Тьма - Ольга Грибова

— Красота-то какая, — присвистнуло наше личное «Пугало». — Вот бы мне такой домик.

— И будешь жить там один, — одернула Димку Ксюша, — потому что таким кошмаром может восхищаться лишь тот, у кого чувство прекрасного отсутствует напрочь.

Я пропустил мимо ушей разборки брата с женой. Кажется, они выясняли, что именно можно считать образцом вкуса. Куда больше меня волновало отсутствие охраны. Это наталкивало на два предположения: либо это ловушка для нежеланных гостей, либо хозяин коттеджа несказанно уверенное в себе существо.

Андрей первым шагнул на тропу. Не таясь, он направился к дверям особняка, и мы, движимые любопытством, пошли следом. Лунный свет раскрасил стены дома причудливыми тенями. Казалось, они танцуют и протягивают к нам свои скрюченные пальцы.

Не найдя кнопку звонка, Андрей постучал. Несколько долгих минут ничего не происходило. Тишина плотным кольцом обступила нас, а морозный зимний ветер норовил пробраться под одежду. Ксюша зябко ежилась, обхватив живот, и я в очередной раз подумал, что взять её с собой было огромной ошибкой. Кто знает, что ждет нас в этом странном доме? Лучше бы она, как и раньше, сидела с папой в номере. Но последний наотрез отказался отпускать нас одних. Так как больше желающих остаться с Ксенией не нашлось, пришлось позволить ей идти с нами.

Неимоверно медленно, не издав ни единого скрипа, дверь открылась. На пороге стояла тоненькая как прутик девушка. Кроме платья из полупрозрачной газовой ткани на ней ничего не было. Ветер, почуяв легкую добычу, ворвался в дом, с остервененьем подхватил длинную юбку платья, словно пытаясь сорвать с несчастной одежду. Но девушка, который на вид было не больше шестнадцати лет, даже не вздрогнула. Её лицо оставалось безмятежным, точно высеченным из мрамора — ни единой эмоции.

— Кто вы? — голос девушки-дворецкого оказался таким же бесцветным как она сама. Глаза равнодушно скользнули по нашим фигурам и уставились куда-то в ночь за нашими спинами.

— Нам необходимо поговорить с хозяйкой дома, — осторожно произнесла Амаранта. Она говорила с расстановкой, опасаясь, что странная девушка может её не понять.

Но та неожиданно отступила, приглашая нас войти. Мы с Андреем переглянулись и, решив, что грех отказываться от такого предложения, ступили за порог особняка. И словно по щелку пальцев мы за долю секунды перенеслись на несколько тысяч лет в прошлое. Дверь закрылась за нашими спинами, единственным источником света служили закрепленные на стенах факелы. Их тусклого освещения едва хватало, чтобы разглядеть плиточный пол и стены, покрытые удивительно яркими изображениями, напоминающими настенные рисунки в гробницах фараонов.

Ни слова не говоря, девушка пошла по коридору, ведущему в центральные покои коттеджа. Шаги отдавались эхом, троекратно повторяясь под высоким потолком. Современный мир остался далеко позади, впереди нас ждало увлекательное и опасное путешествие в Древний Египет.

Провожатая покинула нас в одном из залов. Центральное место здесь занимал мебельный гарнитур — круглый стол и четыре низких кресла со спинками из черного дерева с инкрустацией из зеленого и синего малахита и слоновой кости. По бокам стояли два факела-светильника. Они едва освещали мебельную группу. Остальная часть комнаты скрывалась от нас в глухой тени.

— И что дальше? — шепотом спросила Ксюша.

— Думаю, надо подождать и царица сама к нам выйдет, — также тихо ответил я. Отчего-то не хотелось нарушать естественную тишину этого дома. Это было бы равносильно крику в храме.

— Вот так просто? — удивился Дима.

— Почему нет? — Андрей пожал плечами. — Страшно представить, сколько ей лет и какова её сила. Никто не в состоянии причинить царице сколько-нибудь ощутимого вреда. Так чего ей бояться?

Не успел Андрей договорить, как двойные двери напротив нас распахнулись. Огонь факелов мигнул, но уже через секунду снова ровно разгорелся. Фигура в белом, длинном одеянии двинулась к нам навстречу. Мы замерли, не зная как реагировать. Лично я побаивался лишний раз вздохнуть, поэтому предпочел вовсе не дышать.

Слух уловил мягкий шелест ткани и едва различимую, невесомую поступь. Постепенно в круге света проступила женская фигура. Белая с вкраплениями золотой нити юбка покачивалась в такт шагам, длинный подол волочился по мраморному полу. Плотный пояс перетягивал болезненно тонкую талию и завершался под аккуратной, маленькой грудью. Руки скрывались в пышных газовых рукавах. Виднелись лишь кончики пальцев с длинными ногтями. Предплечья прямо поверх ткани были перехвачены толстыми, золотыми браслетами. Ядовито-черные волосы, в свете факелов отдающие синевой, впереди были скреплены двумя браслетами-заколками и тугими хвостами опускались на грудь, оставшаяся часть волос свободно падала на спину, доставая до талии. Кожа женщины отливала золотом, словно она, подобно всем её украшениям, отлита из этого благородного металла. Голову венчал тонкий ободок, в центре которого покачивалась голова змеи. Гибкую шею обхватывало ожерелье. Сплетенное из множества золотых пластин, оно спускалось до самого выреза платья, скрывая от посторонних глаз ложбинку между округлых грудей.

Потрясенный богатством одеяния незнакомки, я присмотрелся к её лицу. Миндалевидные глаза, подведенные черным, блеснули синевой. Полные губы имели неестественно алый цвет. Красота девушки была необузданной, первозданной. Она проникала в самое сердце, от одного взгляда на идеальное лицо пробивал озноб, и перехватывало дыхание. Мы стояли — пораженные и молчаливые, будучи не в силах оторваться глаз от совершенства. Удивил меня и возраст девушки: ей было не больше четырнадцати лет.

Как парусник она проплыла мимо, и мы вдохнули тонкую смесь ароматов жасмина и кардамона. Она изящно опустилась в деревянное кресло и замерла, устремив на нас внимательный взгляд. Если лицо египтянки было невинно, как у девочки-подростка, то в глубине синих глаз притаилось время. Глаза, как чаши до краев наполненные вином, были полны мудрости несвойственной молодым.

Из-за спины египтянки появилась наша недавняя знакомая. Служанка поставила на стол перед госпожой хрустальный бокал на тонкой ножке, достала из-за пояса небольшой кинжал, взмахнула им и разрезала себе запястье. Алая кровь заструилась в бокал. При этом лицо девушки было также бесстрастно, как и в минуту нашей встречи. Наполнив бокал наполовину, она пережала здоровой рукой вену и отступила в тень.

Египтянка пригубила кровавый напиток, облизала чувственные губы и поставила бокал обратно. Столько истомы было в этом простом движении, что мужская половина нашей компании невольно вздохнула, отчего уголки сладострастных губ египтянки слегка дрогнули в самодовольной улыбке.