Катализатор - Степан Митяев

Гена присел на камни и сделал вид, что осматривает побережье. Прыгать, да еще рыбкой, совсем не хотелось. Время шло. Очень скоро он ощутил нестерпимый жар от нагретых полуденным солнцем камней. Голые ступни высохли и стали медленно поджариваться. Сначала это был неприятно, через пару минут стало больно, а потом – совсем нестерпимо.

Положение было катастрофическим. Гена вдруг отчетливо понял, что даже если плюнуть на гордость и попробовать спуститься вниз обычным путем – шансов у него никаких. Спускаться оказалось гораздо страшнее, чем карабкаться наверх. В этот момент он вообще слабо понимал, как сюда забрался.

Внизу девчонки хохотали над очередным Серегиным анекдотом, а Бугаев на раскаленной скале пропадал во цвете лет. В конце концов он понял, что лучше разбиться об воду, чем поджариться на камнях, и полетел вниз ногами вперед. Солдатика не получилось, и он больно стукнулся животом об водную гладь, которая, по Гениным ощущениям, временно превратилась в асфальт.

В воду он ушел метра на два, не меньше. Открыв глаза, огляделся и собрался всплывать. И в этот момент он увидел большое отверстие в основании прибрежной скалы, которое светилось изнутри.

Так они нашли грот. Он был маленьким, и сокровищ в нем не было, но это был ИХ грот. Свет проникал через узкое отверстие наверху и делал его настоящей сказочной пещерой. Вход в нее был всего в метре от поверхности воды, поэтому девчонки тоже смогли оценить Генино открытие. Первой, смешно зажав носик, погрузилась в воду Лена, и Гена буквально втащил ее за руки в грот. Вся компания сначала восхищенно осматривала новые владения, а потом принялась кричать и прыгать. Взрослые вроде уже были, студенты как-никак, а радовались как дети.

На протяжении смены новые владельцы несколько раз забирались в свой сказочный грот. Здесь Лена однажды и нашла ту самую раковину. Необыкновенную, с какими-то фантастическими переливами. И подарила ее Сереге. Кому же еще?..

Друзья

Утро Бугаева неизменно начиналось под советско-итальянский хит «Уно моменто». Лет пять назад он по случаю купил чудо восточноазиатской техники, которое включало песню в назначенное время, и с тех пор каждое утро вместо трели будильника слушал гениальное произведение неизвестного ему автора. Втайне Гена стыдился этой своей привычки, но ничего с собой поделать не мог: без утренней побудки под «Уно моменто» день проходил как-то уныло.

Впрочем, сегодня любимое музыкальное произведение прозвучало пыткой. Просыпаться с тяжелого похмелья Бугаеву, конечно, было не впервой, однако на сей раз ощущения были запредельными. Напился Гена чисто по-русски. На одной не остановился – побежал еще и по дороге домой встретил подбитого в ухо Октября. Тот, увидев бутылку, все обиды благородно забыл, и дальше давили вместе. Потом Октябрь сбегал еще за одной. Бугаев долго плакал на плече великодушного работника ЖКХ, который утешал, как мог, вспоминая почему-то войну, когда всем было тяжело. После третьей бутылки Гена уже ничего не помнил.

Проснулся он одетым и с наждачной бумагой в горле. Долго пил холодную воду из-под крана, пару раз обнялся с унитазом (чертов Октябрь уговорил напоследок выпить самогону) и наконец к двенадцати часам окончательно принял вертикальное положение. Растопив на сковородке огромный кусок сливочного масла, поджарил себе яичницу из четырех яиц и разрезал завалявшийся в холодильнике помидор. Похмельная яичница, как называл это блюдо Гена, действовала на него лучше всякого алкозельтцера. Не прошло и получаса, как под воздействием ударной дозы калорий он обрел способность соображать.

…Во время Олимпиады Бугаева, как и многих его сокурсников, записали в дружину. Не сказать, чтобы он был самый идейный, но крамольных высказываний за ним не наблюдалось, и сомнений насчет его кандидатуры у ответственных товарищей не возникло.

Инструктировали их много и подолгу. Усевшись в последнем ряду, Бугаев особо не прислушивался, но и не зевал, как некоторые, которых быстро из дружины отчислили. В конце концов, гулять летом по чистой и праздничной Москве было куда веселее, чем торчать у родственников в деревне.

Иногда их назначали на дежурство в кинотеатры. Репертуар был, мягко говоря, странноватый, зато меню в буфете – царское. Фильмы шли не только на русском, но и на языках братских народов СССР. Было это весьма забавно, и Бугаев потом часто рассказывал в компании, как смотрел «Чапаева» на киргизском. Знаменитая сцена на чердаке, когда Чапай с Петькой отстреливаются от коварно напавших беляков и герой революции спрашивает, остались ли патроны, звучала следующим образом:

– Петька, патрон бар?

– Йок, Василий Иванович, бир гранат калдым…

Это означало, что патронов нет, осталась одна граната.

История нравилась, многие смеялись, удивляясь, как мог этот увалень, обычно молчаливый и угрюмый, выдумать такую байку. Гена сначала пробовал доказывать, что Чапай действительно с Петькой на киргизском разговаривали, но вскоре разуверять аудиторию бросил и просто наслаждался минутной славой веселого рассказчика.

В эту субботу собирались у Бугаева. Предки поехали осваивать недавно полученную целину в шесть соток, и на выходные образовалась хата, как тогда было принято называть свободную от родителей квартиру. Напрашивались многие, но после тщательной селекции отобрали самых достойных. Лена специально для Гены пригласила подругу Олю, девушку веселую, но внешностью не блиставшую. Это мягко говоря.

Как-то Серега, собрав очередной сабантуй, на вопрос по телефону про достоинства приглашенных дам, произнес нетленное: «Одна ничего, другая тебе». Оля проходила по второму варианту, но Бугаев обижать девушку не стал и весь вечер галантно наливал ей «Солнцедар». Вообще-то выпивка в местных магазинах была и поприличней, но Оля почему-то попросила купить именно этот бодрящий до боли напиток.

За провиантом отправились, как всегда, в местную кулинарию. В обычные дни весь скудный ассортимент заведения умещался в двух поддонах, остальное витринное пространство было заставлено сгущенкой и консервированным горошком. Но сегодня торговую точку было не узнать. Мало того что обычно засаленное торговое помещение сияло как колонный зал Дома Союзов, так еще и продавщица тетя Маша блистала в накрахмаленном ажурном переднике (и где она его только взяла?).

Выкладка поражала воображение и вгоняла в легкий ступор. Вместо окаменевших в прошлом году котлет и зеленого мясного фарша за стеклом красовались невиданные деликатесы: сервелат, язык, дальневосточные крабы, икра, балык. Да здравствует Олимпиада – праздник прогрессивного человечества! Дураки все-таки эти американцы, что отказались приехать, вот и не попробовали настоящей русской жратвы.

От незнакомых запахов у голодных студентов закружились головы и началось обильное слюноотделение. Денег было мало, хотелось купить все. В конце концов взяли всего по чуть-чуть и радостной гурьбой отправились осваивать плоды всемирного спортивного форума. С хорошей закуской вечер прошел на редкость удачно: никого не вырвало, ничего не разбили. Расходиться начали, когда стало светать.

Серега, даже не спросившись у хозяина, уволок Лену в родительскую спальню. Гена, как обычно, ушел страдать на кухню. Когда закончилась последняя бутылка пива, вдруг вспомнил, что в гостиной скучает девушка Оля. Зайдя в комнату, обнаружил, что та зря время не теряла. Старая тахта была разложена, аккуратно застелена, а раздетая гостья возлежала, едва прикрывшись одеялом, с томиком Мандельштама, купленным Гениными родителями на макулатуру. Хозяин квартиры погасил свет, молча разделся и забрался под одеяло.

В темноте Оля была ничуть ни хуже других, тело у нее было нежным и бархатистым. Очень быстро Бугаев ощутил то, что должен ощущать двадцатилетний человек в кровати рядом с обнаженной женщиной. Преодолев робость, он пошел в разведку по неизведанным местам Олиного тела. Однако соседка по кровати, сама проявившая инициативу с тахтой, всячески демонстрировала, что неопытные Генины ласки ее ничуть не трогают. Видимо, так ее учила мама, которая не знала лучшего способа заинтриговать мужчин.

С холодностью партнерши Гена кое-как смирился, но когда разгоряченный юноша взгромоздился на скромницу и приступил к делу, случилось нечто совсем уж неожиданное. Почувствовав Бугаева в себе, Оля хорошо поставленным голосом громко запела: «Союз нерушимый республик свободных». Видимо, решила добить партнера неординарностью.

Сначала Бугаев оторопел и даже почувствовал, что его мужское естество слегка обмякло. Но потом решил довести дело до конца и с удвоенной энергией задвигал тазом. Гимн прекратился, а через пару минут громкий женский стон разнесся по всей квартире. Олина мама была посрамлена.