Исчезнувшая невеста - Барбара Картленд

«Неужели после стольких лет отсутствия мое имя еще что-то значит для них?»– спрашивал себя герцог и не находил ответа.

Ему хотелось спросить об этом Роберта Данблейна, но герцог не хотел выглядеть смешно в глазах лорда Хинчли.

Ему вспомнилось, как не хотел он ехать, как снова и снова повторял, что ненавидит Шотландию.

– Если ты так ее ненавидишь, зачем же туда едешь? – спросил лорд Хинчли как-то за ужином.

– По семейным обстоятельствам, – коротко ответил герцог, пресекая дальнейшие расспросы.

И лорд Хинчли почел за лучшее не приставать к приятелю, если ему это неприятно.

Однако он лишний раз убедился в том, что Тэран – совершенно непредсказуемый человек.

Лорд Хинчли искренне любил своего друга и восхищался им – да и как было не восхищаться этим блестящим джентльменом! Но порой лорд чувствовал, что герцог совсем не похож на прочих его великосветских знакомых.

У друзей – так казалось лорду – не может быть запретных тем для разговора. Они должны доверять друг другу во всем.

Однако со временем он обнаружил, что герцог не хочет обсуждать с ним семейные дела Макнарнов.

Трое всадников начали спуск с холма: ехать стало легче, и лошади перешли на рысь.

И герцог, и лорд Хинчли уверенно чувствовали себя в седле. Оба они не раз участвовали в ежегодных скачках в Ньюмаркете и порой даже завоевывали первые призы.

Однако лорд Хинчли почувствовал настоящее облегчение, когда двумя часами позже Данблейн сказал:

– Нам осталось совсем немного: через пять минут покажется замок.

Герцогу казалось, что он хорошо представлял, как выглядит замок, однако, когда через пять минут они обогнули холм, перед ними выросло сооружение, более огромное и впечатляющее, чем оно запечатлелось в его памяти.

Причудливое строение из серого камня со множеством башен и башенок, со средневековыми узкими бойницами и широкими окнами с цветными мозаичными стеклами – наследием семнадцатого века – замок Нарн, несомненно, представлял собой один из самых великолепных архитектурных сооружений в Шотландии.

Лорд Хинчли ахнул и уставился на замок с нескрываемым восхищением.

– Боже правый, Тэран! – воскликнул он. – Ты никогда не говорил, что твое родовое гнездо по красоте не уступает Вестминстеру!

– Я рад, что тебе нравится, – сдержанно ответил герцог.

Однако и сам он не мог сдержать невольной гордости при виде величественного, неприступного на вид строения.

Герцог ненавидел замок. Это мрачное здание отбрасывало на его детство черную тень. Замок настолько прочно связался для герцога с деспотизмом и жестокостью отца, что юноша покинул его без сожаления и ни разу не вспомнил о нем за все двенадцать лет пребывания в Англии.

Но сейчас, когда окна замка блестели под лучами солнца, а на самой высокой из башен развевался флаг, даже герцогу пришлось признать, что это достойное жилище для вождя Макнарнов.

Он обернулся, чтобы посмотреть, не отстали ли слуги. Багаж герцога и лорда был погружен в экипаж; а самих путешественников сопровождали шестеро конных. Во время пути они держались на значительном расстоянии; но теперь герцог заметил, что они подъехали ближе.

Герцог повернулся к Данблейну.

– Они должны ждать здесь, чтобы приветствовать возвращение вашей светлости, – тихо заметил тот.

– Они? – переспросил герцог. – Кто они?

– Члены клана. Разумеется, только те, кто живет поблизости; остальные спустятся с гор завтра или послезавтра.

– Зачем? – спросил герцог после паузы. Он сам почувствовал, что вопрос прозвучал слишком резко.

Мистер Данблейн бросил на него быстрый взгляд из-под кустистых бровей.

– Чтобы приветствовать нового вождя клана, как это принято в Шотландии. Все с нетерпением ждали вашего возвращения.

Герцог ничего не ответил на это.

В самом деле, после такого заявления трудно было сказать, что он вообще-то и не собирался возвращаться.

Герцог вспоминал, как члены клана приветствовали его отца – на собраниях клана, куда мальчик не допускался, и на праздновании Рождества, где он бывал вместе с отцом.

Теперь герцог понимал, что вождь, как и в стародавние времена, представляется членам клана каким-то высшим существом, почти богом. И глупо было надеяться, что это первобытное преклонение осталось в прошлом.

Герцог жалел, что не написал Данблейну в своем письме, чтобы тот не устраивал из его приезда шумихи. Ему не нужны никакие церемонии; он не хочет, чтобы эти дикари плясали вокруг него, словно африканцы вокруг своего божка!

Но герцог понимал, что, даже если бы он написал об этом, никто не принял бы его слов всерьез.

Вождь – отец своего клана: как прежде, он властен над жизнью и смертью своих людей; как прежде, отвечает за их благополучие.

Разве не читал он об этом во время учебы в Оксфорде? Герцог припомнил, как объяснялось в учебнике истории положение вождей во время мятежей 1715 и 1745 годов:

«Власть вождя, как владельца земли, полководца, судьи и» отца народа «, была абсолютна и непререкаема; впрочем, в некоторых случаях он мог советоваться с членами своей семьи и наиболее уважаемыми членами клана».

«Одно я знаю точно, – мрачно подумал герцог, – у меня нет ни семьи, ни желания с кем-либо советоваться». Отца его, слава богу, нет в живых; покинула этот мир и сестра Дженет.

Остался Торквил – безмозглый юнец, из-за которого герцогу пришлось покинуть уютный и цивилизованный Лондон.

Впрочем, сообразил герцог, наверняка есть еще какие-нибудь дальние родственники, которых он не помнит. И он как бы между прочим поинтересовался у Данблейна:

– А в замке кто-нибудь остался?

– Только Джейми, ваша светлость. Герцог удивленно поднял брови.

– Джейми?

– Младший сын леди Дженет.

– Ах, да!

Герцог, разумеется, помнил о существовании младшего племянника, хотя и позабыл его имя.

Ведь именно появление на свет этого мальчика стоило несчастной Дженет жизни.

– Прекрасный мальчик, – продолжал мистер Данблейн, – храбрый, любознательный, искатель приключений, – словом, настоящий Макнарн!

– Кажется, мои племянники слишком любят приключения! – резко отозвался герцог.

Мистер Данблейн бросил на него недоумевающий взгляд и ничего не ответил.

И вдруг, совершенно неожиданно как для герцога, так и для лорда Хинчли, из-за пологого холма, заросшего вереском, появились несколько десятков всадников и поскакали прямо к ним.

Руки их были вскинуты в приветствии, а из мощных глоток рвался многоголосый воинственный крик, в котором герцог узнал боевой клич Макнарнов.

Этот вопль, полный первобытной ярости, в былые времена призывал членов клана к бою с врагом.