У рассвета цвет заката.Книга 1 (СИ) - Арина Ирина

— Ысыдых мжендыс орык сомыт инрыз добын. Пы пэын Кырем, мужрык Тигыз трыбыл, тидыт Выпон синтыл турзыд?

Приветствие можно было не переводить, в нем менялись лишь имена вождя и главного переговорщика, но положено не пропускать ни слова, и я переводила:

— Не знающие поражений орки пришли помочь слабым, — в ретрансляторе заклубился дым, сухой обезличенный голос повторил мои слова. — С кем Кырем, вождь племени Тигыз, ртом Выпона будет говорить?

— Ис Сурдив, верховный генерал непобедимой армии Киллитенса.

И это не менялось, и каждый раз в перевод сплошных непобедимых и не знающих поражений мне хотелось добавить «пока», и самой поверить, что это так, что рано или поздно ситуация переменится, и армия Тугдоланта перейдет в наступление. Иногда переходили. Иногда…

— Ис Сурдив, мужрык атыр ысыкжиндыс Киллитенс.

Вообще-то, переводить генерала, пусть и верховного, как «мужрык», вождь, было неверно, согласно иерархии орков это обозначение соответствовало императору, но другого подходящего слова в их лексиконе не водилось, никаких промежуточных чинов между вождем и просто орками не существовало, да и смысла в них не было, в племенах редко насчитывалось больше двухсот особей, включая стариков и детей, неспособных держать оружие, а объединению племена не поддавались. Зато генералам и чинам рангом пониже такой перевод весьма льстил.

Дальше все по сценарию, знакомому, привычному и до хлита опостылевшему, как и все прочее. Бахвальство, взаимное лицемерное восхищение боевыми заслугами, демонстрация наград, заверения в наилучшем друг к другу отношении и прощупывание друг друга на предмет продолжения каких-либо отношений. Прощупывание со стороны орков выглядело смешно и топорно, Сурдив манипулировал ими, особо не напрягаясь, в интригах и политических игрищах зеленокожие были откровенно слабы, наивны, легко попадались на самые примитивные приманки. Их можно было бы даже пожалеть за эту наивность, если не знать, что они из себя представляли. Орки действительно были воинами, сильными, умелыми, бесстрашными и безжалостными, беспощадными ко всем. Разницы между солдатами и гражданским населением для орков не было, и пленных они не брали, исключение делалось лишь для женщин, их убивали не сразу.

— Говорят, Чарандол никому не взять. Мои парни возьмут.

Вот и подошли к цели встречи. Под Чарандолом армия Киллитенса стояла уже год. Город, расположившийся в узкой долине Сантийского хребта, перегородившего Тугдолант, не сдавался и не пропускал захватчиков дальше, почти треть страны оставалась свободной. Правительство Киллитенса долго не хотело включать в его осаду ни орков, ни вампиров, они живых бы не оставили, император же Тиренех жаждал показательных казней в назидание другим нежелающим покоряться городам. И жертвовать уникальным месторождением крионила в центре Чарандола правящие круги Киллитенса не хотели, а оно по праву принадлежало бы первым, вошедшим в город. Так было до недавнего времени, но в последний месяц в штаб стали регулярно приходить донесения, что армия Тугдоланта накопила достаточно сил для удара, должного переломить ход войны, и Киллитенс пошел на крайние меры.

— Если успеют зарядить свои ружья, — перевела я отвеченное ртом Выпона. — Орки придут и заберут все. В Чарандоле есть, что брать?

— В Чарандол еще никто не входил и никто ничего не вывозил, они не верят, что его можно взять. В Чарандоле много добра и женщин.

— Глупые. Это хорошо. Хорошую добычу заберем. Чарандол наш.

— Не сможете. Можете взять Оштарин. Там мало солдат, легко победите. Чарандолом займемся мы, вам он не по зубам.

Огромный кулак с размаху впечатался в стену, еще два подтвердили серьезность намерений, и:

— Чарандол грых! — гаркнул уже не один рот, а все три глотки.

— Ваш так ваш, — согласился генерал. — Если от кармын бэтыр не сбежите.

Два слова Сурдив произнес на оркском, выдавливал их медленно, по буквам, но смог, за что и расплатился мгновенным позеленением, едва не слился цветом с временными союзниками. По единственной причине не слился, те как раз побагровели. И рявкнули опять в один голос:

— Орки не бегут, — лишь после этого осознав, что услышали.

Кармын бэтыр — на оркском, зинжай тэрель — на гномьем, швих чемис — на вампирьем, стинкар садан — на киллитенском, у него были и другие звучания, свое в каждом языке. И один перевод — поющий огонь. И один человек, научивший огонь петь, единственный, кто мог им управлять, — Лефлан Ют-Раш.

— Орык чимыт дыр раныд! — на этот раз кулак воткнулся в стену с небольшой заминкой и, видимо, в компенсацию заминки, новый удар последовал в грудь, к которой кулак прилагался. — Асы чимы дыр раныд!

— Орки принесут его голову. Я принесу его голову.

Сизый артефакт-ретранслятор повторил мой перевод. Также ровно и невыразительно, как повторял последующее обсуждение необходимости подписания соответствующих договоренностей, тосты за легкие победы и славную добычу, фальшивое восхищение союзнической отвагой. До завтрашнего утра всему этому предстояло повториться еще девять раз. Киллитенс не рисковал, под стены Чарандола призывались десять орочьих племен.

Болотно-желтую слизь генерал сплевывал в золоченный кубок, кривился и морщился, процедура вывода хмеля из организма к приятным не относилась. На адьютанта, ее проводившего, он смотрел злобно, словно в неприятности процедуры и в необходимости оной из-за плотного графика встреч была его вина. Вслед же уносимому кубку Сурдив смотрел удовлетворенно и презрительно. Пятый год шел, как завелся в его багаже предмет из императорского дворца Тугдоланта, а он все ликовал, все демонстрировал изящной вещице право победителя, определив под столь неприглядное использование.

Я бы это зрелище пропустила без сожаления, и обычно присутствовать при нем не приходилось, Сурдив не особо был расположен демонстрировать собственную слабость, но все та же плотность графика оставляла на восстановление не более четверти часа, треть из которого отняло бы новое пробрасывание каналов. И если артефакту-«переводчику» налаживание связей ни вреда, ни пользы не несло, то генералу, уже слегка потрепанному протрезвлением и его же идеей с личным произношением чужеродных слов, оно грозило, минимум, трехдневной головной болью. Я против этого ничего не имела, но сам Сурдив и все, кому пришлось бы контактировать с ним в эти дни, имели противоположное мнение и мне возможности покинуть их не предоставили.

Говорить на орочьем генерал больше не пытался, да этого и не требовалось. Первая встреча неспроста назначалась именно с племенем Тигыз. Племя было далеко не самым многочисленным и воинственным, но самым скорым на распространение новостей.

День-два и о том, что вождь армии Киллитенса избран небом, разнесется по всей Мелонте. Им поверят. Устроят пару проверок на Больших камнях и поверят, и пришедшее к Чарандолу орочье войско беспрекословно подчинится избранному небом, если тот того пожелает. Пожелает. Ради этого Минтос Сурдив почти на три месяца передавал функции главнокомандующего Ликену Риститу и ломал себя, приучая непослушный язык произносить бьющие молотом по вискам звуки. Пробовали и другие, не дело ведь рисковать главнокомандующим, хотя избавиться от него мечтали многие. Ни у кого не вышло ни суметь сказать, ни избавиться. А подчинить и вовремя приструнить орков было необходимо. Хлит с показательными казнями, как выразился сам Сурдив, полностью вырезанный город сам по себе станет показательным, но отдавать дикарям крионил…

Вторая делегация явилась уже наслышанной и о предложении, и об избранности, по пути пересеклись с первой. На генерала зеленокожие поглядывали настороженно и с интересом, не забывая разливать по кружкам гномий травник и опустошать блюда с крупными ломтями вертельного мяса, ждали, что тот самолично подтвердит узнанное от племени Тигыз. А тот встречно выжидал, когда орки не выдержат и про кармын бэтыр спросят сами, спокойно вел беседу и ненавязчиво подталкивал в нужном направлении, подогревая их любопытство. Загодя заготовленный ответ прозвучал естественно и пренебрежительно: