Сталин. Битва за хлеб - Елена Прудникова

После всего этого собрание предложило брату сделать подписку и подать жалобу… Подписка была собрана и отослана в Темниково в совет, откуда и был прислан агент, который виновным не признал никого, но перед тем, как отсылать эту подписку, Рожков заявил, что ничего вам не поможет, я здесь царь и бог, в Темниковском совете все мои друзья. Так оно и получилось, и в настоящее время грозит отцу и брату, и давшим подписку. В настоящее время мною, живущим вместе с братьями, получено письмо о том, что отцу и брату не дают покоя и держат под страхом смерти…

В ячейке коммунистов засели и командуют трудовым крестьянином люди с настоящим и прошлым темным, бывшие убийцы, хулиганы, пьяницы, картежники и лодыри, которым неизвестно, что такое честный труд, как в виде Алексея Барсова, который ещё при Николае II отбывал тюремное заключение — 3 года за убийство в Орехово-Зуево… И эти лица, прикрываясь великим именем коммуны, держат в страхе все трудовое крестьянство»[111].

Уж коль скоро дело дошло до Ленина, то засевшим в этой волости коммуно-уголовникам мало не покажется — но каковы типажи! Не зря Тамбов — родина волков. Впрочем, если сия публика отвертится от трибунала — им же хуже. Так бы просто посадили, а повстанцы припасут им смерть лютую…

…В начале 1919 года старый большевик А. Ивенин писал из Саранского уезда Пензенской губернии наркому внутренних дел Петровскому:

«Население настроено против Советов. Втихомолку ждут переворота. Повинны в этом всецело местные уездные власти, произвол которых в управлении не знает границ и очень часто превосходит в своей разнузданности само дикое из того, чем мы вспоминаем проклятый царизм. При взимании чрезвычайного налога применяют пытки мрачного средневековья[112]. Крик „расстреляю“ раздается гораздо чаще, чем при крепостном праве раздавался крик „запорю“. В некоторых деревнях так называемые коммунистические ячейки облагают отдельные дома обедами и потом берут с хозяев контрибуцию за недостаточно вкусно изготовленный обед. Никакие возражения со стороны граждан не допускаются, и в особенности не любят здесь ссылок на декреты… Раскладка налогов, производство реквизиций и конфискаций совершаются вне каких бы то ни было соображений целесообразности с точки зрения осуществляемый центральной властью социальных идеалов. Производят же все это люди, до революции известные местному населению с самых дурных сторон, люди зачастую суголовным прошлым… недовольство народа местными властями все увеличивается и весной может вылиться в самые бурные формы»[113].

В многочисленных жалобах крестьяне дотошно, как особист у Высоцкого, перечисляют «компромат»…

Из заявления арестованных граждан с. Катмиса и дер. Водолей Городищенского уезда Пензенской губернии начальнику Городищеиской милиции. 22 марта 1919 г.

«Поведение коммунистов с. Катмиса таково. Перед праздником Рождества Христова они под давлением и угрозой заставили гражд. Василия Ильина Богаева продать им корову (семейство у Богаева 14 человек, коровы только две). Корову эту они променяли на другую, взяли придачи пятьдесят (50) руб. Зарезали корову, стали продавать гражданам с. Катмиса, а заднюю часть оставили без копейки для себя и на глазах народа в школе готовили котлеты, мясорубочную машинку вытребовали от гражд. Алексея Ив. Лысковцева. Так это повторялось неоднократно…

…Коммунисты, как только продали свое конопляное семя по спекулятивной цене, нарушая обязательное постановление Пензенской губпродколлегии, немедленно приступили к аресту, реквизиции и конфискации семян у бедняков, имеющих по 10 и не более 15 пудов, в число которых входят и семена на посев. У проезжающих через наше село татар… по инициативе учителя Соскова конфисковали пудов пятьдесят с лишним пшеничной муки, которую поделили между собою, начиная от пуда и до трех пудов на каждого. А несчастные остатки пустили как пыль в глаза некоторым гражданам по 1/2 фунта на едока, дабы прикрыть себя как бы справедливостью… Обращение их с гражданами крайне грубое и всякий раз угрожают арестом и расстрелом, держа в руках револьвер…

Двое из коммунистов, а именно — учитель Сосков и Василий Шанькин — в полночь приехали в дер. Водолей и зашли в дом гражданина Тимофея Николаева Потапова (Тимофея дома не было, а была одна жена его — старуха), стали производить обыск, ничего не нашли (не очень давно с Потапова Тимофея взяли взятку 100 руб. денег и 1 пару теплых рукавиц, за что и разрешили ему отправку рогож: в Кузнецк), стали уходить, тогда учитель Сосков сказал Шанькину: „Застрели эту старуху“, — старуха с испуга выбежала на улицу и стала кричать „караул“…

Всеми своими выходками до того терроризировали население, что у граждан с. Катмиса совершенно отпала всякая охота к делу, а потому и работоспособность понизилась до необыкновенных размеров…»[114]

Впрочем, эта жалоба могла быть как самой чистейшей правдой, так и самой оголтелой клеветой. Более того, предпринятое по ней расследование могло как выяснить истину, так и обелить виноватых и очернить невиновных. Выяснить что-либо у крестьян было чрезвычайно трудно, не говоря уже о том, что и многие следователи охочи до котлет и самогона и видят в партийном билете способ получить доступ к жизненным благам. Еще десять лет спустя, несмотря ни на какой политпросвет, крестьяне, бывало, откровенно писали в заявлениях о приеме в партию: «с целью поправить свое материальное положение».

Из отчета агитатора Дмитриевой в Елабужский уком РКП(б) Казанской губернии. 24 января 1919 г.

«Во время поездки по волостям мною были замечены злоупотребления властью со стороны комитетов бедноты. Например, в Анзирке Черкасовской волости члены комитета, поместившись в доме бежавшего священника, готовили себе обед, причем мясо отобрано у богатых крестьян, муку берут с общественной мельницы. На мой вопрос, имеют ли право так поступать, мне было сказано: „Мы — пролетарии, следовательно, можем этим воспользоваться, не станем же мы ходить обедать домой, работая в комитете с утра до вечера“[115]. Допустимо ли это? В Чиршах то же самое. В Костенееве на общем собрании поступили жалобы на старый комитет, что он отобрал много мяса у богатых и львиной долей воспользовался сам, а беднякам досталось очень мало или совсем не попало. Это, конечно, вызывает справедливое негодование крестьян, которые заявили, что хлеб для армии мы дадим всё, но кормить комитет не желаем…»[116]

Это, впрочем, совершенные мелочи, ибо денег на содержание местных органов власть не отпускала, им приходилось снабжаться самим, так что даже партийный агитатор не уверена: можно или нет приготовить обед из реквизированных продуктов. Но бывали истории и похлеще.

«Президиум Замоскворецкого совдепа (Казанская губерния) препроводил в высшую инстанцию письмо крестьян Игнатьева и Вавилова, которые сообщали о незаконных действиях советских работников Тетюшского уезда: военком Шенгин пропускал крестьян сквозь строй солдат, которые били их нагайками и кулаками… В Березовской волости Аткарского уезда Саратовской губернии остались без ответа требования о расследовании факта изнасилования местными коммунистами жён красноармейцев. Кончилось дело ночной поножовщиной: подозреваемых в преступлении нашли мёртвыми. Следствие по этому факту ничего обнаружить не смогло, деревня хранила обет молчания…

В Краснослободской области Ирбитского уезда настроение скверное… Здесь живут товарищи из центра, по продовольствию, товарищи Андреев, Чурков и Шалабашкин, которые отбирают у крестьян не только хлеб, но и семена. Товарищ Шалабашкин пьёт кумышку и пьяный собирает митинги…»[117]

Из письма в редакцию «Известий Хвалынского исполкома». 31 января 1919 г.

«В селе Варановке секретарь волостного исполнительного комитета Иванкин, он же член исполкома, на днях напился пьяный, взял револьвер и винтовку, приказал запрячь пару лошадей… и так долго он катался по Варановке, производя выстрелы. И он говорил: „Я есть царь и бог“ и послал арестовать или же расстрелять лесничего из Чеуронахманского лесничества. Народ страшно возмущался и далее некоторые побросали свои домики и пожитки и удирали в лес»[118].

Кроме местных кадров, по стране шлялась целая армия разного рода аферистов, вроде некоего товарища Невского, который подвизался в Киржеманской волости Ардатовского уезда Симбирской губернии. При появлении он отрекомендовался сельчанам как следователь ЧК при штабе 2-й армии Восточного фронта — благо умельца, способного нарисовать мандат, можно было найти в любом уездном городе. Для начала товарищ Невский объявил, что будет защищать всех, пострадавших от произвола должностных лиц и коммунистов, а продолжил тем, что разогнал волостной и сельские советы, арестовал всех членов исполкома и коммунистов и стал главным человеком в деревне. Впрочем, кончил он плохо: когда в село прибыл отряд, выбежал ему навстречу пьяный и с револьвером и, обозвав красноармейцев бандой, открыл стрельбу. Естественно, бойцы отряда его тут же и пристрелили. Уже в ходе расследования выяснилось, что и к ЧК означенный Невский отношения не имел, атак… «ревизор»…