Империя ученых (Гибель древней империи. 2-е испр. изд.) - Владимир Малявин

Небо не различает малых и больших, знатных и подлых; все люди – слуги Неба, и нет никого, кому бы оно не выращивало буйволов и коз, не откармливало свиней, диких кабанов, не поило бы вином, не давало в изобилии зерно, чтобы люди почтительно служили Небу.

Мо-цзы

Анемия и разложение государственного аппарата позднеханьской династии во II в. очевидны. Но каково историческое содержание этих явлений? Ответ следует искать в особенностях императорской государственности, которая была призвана выполнять в обществе не представительные, а регулятивные функции. Политика осмыслялась императорскими идеологами в категориях «всеобъемлющей беспристрастности» власти, а общественная жизнь – в категориях «всеобщности» (гун) и «великого поравнения» (тай пин). Эти понятия содержали в себе идею динамического равновесия социума, сосуществования разнородных частей в рамках гармонического всеединства и в конечном счете – все ту же идею равного отношения, точнее, равной подчиненности всех членов общества империи. Идеал «великого поравнения» означал, по сути, поддержание установленной государством иерархии статусов посредством экономических и внеэкономических рычагов. Ряд исследователей – Л.С. Васильев, А.С. Меликсетов, Б.В. Ветров – настаивают на том, что не частнособственнические отношения и рыночная экономика, а контролируемая государством централизованная система распределения была структурообразующим началом в имперской цивилизации Китая.

Регулятивная миссия империи ярко выразилась в сложившейся как раз в ханьскую эпоху традиционной экономической политике с ее девизом «уравновешивания главного и второстепенного», «ствола и ветвей». Смысл этой политики Ван Фу объяснял так: «В великом деле правления нет ничего лучше, чем подавлять ветви и укреплять ствол, и нет ничего хуже, чем забывать о стволе и увлекаться ветвями... В обогащении народа ствол – земледелие и шелководство, а ветви – праздные занятия. В ремесле ствол – производство полезных вещей, а ветви – изысканные и привлекательные безделицы. В торговле ствол – обмен товарами, а ветви – сбыт редкостных вещиц» [Ван Фу, с. 6]. Как видим, Ван Фу не только не отрицает важности торговли, но готов объявить ее основой государственного благосостояния, покуда она не выходит за рамки естественного товарообмена. В сущности, Ван Фу, как и другие идеологи империи, имеет в виду поддержание оптимального баланса между различными сферами общественного производства и потребления в экономической жизни страны.

Идея такого баланса проистекала, надо полагать, из двойственной природы имперского порядка, базировавшегося на налогообложении крестьянских хозяйств и одновременно извлечении выгод из товарного обмена. Однако на практике такой баланс со временем все больше нарушался. Ведь, как нам уже известно, именно деньги в ханьском Китае были подлинной основой власти. Развитие денежного оборота предоставляло правящей верхушке дополнительные возможности для обогащения, но лишь ценой подрыва экономического базиса империи.

Посмотрим, как кризис, переживаемый империей, отразился на состоянии правительственных финансов. Вначале попробуем оценить доходы и расходы двора. Хотя в Китае еще до возникновения империи научились высчитывать и контролировать бюджет, судить о финансовом положении ханьского двора приходится по отрывочным и косвенным данным. Есть сведения, что на рубеже новой эры ежегодные поступления в казну от подушного налога и откупа от повинностей превышали 4 млрд. монет, из которых половина расходовалась на выплату жалованья служащим. Доходы императорского фиска от эксплуатации угодий и природных ресурсов составляли, по-видимому, 1,5-2 млрд. монет [Чжан Хэншоу, 1957, с. 15-16]. Известно также, что после конфискации имущества Лян Шана, стоившего 3 млрд. монет, двор на следующий год снизил вдвое ставки поземельного налога.

Оценить государственные расходы сложнее. С уверенностью можно сказать, что они постоянно возрастали, причем особенно быстрыми темпами с рубежа I и II вв. Известно, что на подавление восстания цянов в 107-118 гг. было затрачено 24 млрд. монет, а всего более чем полувековые войны с цянами (со 107 по 169 г.) обошлись империи в 45 млрд. монет [Хэ Чанцюнь, 1964, с. 179]. Позднеханьский двор избрал политику подкупа верхушки соседних кочевых народов. Южные сюнну ежегодно получали от Китая золота, шелка, денег более чем на 100 млн. монет, страны Западного края – на 75 млн., не считая разного рода нерегулярных платежей и подарков. Все эти подношения, отмечал в 91 году Юань Ань, «дочиста опустошали Поднебесную» [Хоу Хань шу, цз. 45, с. 6б]. Племенам сяньби во II в. каждый год посылались подарки на сумму около 270 млн. монет. В итоге выплаты кочевникам, даже по приведенным далеко не полным данным, составляли 6-7% государственного бюджета [Yu Ying-shi, 1967, с. 61]. К сожалению, о других статьях правительственных расходов можно лишь догадываться. Известно, что к 106 году расходы на содержание гарема составляли ежегодно 200 млн. монет, а в 70-х годах II в. гарем императора Лин-ди, где находилось более тысячи наложниц, ежедневно поглощал несколько миллионов, т. е. около миллиарда в год [Хоу Хань шу, цз. 10а, с. 17б, цз. 78, с. 25а]10.

С конца I в. слышатся постоянные жалобы на истощение казны и отсутствие у власти свободных средств. В 107 году вспыхнуло мощное восстание цянов и южных сюнну, опустошившее северо-запад страны и поставившее правительство перед проблемой оказания помощи сотням тысяч беженцев из пострадавших районов12. Вплоть до распада империи хозяйство западных областей так и не было восстановлено. Одновременно с указанным восстанием на восточные районы обрушилась цепь стихийных бедствий, лишивших двор главного источника доходов. Пришлось пойти на экстренные меры: изъятие средств у чиновников и удельных правителей, крупные дополнительные поборы, приостановка выплаты жалованья служащим. В дальнейшем, особенно после второго восстания цянов в 40-х годах II в., финансовый кризис еще более обострился. Сановник Чжу Му в 147 году заявлял, что расходы столичной администрации выросли «вдесятеро против прежнего», и, хотя, например, с области Хэнэй вместо 80 тыс. кусков шелка стали получать 150 тыс., «у чиновников нет средств, и они берут их у народа» [Хоу Хань цзи, цз. 20, с. 5б].

Стремясь пополнить казну, двор все решительнее ориентируется на изъятие денег у населения. В 162 году Хуань-ди ввел для центральных районов единый денежный налог [Хэ Чанцюнь, 1964, с. 191]. Годом раньше были пущены в продажу низшие знатные титулы и некоторые должности в дворцовой гвардии [Дун Хань хуэйяо, с. 275]. Преемник Хуань-ди император Линди (168-189) в первый же год царствования разрешил преступникам откупаться от наказания [Хоу Хань шу, цз. 8, с. 3а]. Через несколько лет он пустил в продажу чиновничьи должности, а в 80-х годах приказал взимать с правителей областей и рекомендованных на службу ко двору по 20-30 млн. монет от каждой области. В столице указанные лица задерживались, словно заложники, и «среди тех, кто не мог заплатить сполна, немало было покончивших с собой». Деньги поступали в личную казну императора, которой ведали его доверенные евнухи [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 32а-б]. Последние также вели бойкую торговлю через купцов, которых они наделяли чрезвычайными полномочиями. Императорский дворец превратился, по существу, в торговый дом, служивший, как вся торговля в империи, только личному обогащению. На таком фоне кажется символичным любимое развлечение Лин-ди: изображать из себя странствующего торговца, отводя наложницам роль хозяек постоялых дворов [Хоу Хань шу, цз. 103, с. 10а].

Коммерческий бум в позднеханьской империи протекал в условиях все углубляющегося расстройства денежной системы. После того как Гуан У-ди в 41 году восстановил монету ушуцянь13, абсолютное количество денег в обращении, по-видимому, не увеличивалось. В то же время сосредоточение их в руках узкого круга богачей вело к постоянной и все более обострявшейся нехватке монеты. Голод в средствах обращения стимулировал порчу монеты и отливку фальшивых денег. Уже в конце I в. Чжан Линь отмечал, что «деньги дешевы» (т. е. недоброкачественны), и советовал заменить их тканями. С мнением Чжан Линя не посчитались [Хоу Хань шу, цз. 43, с. 4б]. В 153 году двору был представлен проект отливки «больших денег» по причине «легковесности» имевшихся в обращении. Смысл намечавшейся реформы не вполне ясен, но отзывы современников не оставляют сомнения в том, что правительство намеревалось извлечь благодаря ей дополнительный доход [Хоу Хань шу, цз. 57, с. 9а]. Реформа не была проведена, но есть основания считать, что Лин-ди в 80-х годах прибегнул к выпуску недоброкачественной монеты [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 34а]. Как бы там ни было, эфемерный расцвет денежной экономики во II в. закончился финансовой катастрофой. С распадом империи деньги потеряли всякое значение. Отмерла и денежная подушная подать.