Катушка синих ниток - Энн Тайлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не верю, – отрезала Джинни. – Денни в последнее время вел себя идеально.
Но, едва отключившись, она набрала номер брата. Даже сейчас, когда Денни снова жил на Боутон-роуд, она все равно звонила ему на сотовый.
Уже минуло десять, а он еще толком не проснулся. Буркнул невнятно:
– Что?
– Стем говорит, что папа собирается переехать в квартиру, – с места в карьер начала Джинни.
– Да, похоже на то.
– Но с чего вдруг?
– Ты меня спрашиваешь?
– А Стем и Нора ждут только, когда их жильцам найдут новое место, чтобы тоже переехать.
Денни громко зевнул и ответил:
– Ну, логично.
– Ты ему что-то сказал?
– Кому, Стему?
– Ты его обидел и он захотел уехать?
– Джинни, папа переезжает, зачем Стему оставаться?
– Но он говорит, что уедет в любом случае, и вообще в последнее время ведет себя странно. Стал ворчливый и раздражительный.
– Да? – равнодушно произнес Денни.
– Говорю тебе, его что-то гложет. И он, кажется, даже не пытался отговорить папу от идеи с квартирой.
– Нет. Но и никто из нас не пытался.
– То есть, по-твоему, все это нормально? Что папа бросает дом, который построил его отец?
– Да.
– А до тебя не доходит, что ты сам останешься без дома? Его ведь придется продать. Я как-то не представляю, что у тебя хватит денег платить налоги за восьмикомнатный дом на Боутон-роуд, у тебя даже работы нет.
– Угу, – легко, без обиды, отозвался Денни.
– И ты что, вернешься в Нью-Джерси?
– Скорее всего.
Джинни помолчала.
– Я тебя не понимаю, – вымолвила она наконец.
– Ну что поделаешь…
– Ты живешь то здесь, то там, скачешь по свету, как будто тебе вообще неважно, где приткнуться.
У тебя, похоже, нет друзей, нет нормальной профессии… Скажи, хоть кто-нибудь тебе дорог? Я не имею в виду Сьюзен, дети – это… наше продолжение. Но тебя что, не волнует, сколько нервов ты попортил маме с папой? Мы тебя не волнуем? Я? Ты сказал Стему что-нибудь обидное, из-за чего он теперь на всех злится?
– Ни словом я вашего Стема не обидел.
И Денни дал отбой.
– Чувствую себя ужасно, – пожаловалась Джинни сестре.
Она опять позвонила Аманде, правда, на сей раз та ответила раздраженно и явно в спешке.
– Что еще? – бросила она, сама не понимая, что говорит тоном Денни.
– Я все ему высказала. Что он обидел Стема, что постоянно огорчал маму с папой, что не работает и что у него нет друзей.
– Ну? Это разве неправда?
– А еще я спросила, волнуем мы его вообще или нет. Точнее, не мы, а я.
– Вполне разумный вопрос, – заметила Аманда.
– Нет, не надо было.
– Брось, Джинни. Забудь. Он заслужил.
– А как же тот раз, когда он бросил работу и опоздал с выплатой за квартиру только ради того, чтобы приехать мне помогать, потому что я боялась не выдержать и раскроить голову своему ребенку?
Повисло молчание.
– Я не знала, – произнесла в конце концов Аманда.
– Ты не помнишь, что Денни приезжал и жил у меня?
– Я не знала, что ты боялась раскроить Александру голову.
– A-а. Да это неважно, забудь.
– Могла бы попросить меня. Или маму. Она как-никак соцработник.
– Аманда, забудь, пожалуйста.
Еще пауза. Потом Аманда сказала:
– Так или иначе, все остальное, что ты наговорила Денни, справедливо. Это он заслужил. Он и правда плохо обходится со Стемом. И действительно сильно огорчал маму с папой, он превратил их жизнь в ад. И да, он безработный, а если у него есть друзья, то мы с ними не знакомы. И я отнюдь не уверена, что он хоть капельку кого-то из нас любит. Ты сама говорила, что, когда он позвонил в тот вечер, перед тем как приехать домой, у него был несчастный голос. Может, он просто искал предлог, чтобы вернуться.
– Я все равно чувствую себя ужасно.
– Слушай, мне очень неловко, но я опаздываю на встречу.
– Ну иди тогда. – Джинни резко ткнула пальцем в кнопку отбоя.
Денни и Нора занимались уборкой на кухне после ужина. Точнее, убирала Нора, поскольку Денни готовил. Но он не уходил, болтался бесцельно, хватал то одну вещь, то другую, переворачивал, смотрел на донышко, ставил на место.
Нора рассказывала о том, как днем возила Реда смотреть квартиру Сисси Бейли. Он заявил, что стены там – пальцем можно проткнуть. Поэтому в субботу одна знакомая, она риелтор…
Денни спросил:
– Стем на меня из-за чего-то злится?
– Прости, что?
– Джинни говорит, что он все время в плохом настроении.
– А почему ты не спросишь его самого? – Нора втиснула в посудомоечную машину последнюю сковородку.
– Я подумал, может, ты знаешь.
– Неужели так трудно поговорить с ним? Неужели он тебе настолько противен?
– С чего ты взяла, что он мне противен? Блин, вот еще новости!
Нора закрыла посудомоечную машину, обернулась и посмотрела на него. Денни сказал:
– Что, не веришь? У нас с ним прекрасные отношения! И всегда были. То есть он, конечно, весь из себя паинька, весь такой: «Посмотрите, до чего же я лучше всех остальных». И разговаривает всегда ну до того терпеливо, что вот почему-то даже кажется, будто свысока, и, как гласит легенда, он стойко принимает удары судьбы, хотя давай посмотрим правде в глаза: когда это жизнь наносила Стему удары? Но у меня к нему никаких претензий нет.
Нора загадочно улыбнулась.
– Ладно, – смирился Денни. – Спрошу у него.
– Спасибо, что приготовил ужин, – ровно произнесла Нора. – Получилось очень вкусно.
Он, выходя из кухни, поднял руку и тут же уронил ее.
В гостиной Ред в одиночестве смотрел вечерние новости.
– Где Стем? – поинтересовался Денни.
– Наверху с детьми. По-моему, они что-то разбили.
Денни вышел в коридор и поднялся по лестнице. В детской наперебой галдели мальчики. Извиваясь, они ползали по своей «гоночной трассе», а Стем сидел на нижней койке и рассматривал ящик комода, разломанный надвое.
– Что это тут у нас? – спросил Денни.
– Да вот ребята перепутали комод с горой.
– Это был Эверест, – объяснил Пити.
– Ясно, – сказал Денни.
– Можешь передать клей, вон там, на комоде? – попросил Стем.
– Ты и правда собираешься это склеить?
Стем ответил скептическим взглядом.
Денни передал ему бутылочку столярного клея, затем прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди.
– Стало быть, уезжаешь?
– Ага, – отозвался Стем.
Он нанес клей на боковину ящика.
– Я так понимаю, ты уже все решил.
Стем поднял голову и гневно посмотрел на Денни:
– Только не вздумай говорить мне, что я ему что-то должен.
– А?
Мальчики насторожились, но вскоре снова заползали по полу.
– Я свой долг выполнил, – сказал Стем. – Оставайся ты, если, по-твоему, кто-то должен.
– Разве я это говорил? Зачем кому-то оставаться? Папа переезжает.
– Ты прекрасно знаешь: он просто надеется, что мы его остановим.
– Ничего такого я не знаю, – возразил Денни. – Что с тобой вообще в последнее время?
Ведешь себя как болван. И не ври, что это из-за мамы.
– Твоей мамы, – подчеркнул Стем, поставив бутылочку с клеем на пол. – Не моей.
– Хорошо, хорошо, как скажешь.
– Моей матерью, к твоему сведению, была Би Джей Отри.
Денни лишь обронил:
– А.
Мальчики играли, ничего не замечая и громя все на своем пути.
– А Эбби знала, – продолжал Стем, – и молчала, мне не говорила. И даже папе ничего не сказала.
– Я все равно не понимаю, чего ты ходишь с козьей мордой.
– Я хожу, как ты выражаешься, «с козьей мордой», потому что… – Стем осекся: – Ты тоже знал!
– Хм.
– Ты ни капельки не удивился. Мне следовало догадаться! Ты же вечно всюду совал свой нос. Конечно! Ты давным-давно знаешь!
Денни пожал плечами:
– Мне безразлично, кто твоя мать.
– Обещай одно, – сказал Стем, – обещай, что не скажешь остальным.
– Зачем мне им говорить?
– Если скажешь, я тебя убью.
– Ой как страшно, – отозвался Денни.
Мальчики почуяли неладное. Они перестали играть и, открыв рот, воззрились на Стема. Томми позвал:
– Пап.
– Идите вниз, – велел Стем. – Все трое.
– Но, папа…
– Сию минуту!
Они встали и направились к двери, по дороге оглядываясь на отца, Сэмми – с пластмассовым тягачом в руках. Когда он проходил мимо Денни, тот ему подмигнул.
– Клянись! – приказал Стем.
– Хороню! Хорошо! – Денни всплеснул руками. – Слушай, Стем, ты в курсе, что клей быстро сохнет? Делай уже что-нибудь с этим ящиком.
– Клянись своей жизнью, что никогда не расскажешь ни единой живой душе.
– Клянусь своей жизнью, что никогда не расскажу ни единой живой душе, – серьезно повторил Денни. – Но я все-таки не понимаю, какая тебе разница?
– Есть разница, понял? Я не обязан тебе объяснять, – ответил Стем. – Я где-то читал, что даже только что родившиеся младенцы узнают голоса своих матерей, представляешь? Они слышат их, еще когда сидят в животе. И с момента рождения голоса матерей нравятся им больше любых других. И тогда я подумал: «Надо же, интересно, а чей голос мне нравился в младенчестве?» Ты пойми, до чего грустно: я всю жизнь мечтал услышать один-единственный голос, но не слышал его, не считая, конечно, совсем коротенького отрезка времени, и вот пожалуйста: оказывается, это был голос Би Джей Отри! Ее хриплый прокуренный голос и пошлые разговоры. А как разговаривает Эбби? Вернее, разговаривала? Нет, моей матерью должна была стать Эбби.