовском,Встает твой образ, кажущийся сном,И я снимаю с памяти запреты.

Миг — и мечта развеялась, прощай!Забудутся твои лицо и взгляд,Улыбка, вспоминай — не вспоминай.

И лишь слова твои во мне звучат.Но этот миг осветит неба край,Когда угаснет дней твоих закат.

Надгробная надпись

Знай, живущий всем на горе,Тонущий в житейском море,Ты, с судьбой в извечном споре,

Для которого мечтыДенег, страсти, красотыБезнадежны и пусты,

Если грозы застят очи,Если жить тебе нет мочи,Жизнь погибели жесточе —

Знай: судьбы не одолеть,Если хочешь ты и впредь,Мне завидуя, скорбеть,

Скинь и дай мне плащ изгоя,Облекись над сей плитоюВ саван вечного покоя!

Впервые услышала жаворонка

Не знала, что он сродни земле, не видела, как он взлетел.Откуда мне было знать, что его гнездо — борозда,Что его крыло, не знающее касанья,Как сердце земли, — родственно теплому плугу трудаВесенней ранью?Услышав трель, я, вздрогнув, дыхание перевела —С неба неумолимо песня, словно стрела,Вонзилась в меня. Так смотрела я в небосвод,Что голова закружилась… Стрелы трелей разятМою грудь без щита и не знают преград.А певец между мною и солнцем все пел:Песня не иссякала, прерывать ее он не хотел.Я крикнула: «Нет в тебе жалости, строгий напев!»Эти стрелы — как быстры они!Или то ангелы одолели меня в бою?Застали врасплох — и ни деревца в этом раю!Крикнула — и вот он, жаворонок,Канул в солнечное изобилье,Звенящий атом в тихой голубизне,Птаха, что утром пробует голос и крылья!Я жаворонка заново нарекла,Будто открылась вещая истина мне:«Ликующий Дух!» Под стрелами, пущеннымибожеством,Я рухнула наземь в цветы, розовые, чужие,Окропляя их детские лица слез моих спорым дождем.

Концерт

Нет, я пойду одна.Тотчас после концерта вернусь.Да, да, я люблю тебя.Окончится в десять — не позже.Почему я иду без тебя?Слишком любишь меня и, боюсь,Мне мелодию застить можешь.Если пойду одна,В скромной, неброской одежде,Мое тело в кресле умрет,А над головой вспыхнет пламя,Превысит мой разум сполна,И увидит, зловеще смеясь,Расчетливые маневрыАрмий, не помнящих родины,У городских ворот;Шлют воины копья со стен городскихТуда, где песенный гул не затих,Где ни одна из женщин не ждет!Армии, беспристрастья оплот,Вашей мерной поступи внемлю —Тех, кто к солнцу стремится и мечетЗлатоверхие копья на землю!Впереди — знаменосец серебряный:На знамени сталь спеклась с молоком —След обескровленной раны,Едва исцеленной мечом!Ты и я — мы с тобой непричастны музыке,Мы в ней не замкнемся влюбленно;В музыке, как в филигранной оправе,Не дам нам пребыть упоенно,Взявшись за руки, и улыбаться.Полно, ступай же, слышишь!Я вернусь к тебе, милый, поверь,И буду такой же, как теперь,Только ростом повыше.

Женщина поет на опушке леса

Я — только гадалка. Как мне не лгать?Священником был мой отец, а прокаженной — мать.Качелями было распятье, а зыбкой — морская волна.Крестила меня бесовская сила — кто, как не она?Духовные песни я звонко пою:Так близко крестили меня к алтарю!Играла я в детстве с ужом и лягушкой —Ей камушек донный служил погремушкой.Венок травяной я видела, кстати,Что русалка сплела своему дитяти,А также сполохи речного огня,Что феи зажгли — жаль, что не для меня…Когда все пройдет и все разъяснится,Я стану монашкой, я стану блудницей.Сквозь речные кусты туманным днемОтец мой к нам шлепал почти босиком,Чтоб я не умерла в одночасье, молясь,Стеная, что я рождена в поздний час!А мама святого отца привечалаНа корточках, лик его сердцем вбирала,А мы с ней на мшистом прибрежье резвились —Не тем богам, что священник, молились.Учил он меня латыни постылойИ грекам древним… Ох, тяжко мне было!Священник уйдет — мы славили ересьИ тешили дьявола — он ждал, ощерясь.Ни зелени, ни цветов не видала,Кроме канав, пока взрослой не стала.От мамы — шлепок, от отца — наставленье.Какое же это было мученье!Чадо священника и прокаженной,Такой я выросла — тварью бессонной!

Юной девушке

Умолкла ты; слезинки прозрачные застыли,Как радуга, на темных ресницах — ну и что ж?Ужель девичью грусть излить нельзя иначе,Чем плача в темноте, покуда не уснешь?

Когда в душе твоей опять проглянет солнце,Боюсь я, что ты плакать разучишься совсемИ засветло уснешь, и навсегда утратишьСиянье на ресницах, что слезы дарят всем.

Я не хочу, чтоб веки набрякли от рыданийУ вас, глаза прекрасные; обрызгайте чуть-чутьЛадонь, к лицу прижатую; на тонкой платья тканиОставьте капли слез — ведь их легко смахнуть.

Я наблюдала, как ты смаргиваешь слезы,И вспоминала лица, что ветер мне пригнал —Смеющиеся лица, красивые и гордые…Но самые чудесные — не те, кто слез не знал!

«Оплетенное злом и добром, как только способно сердце…»

Оплетенное злом и добром, как только способно сердцеСпокойно, размеренно биться?Оно, как мотор на холостых оборотах,в механизм вселяет разброд:Кисть становится зеленоватой, а кое-где иссиня-желтой,Ведь пульс перебои даетВслед за каждым сердечным толчком.

Или, не пожелав повторитьсяВ ярких битвах, которым уже не сбыться,Отчаявшись, сердце идет к концу,А тепловатая кровь, лениво от усталого сердца отхлынув,Не дойдя ни до кисти, ни до виска,Образует заливы, покаНа миг не замрет, пока бледность не подступит к лицу,Пока между диастолой и систолой не исчезнет граница.

Философ