Предположительно (ЛП) - Джексон Тиффани Д.

— Как поживает моя малышка?

Надо отдать этой женщине должное. Раз за разом она великолепно справляется со своей ролью. Даже, когда поблизости никого нет.

— Нормально, — выдаю я своим хриплым голосом. Мне нелегко возвращаться к речи после такого длительного молчания. К сожалению, с мамой поддерживать свою молчаливую забастовку не могу. Она будет прочищать мне мозги до тех пор, пока не скажу, по меньшей мере, слов пять.

— Ну же, малышка, пошли присядем. Поговори немного со своей мамочкой.

Мы садимся на старый голубой диван. Все в этой комнате — б/у, купленное с третьих рук. Похоже на нашу с мамой первую квартиру, за исключением того, что тут теплее. Мама обнимает меня за плечи, улыбаясь от уха до уха. Она всегда выглядит такой счастливой. За всю свою жизнь не встречала более жизнерадостного человека. Она будто жила в пузыре, в который не пропускала ничего и никого, способного испортить ей настроение. Она улыбалась, когда нас выселяли, улыбалась, когда Рей избивал ее до полусмерти, и даже во время вынесения мне приговора («Смотри, малышка, все не так плохо. По крайней мере, это не смертная казнь!»). Самый оптимистичный человек на планете Земля. Даже, навещая свою дочь в детском доме.

— Малышка, у тебя отросли волосы, — говорит она, наматывая на палец мои кудрявые завитки. — Тебе надо подстричься.

— Мне и так хорошо, — отрезаю я, вытаскивая ее пальцы из своих волос.

Улыбаясь, она скрещивает руки на коленях и оглядывается в комнате, подпрыгивая в такт загадочной музыке, играющей у нее голове. Она ждет, когда начну расспрашивать ее. Я здесь не главный объект внимания, она приходит только для того, чтобы почувствовать себя лучше.

— Как... у тебя дела, мам?

Ее глаза загораются и сияют светом тысячи звезд, словно она всю свою жизнь ждала, пока кто-нибудь задаст ей этот вопрос.

— Ох, я чувствую себя такой благословленной, малышка. Такой благословленной! Жаль, что тебя не было сегодня в церкви. Сегодняшняя служба была просто изумительной. О, а на прошлой неделе мы...

Я перестаю слушать ее и начинаю пересчитывать веснушки на ее лице, стараясь найти в этой женщине отражение себя самой. У нее темная кожа, маленькие карие глаза, большие губы, широкий нос и заостренный подбородок. Ее короткие черные волосы никогда не достигали даже линии подбородка. У меня кожа более светлая, большие глаза, цвета лесного ореха, узкий нос и круглое лицо. Мои темно-коричневые волосы были длинными и курчавыми, они всегда сияли на солнце. Она говорит, что я точная копия своего отца, но я не видела ни одной его фотографии, доказывающей это. И, когда улыбаюсь, что случается довольно редко, то вижу ее улыбку. Это всегда пугало меня.

— ...И молодежная паства на следующей неделе ставит пьесу по случаю пятидесятилетия церкви. Ох, малышка, они так волнуются! Попросили меня приготовить легкий фуршет, но я сказала им, что сделаю это, только если они будут хорошо себя вести. Потому что они почти поссорились из-за моего бананового пудинга...

На следующий день после моего ареста, мама кинулась в омут баптисткой церкви и заново обрела себя. «Дьявол пытался добраться до меня через мою дочь, но я противостояла ему!» Церковь, конечно же, прониклась к ней сочувствием. Такая хорошая и добропорядочная женщина не может быть ответственна за то, что вырастила монстра. «Должно быть, свою дьявольскую сторону она унаследовала от отца.»

— Итак, юная леди? Ты не хочешь спросить меня о мистере Уортингтоне?

Мистер Трой Уортингтон, мой новый отчим, владелец ресторана и квартиры в Бруклине. Они познакомились в церкви, естественно. Он один из диаконов5. Она вышла за него замуж спустя шесть месяцев после вынесения мне приговора. За этим последовал медовый месяц на Гавайях. Она привезла мне ракушку. Я никогда не встречалась с ним, да и не хотела этого.

— Как...

— Не горбись, малышка. Ты такая красавица, когда сидишь прямо.

— МАМА, как Трой?

— Мистер Уортингтон. И да, малышка, у него все прекрасно. Позавчера мы ходили в одно потрясающее...

Мама достигла своей цели. Наконец-то, она вышла замуж за богатого, так что теперь она могла стать тем, кем претворялась долгие годы. У мистера Уортингтона были деньги. Об этом кричали мамины наряды. Они никогда не повторялись, в ушах всегда были серьги с огромными алмазами, а на ногах туфли всех цветов радуги. Никогда не сидела в ее машине, но я видела у нее ключи от БМВ. Между тем, я прозябала в детской тюрьме на протяжении четырех лет, семи месяцев, шестнадцати дней и сорока трех минут, прежде чем меня закинули в групповой дом на последние три месяца. И она никогда ничего мне не покупала. Ни разу.

— А потом он сказал: «Ну, мы же не можем допустить, чтобы такое хорошее вино пропало зря.» Ха! Боже, этот мужчина слишком идеален. Он такой забавный и умный...

Она продолжает болтать о Трое, но, к счастью, я знаю волшебное слово, способное заставить ее замолчать.

— Это восхитительно, мам! — я улыбаюсь и пристраиваюсь поближе к ней. — Хей, может, ты как-нибудь возьмешь меня с собой в церковь?

Ее лицо бледнеет, а улыбка дрожит.

— Так, детка... Давай не будет бежать впереди паровоза. Для этого тебе потребуется разрешение и...

— Мы его попросим, и Трой может...

— Ох, малышка, я совсем забыла, — говорит она, смотря на наручные часы, которых на ней сегодня нет. — Я должна забрать вещи мистера Уортингтона из химчистки. Понимаешь, ему нужен его костюм, потому что сегодня он собирается... ну, химчистка закрывается через час.

Она вскакивает, поправляет юбку и достает из сумки «Библию» с тысячью закладок.

— А еще мне надо разослать приглашения на церковный пикник. Он будет в следующие выходные. Но прежде чем я уйду, хочу прочитать тебе пару строчек. Готова? Это послание Петра 5:8, оно гласит: «Будьте бдительны и бодрствуйте. Ваш враг, дьявол, бродит вокруг, как рычащий лев, в поисках жертвы. Будьте тверды в вере и противостаньте дьяволу, помня, что по всему миру ваши братья терпят такие же страдания.»

Все еще пытается изгнать из меня дьявола. Понятно.

Она улыбается и прячет свою «Библию».

— Все. Увидимся через две недели. В то же время, ладно?

Она целует меня в обе щеки, снова оставляя боевой раскрас на моей коже, и вылетает из дома. Вот и все. Наши стандартные пятнадцать минут. Как по часам.

— Кто, к чертям, разрешал тебе брать мой дезодорант, тупая с*ка?

— Я его не брала, потаскуха!

Марисоль и Келли снова устраивали свои бои без правил в коридоре. Хотя бы раз в неделю Келли с кем-нибудь дралась. Она самый настоящий монстр с самыми голубыми глазами и самыми блондинистыми волосами. Если поставить ее прямо и заклеить рот, то можно принять за Барби. Я слышала, что она была капитаном группы поддержки в своей школе, пока не переехала двух других девушек на школьной парковке Рэндж Ровером из-за того, что они пропускали тренировки.

— Ay, coño! Quítate de encima 6, тупица! Я не трогала твое дерьмо!

Драчливая блондинка и черный комок волос влетают в стену, подняв слой пыли. Еще одна дырка в перегородке, еще один проход для мышей. Уже пятнадцатый на втором этаже. Приплюсуйте к этому еще десяток на первом.

— Еще как трогала! Вдарь ей, Келли! — это Джой, тень Келли. Она сплетница, которая знает все и обо всех. Худая как щепка, а ее курчавые волосы, длинной не больше дюйма, чередуются с залысинами, выжженными завивкой. Джой толкнула девушку под поезд за то, что та разговаривала с ее парнем. Вот только сам парень не знал, что она его девушка.

— Я его не трогала, — сказала Марисоль с сильным доминиканским акцентом. — Это Новенькая!

Ой-ой. Бедная девчонка. Она в доме меньше шести часов, а ее уже в чем-то обвиняют. Келли отпускает волосы Марисоль и бросается в спальню в поисках своей жертвы.

— Где эта маленькая с*чка?

Келли скидывает Новенькую с верхней койки и тащит ее в коридор, пока та орет. Я наблюдаю за этим зрелищем со своей кровати.