Экзорцисты - Джон Сирлз

– Бу-у-у! – завопил Брайан мне вслед.

Когда Роуз остановилась, я открыла дверцу и забралась внутрь. Она обрила волосы прошлой зимой, и сейчас они отросли и торчали во все стороны, такие же черные, как и у меня, только с красно-синим оттенком, которого не было раньше. Роуз любила ездить с открытыми окнами, чтобы волосы развевались на ветру, и когда она останавливалась, ей приходилось убирать их с лица.

– Привет, – услышала я ее голос из массы спутанных волос.

– Бу-у-у! – вопил Брайан, который стоял на тротуаре, махал руками и подпрыгивал на месте.

– Что это с ним? – удивленно моргая, спросила сестра, и я увидела ее бледное широкоскулое лицо.

– Он пытается меня напугать.

Она фыркнула, потом наклонилась вперед и показала ему средний палец. Моя сестра лучше всех на свете умела отшивать всяких придурков: она выставляла руку и с такой скоростью демонстрировала им этот самый палец, что казалось, будто мимо просвистел нож с выкидным лезвием.

– Говнюки вроде него – вторая причина, по которой я ненавидела школу.

– А какая первая?

– Отвратная еда. Мерзкие учителя. И я терпеть не могла делать уроки.

«Это уже три», – подумала я, но ничего не сказала, потому что Роуз переключилась на Брайана.

– Встанешь перед моим пикапом, и я тебе яйца раздавлю! – крикнула она.

– Бу-у-у!

– В твоем словаре есть другие слова, придурок?

– Просто поезжай, не стоит обращать на него внимания, Роуз, – тихо проговорила я.

Она повернулась ко мне.

– Сильви, если мы не будем давать отпор ему и типам вроде него, они никогда не оставят нас в покое. Никогда.

– Может быть. Но сейчас я бы хотела поехать в магазин.

Роуз громко выдохнула и, немного подумав, решила забыть о Брайане.

– Будем считать, что сегодня у придурка счастливый день. Иначе я бы вылезла и отделала его по первое число. – Она снова показала ему средний палец и нажала на газ.

– Бу-у-у! – вопил Брайан под визг наших гигантских шин. – Бу-у-у! Бу-у-у! Бу-у-у!

Он продолжал верещать, точно призрак в заброшенном доме на холме. Если вы, конечно, верите в такого рода вещи. Лично я и верю, и не верю. Но по большей части – да, все больше и больше – я верю.

Девять месяцев. Ровно столько времени прошло с тех пор, как погибли мои родители.

И тем не менее, несмотря на то что я сказала Брайану, вещи, которые мои родители держали в подвале – те, что возникали в сознании жителей Дандалка всякий раз, когда они смотрели на нас с сестрой, – по-прежнему оставались на своем месте.

Ш-ш-ш-ш

Мы целый час бродили по гулким коридорам огромного универмага, поднимались и спускались по эскалаторам, ослепленные ярким сиянием ламп и окутанные запахом печенья с кусочками шоколада и корицей. Там оказалось столько всего интересного, что Роуз даже не вышагивала впереди меня, как делала обычно. Из нас двоих она была симпатичнее, высокая, спортивная и красивая. Я видела, что мужчины окидывают ее внимательными взглядами, но она их игнорировала. Когда мы бродили по магазину, у меня впервые за очень долгое время возникло ощущение счастья, потому что в этот момент наша жизнь казалась почти нормальной.

В «Джи-си пенни» мы увидели хорошо знакомые каталоги, поскольку наша мама покупала вещи только из них. В «Джуниор мисс» я остановилась, чтобы провести рукой по черному платью до колена, приталенному, с высоким воротником. Мне оно понравилось, но, с другой стороны, именно такое стала бы носить Венсди Аддамс, что доставило бы особое удовольствие всем Брайанам Уолдрапам в мире.

Как выяснилось, мое мнение касательно платья не имело ни малейшего значения. Роуз подвела меня к вешалке с надписью «Ликвидация коллекции» и сказала, чтобы я выбрала, что хочу. Но там висела всякая ерунда вроде расклешенных штанов и рубашек с открытым воротом, которые я не собиралась носить. Как только сестра отошла в сторону, я тоже оттуда слиняла. Но когда я нашла другую стойку, снова появилась Роуз, спросила, что я вытворяю, велела мне отправляться в примерочную и заявила, что сама выберет мне тряпки. Я еще не успела забыть, как мы с ней препирались по дороге сюда (слишком быстро, слишком много внимания приемнику, слишком сильный ветер в окна, слишком частые смены полос на шоссе и почти полное отсутствие сигналов), и потому не хотела устраивать новую разборку. Я отправилась в примерочную и разделась до нижнего белья, сидевшего слишком плотно, поскольку мы несколько месяцев не покупали ничего нового.

Я умела ждать. Прошлой зимой я делала это бесконечно, лежа на кровати в больнице и прислушиваясь к шагам в коридоре, тихому смеху посетителей в других палатах и шороху страниц, доносившемуся из репродукторов. А еще я слышала несмолкаемый шум, наполнявший мое ухо. «Как в раковине, – говорила я доктору, – или как если бы кто-то сказал тебе: “ш-ш-ш”».

Ш-ш-ш-ш.

Не Роуз, не дядю Хоуи и не отца Коффи. И вообще никого из знакомых. Если не считать медсестру, врача и социального работника, первым человеком, которого я увидела у своей кровати, был детектив Деннис Раммель, мужчина с ярко-голубыми глазами, седыми волосами и квадратной челюстью, какие обычно бывают у статуй. Наверное, это может показаться странным, но детектив взял мою маленькую руку в свою крупную ладонь и долго ее не выпускал. И еще странно, что он наливал мне в чашку воду и бросал туда лед из грохочущей машины, стоявшей в конце коридора. Странно, что он поправлял мне подушку и одеяло, чтобы я чувствовала себя удобнее. Но он так делал.

– Чем больше ты сможешь вспомнить о том, что произошло, Сильви, – сказал детектив ровным голосом, заставившим меня снова подумать про статую, которая с трудом разлепляет губы, чтобы заговорить, – тем больше у нас шансов найти преступника. И тогда твои мама и папа смогут обрести покой. Ты же хочешь этого, верно?

Я кивнула, одновременно вспомнив слова отца: Людям не следует знать, что происходит в нашем доме…

– Давай начнем с того, что заставило тебя пойти в церковь? – спросил Раммель, присев на край моей кровати и снова взяв меня за руку.

От его вопроса я вдруг отчаянно захотела пить. Мне нужна была вода из графина и лед из машины, мне нужна была моя сестра, но Раммель ни разу не упомянул Роуз. Поэтому вместо того, чтобы сообщать ему о своих желаниях, я рассказала, что после полуночи зазвонил телефон, мама вошла ко мне в комнату, разбудила и сказала, что мы поедем в церковь.

– Она не показалась тебе расстроенной?

Я покачала головой.

– Она говорила, кто позвонил и с кем вы собираетесь встретиться?

Ш-ш-ш-ш.

Когда Раммель внимательно посмотрел на меня своими голубыми глазами, звук стал громче. Я сглотнула, в горле еще сильнее пересохло, и ответ готов был сорваться с языка.

– Я знаю, как тебе тяжело, Сильви. Никто не должен проходить через такое немыслимое испытание, особенно в столь юном возрасте. Я очень ценю твою храбрость. И хочу, чтобы ты ответила на мои вопросы обо всем, что запомнила. Ты понимаешь?

Я кивнула.

– Хорошо. Мы проверим телефонные звонки. Но сейчас мне важно, чтобы ты сказала, говорил ли кто-то из твоих родителей о том, кто им позвонил.

Ни ты, ни Роуз не должны никому ничего рассказывать…

– Нет, – ответила я дрожащим голосом.

– Даже не намекнули?

Вообще никому…

– Они никогда не рассказывали, чем занимались. А по дороге в церковь мы молчали, потому что было поздно и дорога скользкая.

Детектив отвернулся, и мне показалось, что ему мой ответ не понравился. Он перевел взгляд с потрепанных штор на мерцающий телевизор.

– Ладно, – сказал Раммель, снова поворачиваясь ко мне. – Скажи, а почему родители взяли тебя с собой, а твою сестру оставили дома?

– Дома?

– Да.

Я затихла, прислушиваясь к шуму в ухе, потом прижала руки к повязке и закрыла глаза.

– С тобой все хорошо? Я могу позвать медсестру. Она на посту в коридоре, совсем рядом.

– Все хорошо. – Я открыла глаза и посмотрела на собственные ноги в конце кровати. – Разве Роуз не сказала вам, почему она была дома?

– Сильви, она сейчас находится в участке и отвечает на те же вопросы. После того как мы обнаружили тебя и твоих родителей в церкви Святого Варфоломея, к вам домой отправили полицейского, он и нашел там твою сестру. Сейчас для нас важно сравнить ваши показания, это поможет раскрыть дело. Поэтому ответь мне, родители сказали тебе, почему они оставили Роуз дома?

– Нет, не сказали.

– Вы втроем часто уезжали куда-то без нее?

В этот момент в примерочную через верх влетело две пары вельветовых брюк и несколько фланелевых ру-башек.

– Давай, примеряй побыстрее, – заявила Роуз. – Я хочу пи́сать, как пони.