Бремя равных - Вячеслав Назаров

Какая моторка, какой катер! Такого он не испытывал никогда. Это был полет, именно полет, потому что не тарахтел сзади мотор, потому что не надо было крутить рули и нажимать педали, можно было закрыть глаза и слушать, как замирает сердце, когда ты повисаешь в пустоте, перелетая с волны на волну.

Когда мальчик открыл глаза, красная лодка была совсем близко. Они приближались неслышно и стремительно и поэтому Джеймс их не заметил. Он сидел, уставившись на поплавок…

Триумф был полный. Пока Джеймс приходил в себя, дельфиненок с Юркой подняли в воде такой тарарам, что чуть не перевернули лодку. Они выписывали вокруг немыслимые спирали и восьмерки, уносились в открытое море и возвращались снова.

Потом Юрка перелез со спины дельфиненка в моторку, а его место занял Джеймс, и все началось сначала — англичанин визжал, вопил, орал не своим голосом какие-то пиратские песни, а дельфин свистел, скрипел, хрюкал, и все вокруг кружилось, летело, падало и снова взлетало и тощая фигурка светловолосого мальчишки на живой зеленой торпеде неслась и неслась по морю.

Наконец, все трое умаялись и, совершенно измученные, улеглись отдыхать — мальчишки на дно лодки, а дельфиненок рядом на волну.

И тут Юрка обнаружил интересную деталь: Джеймс совершенно свободно разговаривал с дельфином по-английски! Юрку это немного задело: ведь первым установил контакт он, а не Джеймс, поэтому дельфин хотя бы из уважения должен думать по-русски. Он спросил дельфина почти сердито:

— Откуда ты знаешь английский язык?

— Я не знаю, что такое английский язык.

— Но ведь ты слышишь мысли Джеймса?

— Да.

— И мои мысли слышишь?

— Да. Когда ты думаешь громко.

— А мы с Джеймсом понимаем друг друга очень плохо.

— Почему?

— Потому что мы говорим на разных языках. Ну как тебе объяснить? Я, например, называю берег “земля”, а на языке Джеймса он называется “лэнд”.

Дельфиненок подумал с минуту, потом свистнул.

— Я, кажется, понял. У нас тоже в разных мо есть разные свисты. Если свистит дельфин из холодного моря, то дельфин из теплого моря этот свист не поймет. Но все дельфины умеют думать одинаково.

— Выходит, и люди думают одинаково, а только говорят на разных языках?

— Вы с Джеймсом думаете одинаково, и я одинаково хорошо слышу ваши мысли.

— Вот здорово! Если бы люди умели читать мысли как дельфины, то все бы понимали друг друга и не над бы было учить иностранные языки!

От полноты чувств Юрка изо всей силы хлопну Джеймса по плечу.

— Слышишь, Джеймс, тогда мне не надо было бы зубрить английский! Ура!

Джеймс непонимающе нахмурился и спросил что-то у дельфиненка. Судя по движению плавника, тот перевел. И Джеймс вдруг разулыбался до ушей и тоже ударил Юрку по плечу.

— Энд я нет изучал русский язык! Ура!

Дельфиненок насмешливо заскрипел.

Юрка повернулся на спину и стал смотреть на облака. Еще час назад они низко висели над морем, а сейчас поднялись высоко-высоко и похожи на белые пятнышки в сиренево-синем небе. И от этого мир стал большим и просторным, а их лодка маленькой-маленькой. И бриз утих — ему просто не хватало силы стронуть с места столько воздуха и света. Он свернулся клубочком где-нибудь в ущелье и ждал вечера. Когда солнце будет садиться, облака снова спустятся ниже и мир уменьшится. Тогда бриз выйдет на волю и примется гонять вдоль побережья мелкую зыбь. А потом придет ночь и море сольется с небом: звезды вверху, звезды внизу, тишина вверху, тишина внизу. А потом из моря встанет луна. Она будет идти по небу, постепенно уменьшаясь и бледнея, так что утром от нее, как от растаявшего во рту леденца, останется только тонкий полупрозрачный диск. И потом все повторится сначала…

— Ты приплывешь сюда завтра?

— Да.

— Послушай, тебя надо как-то назвать по-человечьи. Давай, мы будем называть тебя Свистун.

— Суистун! Хорошо, вери гуд, — как эхо отозвав Джеймс.

— Су-ис-ти-ун!!! — локомотивным сигналом пронеслось над морем, и все трое засмеялись.

Все-таки это необычный дельфин, думал Юрка. Недаром у него знак на лбу. То, что он приплыл на свист, конечно, здорово, но в этом нет ничего необыкновенного: с помощью “дельфиньего эсперанто” можно не только звать, но и переговариваться с дельфинами. Об этом в учебнике написано.

А вот о том, что с дельфинами можно разговаривать без всякого “эсперанто”, нигде не написано. Может, такого еще не случалось? Иначе зачем изобретать всякие там ДЭСПы и прочие хитрые вещи?..

А может, случалось, да не поверили… Это вот Юрка знает, что дельфины разные существа, а если кто не знает? Услышит он голос внутри себя, подумает — почудилось.

Так что, если рассудить здраво, ничего особенного в сегодняшнем происшествии нет. Просто счастливый случай.

Юрка потерся щекой о нежную кожу дельфиненка. Нет — все-таки произошло чудо! Вообще, чудес на свете много бывает, но все они приключаются почему-то с другими. Но вот теперь…

Дельфиненок вздрогнул и метнулся от лодки.

— Мама зовет, — виновато сказал он.

Друзья понимающе переглянулись.

— Ну что ж, — со вздохом сказал Юрка. — До завтра!

— До завтра!

Дельфин скрылся в воде, словно его и не было.

— До завтра! — прозвучало стуком крови в ушах. И вдруг у самой кромки горизонта, уже начавшей таять в полуденном мареве, донесся лихой пересвист:

— Хри-юль-ка! Джи-эй-им-иэс! Су-ис-ти-ун!

Мальчишки разом вскочили, замахали руками, до рези в глазах вглядываясь в слепящую даль, но ничего не Увидели.

Джеймс молча завел мотор. Каким неуклюжим корытом показалась им сейчас их алая крылатая лодка! Уже у самого берега Джеймс спросил:

— Ты думаешь рассказать отец о Свистун?

— Нет, — подумав, ответил Юрка. — Он все равно не поверит. Вот мама — та бы поверила. Она ведь все-все про дельфинов знает. Но мама далеко…

8. Пента-сеанс

Здесь, на высоте, было нежарко, но внизу, под горячим дыханием пассата, океан парил и туманился, как запотевшее стекло. Небо тоже не радовало чистотой, хотя на нем не было ни облачка. Полуденное марево гасило краски, и даже солнце в зените выглядело бледным. Где-то там, в стратосфере, нес обратным курсом океанскую влагу антипассат: ветры вблизи экватора работали неутомимо и бесперебойно.

Полуденный пассат располагает к созерцанию и лени, но сегодня покой океана, как занавес на сцене, который вот-вот взовьется и откроет поле невиданных событий.

С двух сторон шли навстречу друг другу два клина, две армии: одна — безоружная и ничего не подозревающая, другая — закованная в сталь, вооруженная до зубов хитрой механикой и готовая к неожиданной сокрушительной атаке. С одной стороны, верещали, свистели и скрипели дельфины, равняя строй тунцов, не уступающих им по размерам и силе, с другой — верещали эхолоты, пересвистывались боцманы, скрипели лебедки, пряча под воду цепкие ячейки необъятных тралов.