Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы - Алан Гринспен

Восточные немцы все же могли рассчитывать на поддержку западных соотечественников. Другим странам советского блока, находившимся в таком же, если не в худшем, состоянии, приходилось надеяться только на себя. Видный польский реформатор Лешек Бальцерович пошел по стопам другого крупного преобразователя экономики Людвига Эрхарда. Эрхард, возглавлявший в 1948 году Управление хозяйством англо-американской зоны Германии, дал толчок к возрождению разрушенной экономики, одним махом отменив государственное регулирование цен и производства. Говорят, он превысил свои полномочия, но его постановление было обнародовано в выходной день, и оккупационные власти просто не успели ничего предпринять Комбинация сработала. К удивлению скептиков, западногерманские магазины, страдавшие от дефицита продовольственных и промышленных товаров, мгновенно наполнились, и печально известный черный рынок ушел в прошлое. Заоблачные поначалу цены постепенно снизились, когда увеличившееся предложение превысило спрос.

Получивший западное образование профессор экономики из центральной Польши, Вальцерович последовал примеру Зрхарда, предложив провести, как он выразился, «рыночную революцию». Все остальные называли это «шоковой терапией». В августе 1989 года, когда «Солидарность» победила на выборах, польская экономика находилась на грани краха. В магазинах не было продуктов, гиперинфляция пожирала деньги населения, а обанкротившееся государство не могло выплачивать свои долги. По настоянию Бальцеровича новое правительство запланировало на первое января 1990 года «большой взрыв», т.е. практически полную отмену контроля над ценами. Впервые я встретился с Бальцеровичем за несколько недель до этого события на международной банковской конференции в Базеле. К моему изумлению, польский реформатор сказал, что не уверен в результативности своей стратегии, но, по его мнению, «мелкими шажками реформы не сделать». Вальцерович был убежден, что в обществе, где государство в течение 40 лет регулировало все аспекты коммерческой деятельности, плавный переход от централизованного планирования к рыночной конкуренции невозможен. Требовались радикальные меры, чтобы заставить людей мыслить самостоятельно и. как он выразился, убедить их в неотвратимости перемен.

Как и следовало ожидать, «большой взрыв» вызвал колоссальные потрясения. Как и в Германии времен Эрхарда, цены поначалу взметнулись вверх — в первые две недели злотый потерял половину своей покупательной способности. Но в продаже появилось больше товаров, и постепенно цены стабилизировались. Подчиненные Бальцеровича постоянно следили за ситуацией в магазинах, и наконец, как он вспоминал позднее, «наступил тот судьбоносный день, когда мне доложили: "Цены на яйца снижаются"». Это был явный признак того, что переход к свободному рынку начал приносить плоды.

Успехи Польши вдохновили Чехословакию на проведение еще более смелых реформ. Министр финансов Вацлав Клаус выступал за приватизацию государственных предприятий. Вместо продажи их с аукционов группам инвесторов (в то время нм у кого в Чехословакии не было нужных денег) он предложил распределить собственность между всеми жителями страны в форме ваучеров. Каждый гражданин получал одинаковое количество ваучеров, которые он мог продать, купить или обменять на акции государственных предприятий. Клаус стремился не только обеспечить «радикальную трансформацию права собственности», но и заложить основы фондового рынка.

Об этом и о многих других грандиозных планах Клаус рассказывал на презентации в ходе симпозиума ФРС в Джексон-Хоул, штат Вайоминг. Коренастый, с густой щеткой усов, он энергично доказывал необходимость незамедлительного проведения реформ. «Потерять время — значит потерять все. — говорил Клаус. — Мы должны действовать быстро потому что постепенное реформирование дает предлог привилегированным группам, монополистам всех мастей и сторонникам патерналистского социализма не менять вообще ничего». Его речь была такой пламенной и решительной, что, когда наступило время задавать вопросы, я поинтересовался, каким образом реформы повлияют на занятость населения. «Планируете ли вы создать какую-либо систему социальной защиты для безработных?» — спросил я. Клаус резко оборвал меня: «В вашей стране вы можете позволить себе такую роскошь. А нам, чтобы добиться успеха, нужно полностью порвать с прошлым. Рынок на основе конкуренции ориентирован на производство материальных благ, и именно на этом мы хотим сосредоточить усилия». Впоследствии мы с Клаусом стали хорошими друзьями, но в тот раз впервые в жизни в мой адрес прозвучал упрек по поводу недооценки могущества свободного рынка. Для поклонника Айн Рэнд случай исключительный.

В то время как восточноевропейские страны активно двигались по пути реформ, нестабильность в Москве усиливалась. Западным наблюдателям трудно было понять, что происходит. Буквально через неделю после своего избрания на пост президента РСФСР в июне 1991 года Борис Ельцин выступил в Нью-Йорке перед сотрудниками федерального резервного банка. До начала политической карьеры Ельцин занимал руководящую должность в строительной отрасли, в 1980-е годы он входил в партийное руководство Москвы, а затем покинул ряды Коммунистической партии и примкнул к сторонникам радикальных реформ. Избрание президентом Ельцина, за которого проголосовало 60% россиян, ознаменовало сокрушительное поражение коммунистической системы. Хотя формально Ельцин подчинялся Горбачеву, популярность вкупе с эксцентричностью сделали его центром всеобщего внимания. Подобно Хрущеву в более ранние времена, он, казалось, вобрал в себя всю необузданность и противоречивость своего народа. Его первая поездка в США в 1989 году стала притчей во языцех — в памяти остались выпуски новостей, в которых говорилось о неадекватном поведении Ельцина и пристрастии к виски Jack Daniel's.

Президент федерального резервного банка Нью-Йорка Джеральд Корриган активно подталкивал Уолл-стрит к укреплению связей с советскими реформаторами (этого хотела администрация Буша). Поэтому, когда Ельцин прибыл в Нью-Йорк, федеральный резервный банк пригласил его выступить на ужине, где собралось около полусотни банкиров, финансистов и руководителей компаний. Ельцин прибыл в сопровождении многочисленной свиты, и мы с Корриганом переговорили с ним. прежде чем представить его собравшимся. Ельцин, с которым мы встретились в тот вечер, совершенно не походил на пьяного шута, а производил впечатление умного и решительного человека. Взойдя на подиум, он 20 минут без бумажки весьма убедительно говорил о реформах, а потом без помощи консультантов ответил на вопросы аудитории,

Тогда многие сомневались в том. что Горбачев (или кто-то другой) сможет положить конец коммунистическому режиму, не допустив перерастания всеобщего развала в насилие. После того, как в июле Горбачев распустил Организацию Варшавского договора и приступил к преобразованию СССР в конфедерацию демократических государств, противодействие стало открытым. В августе сторонники сталинских методов руководства осуществили попытку государственного переворота и едва не отстранили Горбачева от власти. Многие считали, что его спасло лишь вдохновенное выступление Ельцина, взобравшегося на танк перед зданием советского парламента. Запад искал пути оказания помощи советским реформаторам. Именно поэтому в сентябре в Москву прибыла американская делегация, возглавляемая министром финансов Ником Брейди и мною. Официально наша миссия состояла в определении круга реформ, необходимых Советскому Союзу для вступления в Международный валютный фонд, но мы прежде всего хотели понять, что же на самом деле происходит в СССР,

С позиции ФРС и всего западного мира Советский Союз экономически не представлял существенной проблемы. Его экономика была не такой уж крупной. Конечно, надежных статистических данных у нас не было, но специалисты считали ВВП СССР примерно равным ВВП Великобритании, т.е. около одной шестой общеевропейского ВВП. Железный занавес держал страну в жесткой изоляции, поэтому ее доля в мировой торговле была невелика. как. впрочем, и долг перед западными государствами, который мог остаться непогашенным в случае краха. Однако у СССР было ядерное оружие. и все прекрасно понимали, какую угрозу представляет распад этой страны для стабильности и безопасности в мире.

Картина, которая открылась во время визита в Москву, привела нас в ужас. Было очевидно, что государство разваливается. Институт централизованного планирования перестал работать, и обеспечение населения оказалось под угрозой. Эдуард Шеварднадзе, бывший в то время министром иностранных дел, сообщил о беспорядках в советских республиках, граничащих с Россией. Он сказал, что жизнь 25 миллионов русских, проживающих в этих регионах, может подвергнуться опасности. Еще страшнее, по его словам, риск конфликта между Россией и Украиной, обладавших ядер-ными арсеналами советских времен.